– Джек, вы в курсе по поводу Кэтрин Мартин?
– Ночной дежурный звонил мне минуту назад.
– Значит, вы знаете про блузку. Докладывайте.
– Баззардз-Пойнт – готовность номер один, – сказал Крофорд. – Я считаю – отменять не нужно, пока. Когда дадим отбой, телефонное слежение не будем прекращать. Разрезана блузка, не разрезана – уверенности, что это Билл, пока нет, а если это подражатель, он все же может позвонить насчет выкупа. Кто прослушивает телефоны в Теннесси, они или мы?
– Они. Полиция штата. Они неплохо справляются, Фил Адлер звонил мне из Белого дома, чтобы сообщить, что президент «весьма интересуется» этим делом. Нам очень нужен успех, Джек.
– Мне это тоже пришло в голову. Где сейчас сенатор Мартин?
– Едет в Мемфис. Звонила мне домой минуту назад. Можете себе представить.
– Да.
Крофорд был знаком с сенатором Рут Мартин по слушаниям о бюджете.
– Она использует все возможные рычаги давления.
– Трудно винить ее за это.
– Согласен, – сказал директор. – Я сказал ей, мы наизнанку вывернемся – уже выворачиваемся. Она… Она в курсе ваших домашних дел. Предложила служебный самолет «лир»[25]. Не отказывайтесь, возвращайтесь на ночь домой, если сможете…
– Хорошо. Сенатор – дама жесткая, Томми. Если она возьмется и тут руководить, здесь будет еще тот фейерверк.
– Знаю. Валите все на меня, если надо будет. Сколько в нашем распоряжении в лучшем случае? Шесть-семь дней? Джек?
– Не знаю. Если он запаникует, когда узнает, кто она такая, он может просто убить и выбросить ее в реку.
– Вы сейчас где?
– В двух милях от Квонтико.
– Аэродром в Квонтико может принять «лир»?
– Да.
– Через двадцать минут.
– Вас понял, сэр.
Крофорд дал отбой и включился в поток машин.
17
Не выспавшаяся после тревожной ночи, Клэрис Старлинг, в махровом халате и шлепанцах, с полотенцем через плечо, стояла у двери в ванную. Ванная была одна на четверых: Арделия и Клэрис делили ее с двумя курсантками из соседней комнаты.
Радионовости из Мемфиса заставили Клэрис на миг задержать дыхание.
– О господи! – выдохнула она. – О боже! НУ ЛАДНО, ЭЙ ТАМ, ВНУТРИ! БЕРУ ВАННУЮ ШТУРМОМ! ТРУСЫ НАДЕТЬ! РУКИ ВВЕРХ! ВСЕ НА ВЫХОД! ЭТА ТРЕВОГА НЕ УЧЕБНАЯ!
Она влезла в кабину душа и встала рядом с перепуганной соседкой.
– Выматывай, Грейси, и дай мне вон тот кусок мыла, будь добра.
Прислушиваясь к телефону, она упаковала в дорожную сумку смену белья и поставила у двери следственный чемоданчик с набором необходимых инструментов. Убедилась, что на коммутаторе знают: она у себя в комнате. Когда до начала занятий оставалось минут десять, никому не говоря ни слова, Клэрис с сумкой и чемоданчиком явилась в отдел психологии поведения.
– Мистер Крофорд вылетел в Мемфис сорок пять минут назад, – сказала секретарша, источая сладость. – С ним Барроуз, а Стаффорд, который из лаборатории, отправился из Национального аэропорта.
– Я вчера передавала для него докладную. Он ничего для меня не оставил? Я Клэрис Старлинг.
– О, я знаю, кто вы. У меня тут три записки с вашим номером телефона, и, насколько мне известно, еще несколько лежат у него на столе. Нет, он для вас ничего не оставил, Клэрис. – Женщина взглянула на сумку и чемоданчик. – Мне передать что-нибудь от вас, если он позвонит?
– Может, он оставил свои координаты в Мемфисе?
– Нет, он будет звонить сам. Разве у вас нет занятий сегодня? Вы ведь еще пока не окончили академию?
– Нет. Нет, конечно.
Явиться в класс с опозданием было не очень-то приятно, а тут еще Грейси Питмэн, девушка, которую Старлинг выставила из душа. Грейси Питмэн сидела сразу за Старлинг. Путь к своему месту показался Клэрис ужасно долгим. Во всяком случае, Грейси дважды успела состроить язвительную гримаску, поддразнивая Клэрис, пока та добралась до стула.
Пришлось просидеть без завтрака двухчасовую лекцию об исключениях при выдаче ордера на обыск и арест, прежде чем она смогла наконец подойти к автомату, чтобы выпить кока-колы.
В полдень она проверила свой почтовый ящик: ничего. В этот момент она подумала, и уже не в первый раз в своей не очень долгой жизни, что от крушения надежд во рту остается такой же привкус, как от противного лекарства, которое ей приходилось принимать в детстве.
Бывают такие дни, когда просыпаешься совершенно другим человеком. Сегодня был именно такой день – Старлинг это четко понимала. То, что она увидела вчера в похоронном бюро Поттера, вызвало тектонические подвижки в самом ее существе.
Старлинг изучала психологию и криминологию у отличных преподавателей. И в жизни ей приходилось сталкиваться с кое-какими малопривлекательными способами, которыми равнодушный мир походя крушит и ломает многое на своем пути. Но раньше она не знала, а теперь знает: время от времени семейство homo sapiens порождает существа – в человеческом обличье, – единственное наслаждение которых состоит в том, что предстало перед ее глазами на фаянсе бальзамировочного стола в городе Поттер, штат Западная Виргиния. Первые попытки проникнуть в сознание подобного существа породили в душе Старлинг такой ужас, какого она никогда не испытывала на вскрытиях в анатомическом театре. Она понимала: от этого знания, от этого ужаса ей не избавиться никогда; она понимала: если ей не удастся очерстветь, набить мозоли, она не сможет жить с вечно кровоточащим сердцем.
Занятия, обычная школьная рутина, не помогали. Весь день происходящее вокруг казалось ей нереальным и отдаленным, словно скрытым где-то за горизонтом. Шум, разговоры, отдельные голоса доносились до нее издали, как порой ветер доносит шум огромного стадиона. Любое движение озадачивало: группы курсантов, проходящих по коридору, тени бегущих в небе облаков, уплывающий шум самолета.
После занятий Старлинг отправилась на спортплощадку. Пробежала несколько кругов – слишком много. Пошла в бассейн и плавала до тех пор, пока в голову не полезли мысли об утопленниках. Тогда ощущение воды на коже показалось ей омерзительным.
В комнате отдыха вместе с Арделией Мэпп и десятком других курсантов Клэрис смотрела вечерние новости. Похищение дочери сенатора Мартин не было главным сюжетом передачи, но шло сразу за сообщением о переговорах по разоружению в Женеве. Показали пленку, отснятую в Мемфисе: указатель «Виллы Стоунхендж» в свете мигалки полицейской патрульной машины, стоянка… Репортеры стремились дать блицхронику, но сообщать было нечего, и они интервьюировали всех, кого возможно, в том числе и друг друга. В мигании вспышек, визге тормозов и треске радиопомех представители полицейских, городских и окружных властей, низко наклоняясь к непривычно многочисленным микрофонам, говорили что-то маловразумительное. Фоторепортеры перебегали с места на место, наклонялись пониже, приседали на корточки, пятились, натыкаясь на телекамеры, как только кто-либо из следователей входил или выходил из дверей квартиры Кэтрин Бейкер Мартин.
В комнате отдыха Академии ФБР прозвучал иронический приветственный клич, когда на телевизионном экране на миг в окне квартиры возник Джек Крофорд. Старлинг криво усмехнулась.
Интересно, а Буффало Билл смотрит телевизор? Как ему нравится Крофорд? Знает ли он, кто это такой?
Окружающие полагали, что Билл телевизор смотрит.
Вот и сенатор Рут Мартин – в прямом эфире, передачу ведет Питер Дженнингс. Стоит одна в спальне своей дочери. На стене – у сенатора за спиной – вымпел Юго-Западного университета и плакаты: на одном – Уайл И. Койот[26], на другом – «Мы за равноправие женщин!».
Высокая женщина с сильным, не очень красивым лицом.
– Я сейчас обращаюсь к человеку, который похитил мою дочь, – сказала она. Подошла поближе к камере, заставив оператора неожиданно изменить фокус, и заговорила, как никогда раньше не стала бы говорить с террористом: – В вашей власти отпустить мою дочь, не причинив ей вреда. Ее зовут Кэтрин. Она очень добрый и все понимающий человек. Пожалуйста, отпустите ее. Пожалуйста, не причиняйте ей вреда. Именно вы сейчас контролируете ситуацию. В ваших руках – власть. Вам решать. Я уверена: вы способны на любовь и сочувствие. Вы способны оберечь ее от всего, что может причинить ей вред. Вам сейчас представляется прекрасная возможность показать всему миру, что вы способны на великое добро, на великодушие, что вы можете отнестись к другому человеку лучше, чем другие люди отнеслись к вам. Ее зовут Кэтрин.
Глаза сенатора Мартин исчезли с экрана, сменившись любительским фильмом: малышка Кэтрин пытается ходить, уцепившись за пышную гриву красавца колли.
Голос Рут Мартин за кадром продолжал:
– Вы сейчас видите Кэтрин ребенком. Отпустите ее. Отпустите Кэтрин, не причинив ей вреда, где угодно, в любом месте нашей страны. Я обещаю вам поддержку и помощь. Более того – я стану вам другом.
Дальше пошли фотографии: Кэтрин Мартин восьми лет, за рулем яхты. Яхта поднята на блоках, отец Кэтрин красит корпус. Две недавние фотографии молодой женщины: одна – во весь рост, другая – лицо крупным планом.
И снова во весь экран – сенатор Мартин.
– Обещаю вам здесь, перед всей страной, свою помощь во всем, когда она вам потребуется. Я могу помочь вам: я – сенатор Соединенных Штатов. Я – член Комитета по вооруженным силам страны. Я тесно связана с проектом СОИ, который мы называем в обиходе «Звездные войны». Если у вас есть враги, я выступлю против них. Если кто-то мешает вам, я сумею его остановить. Вы можете позвонить мне в любое время дня и ночи. Мою дочь зовут Кэтрин. Пожалуйста, докажите нам, что вы сильный человек, – закончила свое обращение сенатор Мартин, – отпустите мою дочь.
– Вот это да, – сказала Старлинг. – В сообразительности ей не откажешь. – Ее била дрожь, как замерзшую собачонку. – Господи, ну и обращение!
– При чем здесь «Звездные войны»? – сказала Мэпп. – Это что, если инопланетяне управляют сознанием Буффало Билла с дальней планеты, сенатор Мартин сможет его защитить? Она это имела в виду?