Ганнибал, он ведь не знает вас так, как знаю я. Он думал, что, если он у вас прямо попросит информацию, вы просто замучаете мать девушки.
И правильно подумал, – мысленно отреагировал доктор Лектер. – И мудро к тому же. Это его тупое шотландско-ирландское лицо может кого угодно ввести в заблуждение. Но оно все в шрамах, надо только уметь их видеть. Что ж, возможно, на нем найдется местечко еще для нескольких.
– Я знаю, чего вы боитесь. Не боли, не одиночества. Вы не переносите унижения собственного достоинства, Ганнибал, вы в этом смысле – как кошка. Я честью поручился заботиться о вас, Ганнибал, и я это делаю. Никакие личные мотивы никогда не влияли на наши отношения, во всяком случае, с моей стороны. И сейчас я тоже забочусь о вас.
Никакого договора с сенатором Мартин не существовало. Но сейчас такой договор заключен. Или может быть заключен. Я много часов просидел на телефоне из-за вас и из-за той девушки. И я сообщаю вам первое условие: вы будете говорить с кем бы то ни было только через меня. Только я буду иметь право опубликовать профессиональный отчет об успешном интервью с вами. Вы ничего не опубликуете. Только я буду иметь доступ к любым материалам, полученным от Кэтрин Мартин – эксклюзивно. Если ее спасут.
Это условие не обсуждается. Вы ответите мне немедленно. Вы принимаете это условие?
Доктор Лектер усмехнулся про себя.
– Вам бы лучше ответить сейчас мне, иначе вы будете отвечать Балтиморскому отделу по расследованию убийств. Вот что получаете вы: если вы укажете, кто такой Буффало Билл, и Кэтрин Мартин обнаружат вовремя, сенатор Мартин – и она подтвердит это по телефону – переведет вас в тюрьму штата Теннесси в Браши Маунтин; вы, таким образом, будете вне досягаемости для мэрилендских властей. Вы окажетесь в ее избирательном округе, далеко от Джека Крофорда. Вас поместят в камеру строгого режима, но там будет окно с видом на лес. Вы получите книги. Что касается пребывания на свежем воздухе – эти детали еще предстоит обсудить, но с ней можно договориться. Назовите его, и вас отправят незамедлительно. Вас передадут в руки полицейских властей штата Теннесси сразу же в аэропорту, согласие губернатора получено.
Наконец Чилтон сказал что-то интересное, хоть сам и не знает, что именно. Доктор Лектер поджал красные губы под хоккейной маской. – В руки полицейских властей. Полицейские не так мудры, как Барни. Полицейские привыкли иметь дело с уголовниками. Они предпочитают кандалы и наручники. Кандалы и наручники открываются ключом. Точно таким, как мой.
– Его зовут Билли, – сказал доктор Лектер. – Остальное я сообщу сенатору. В Теннесси.
28
Джек Крофорд отказался от кофе, предложенного ему доктором Даниэлсоном, но взял чашку и приготовил себе алка-зельцер. Для этого пришлось пройти к раковине из нержавеющей стали позади сестринского поста и налить в чашку воды из-под крана.
Все кругом было из нержавеющей стали: автомат с пластмассовыми чашками, стойка, контейнер для мусора, оправа очков доктора Даниэлсона. Блестящая сталь напоминала о блеске хирургических инструментов и вызывала у Крофорда непреодолимое ощущение грызущей боли где-то в паху.
Крофорд и доктор были одни в крохотной буфетной.
– Без постановления суда – нет, не можете, – повторил доктор Даниэлсон. На этот раз он был тверд, даже резок, гостеприимство его, видимо, было исчерпано предложением выпить кофе.
Даниэлсон руководил клиникой по восстановлению тождественности пола при Университете Джонса Хопкинса и согласился встретиться с Крофордом на рассвете, до начала утреннего обхода.
– Вам придется представить мне отдельный ордер на каждый отдельный случай, и мы будем опротестовывать каждый такой ордер. Что вам сказали в Колумбусе и Миннесоте? Полагаю, то же самое.
– Департамент юстиции как раз сейчас направляет им запрос. Мы должны действовать быстро, доктор. Если он еще не убил эту девушку, он убьет ее скоро – сегодня вечером или завтра. Затем выберет себе очередную жертву, – сказал Крофорд.
– Одно упоминание о Буффало Билле в тесной связи с проблемами, которыми мы здесь занимаемся, мистер Крофорд, свидетельствует о невежественном, совершенно неправильном и даже несправедливом подходе. Более того – такой подход очень опасен. У меня просто волосы встают дыбом. В течение долгих лет – и процесс этот далеко не закончен – мы пытаемся доказать людям, что транссексуалы не сумасшедшие, не извращенцы, не педики, что бы это слово ни означало…
– Но я этого и не…
– Постойте. Случаи насилия среди транссексуалов встречаются гораздо реже, чем среди остального населения. Это приличные люди с реальной проблемой – проблемой, которая сама по себе не решается. Они заслуживают помощи, и я не позволю устраивать здесь охоту на ведьм. Мы всегда оправдывали доверие наших пациентов и собираемся делать это в будущем. Вам лучше исходить именно из этого, мистер Крофорд.
Уже много месяцев подряд в своей частной жизни Крофорду из-за болезни жены приходилось иметь дело с врачами и медицинскими сестрами. Он научился строить отношения с ними так, чтобы не мытьем, так катаньем добиваться хотя бы самых малых преимуществ, способных облегчить Белле существование. Доктора, медицина вообще сидели у него в печенках. Но сейчас это была не частная жизнь. Это был Балтимор, это была работа. Нужно быть как можно более любезным.
– Очевидно, я недостаточно ясно выразился, доктор. Моя вина – раннее утро, а я лучше соображаю по вечерам. Все дело в том, что человек, которого мы разыскиваем, – вовсе не ваш пациент. Это должен быть кто-то, кому вы отказали, потому что убедились, что он не транссексуал. Мы здесь работаем не вслепую: я покажу вам, какими специфическими характеристиками он мог бы отличаться от типично транссексуальных моделей в ваших реестрах личностных исследований. Вот краткий перечень того, что вашим сотрудникам следует искать в характеристиках заявителей, которым было отказано в операции по изменению пола.
Читая перечень, доктор Даниэлсон потирал указательным пальцем одну сторону носа. Потом вернул бумагу Крофорду.
– Весьма оригинально, мистер Крофорд. На самом деле все это крайне причудливо, а это слово я употребляю не так уж часто. Могу ли я поинтересоваться, кто снабдил вас этим набором… догадок?
Вот уж не думаю, что эта информация доставила бы вам удовольствие, дорогой доктор Даниэлсон.
– Сотрудники Отдела криминальной психологии, – сказал Крофорд. – Кроме того, мы консультировались с доктором Блумом из Чикагского университета.
– Алан Блум одобрил это?
– Но мы полагаемся не только на тесты. Есть еще кое-что, помогающее выделить Буффало Билла из общих списков: вполне вероятно, он скрыл судимость, связанную с применением насилия, или попытался фальсифицировать какие-то иные факты своей биографии. Покажите мне тех, кого вы отвергли, доктор.
Даниэлсон отрицательно покачал головой. Впрочем, он делал это почти безостановочно на протяжении всего разговора.
– Материалы обследований и опросов – вещь сугубо конфиденциальная.
– Доктор Даниэлсон, как можно считать подлог и искажение фактов вещью сугубо конфиденциальной? Как может выяснение настоящего имени преступника и настоящей его биографии считаться результатом взаимоотношений врача и пациента, если он никогда не сообщал вам об этом и вам пришлось выяснять это самим? Мне хорошо известно, как скрупулезен в этом отношении Университет Джонса Хопкинса. Я не сомневаюсь, что в практике вашей клиники встречались подобные случаи. Психически больные люди с пристрастием к хирургическим вмешательствам обращаются повсюду, где только имеются хирургические отделения. Это никак не влияет на репутацию лечебного заведения или его законных пациентов. А что вы думаете, к нам, в ФБР, психи не обращаются? Тут на днях в нашу контору в Сент-Луисе явился один – прическа как у Моу[49], с противотанковым гранатометом, двумя ракетами и медвежьим кивером в сумке для гольфа.
– Ну и что, вы взяли его на работу?
– Помогите мне, доктор Даниэлсон. Время поджимает. Пока мы тут стоим и беседуем, Буффало Билл, вполне возможно, совершает с Кэтрин Мартин то, что совершил с остальными. – И Крофорд положил на сверкающую стойку фотографии.
– Не надо. Это не поможет, – сказал доктор Даниэлсон. – Это детские штучки, меня не запугаешь. Я, знаете ли, был военным хирургом и не только работал в полевых госпиталях, но и участвовал в боевых действиях. Уберите эти ваши картинки в карман.
– Это точно. Хирург может спокойно смотреть на искалеченные трупы, – сказал Крофорд, смяв в руке пластиковую чашку и нажимая ногой педаль мусорного контейнера. – Но я не представляю себе, что врач может спокойно думать о том, что человека лишают жизни. – Он выбросил чашку и отпустил педаль. Крышка контейнера захлопнулась с грохотом, словно подтверждающим правоту слов Крофорда. – Вот самое лучшее из того, что я могу вам предложить: я не стану просить вас представить информацию о пациентах, а только о заявлениях, отобранных в соответствии с представленными вам наметками. Вы сами и ваши психиатры из комиссии по рассмотрению заявлений гораздо быстрее разберетесь в отвергнутых документах, чем это мог бы сделать я. Если мы обнаружим Буффало Билла благодаря вашей информации, об этом никому не будет известно. Я найду иной путь, объясню все как-то иначе, и только это объяснение войдет в официальные документы.
– Что, Университет Джонса Хопкинса останется инкогнито, получив статус «свидетеля под защитой государства»? Или нам дадут другое название? Передадут клинику в Колледж Боба Джонса[50], например? Очень сомневаюсь, что ФБР, как, впрочем, и любое другое государственное учреждение, способно достаточно долго хранить тайну.
– Еще как может.
– Вряд ли. Попытки прикрыться неумелым бюрократическим враньем еще более опасны, чем неприглядная правда. Нет уж, лучше и не пытайтесь оберечь нас таким способом, благодарю покорно.