идумает, каким спортом ему заняться, чтоб можно было от этого кайф вместе получать. Да они спят уже с тех пор, как Белла слегла, – все об этом знают, не такие дураки кругом. Получат продвижение по службе, о вас и раз в году не вспомнят. Крофорд, возможно, сам захочет прийти под конец и сообщить вам, что вы получите. Плюс к тому, что вы уже имеете. Не сомневаюсь, он и речь уже подготовил. Ганнибал, он ведь не знает вас так, как знаю я. Он думал, что, если он у вас прямо попросит информацию, вы просто замучаете мать девушки.
«И правильно подумал, – мысленно отреагировал доктор Лектер. – И мудро к тому же. Это его тупое шотландско-ирландское лицо может кого угодно ввести в заблуждение. Но оно все в шрамах, надо только уметь их видеть. Что ж, возможно, на нем найдется местечко еще для нескольких».
– Я знаю, чего вы боитесь. Не боли, не одиночества. Вы не переносите унижения собственного достоинства, Ганнибал, вы в этом смысле как кошка. Я честью поручился заботиться о вас, Ганнибал, и я это делаю. Никакие личные мотивы никогда не влияли на наши отношения, во всяком случае, с моей стороны. И сейчас я тоже забочусь о вас. Никакого договора с сенатором Мартин не существовало. Но сейчас такой договор заключен. Или может быть заключен. Я много часов просидел на телефоне из-за вас и из-за той девушки. И я сообщаю вам первое условие: вы будете говорить с кем бы то ни было только через меня. Только я буду иметь право опубликовать профессиональный отчет об успешном интервью с вами. Вы ничего не опубликуете. Только я буду иметь доступ к любым материалам, полученным от Кэтрин Мартин – эксклюзивно. Если ее спасут. Это условие не обсуждается. Вы ответите мне немедленно. Вы принимаете это условие?
Доктор Лектер усмехнулся про себя.
– Вам бы лучше ответить сейчас мне, иначе вы будете отвечать Балтиморскому отделу по расследованию убийств. Вот что получаете вы: если вы укажете, кто такой Буффало Билл, и Кэтрин Мартин обнаружат вовремя, сенатор Мартин – и она подтвердит это по телефону – переведет вас в тюрьму штата Теннесси в Браши-Маунтин; вы, таким образом, будете вне досягаемости для мэрилендских властей. Вы окажетесь в сфере ее юрисдикции, далеко от Джека Крофорда. Вас поместят в суперохраняемую камеру, но там будет окно с видом на лес. Вы получите книги. Что касается пребывания на свежем воздухе – эти детали еще предстоит обсудить, но с ней можно договориться. Назовите его, и вас отправят незамедлительно. Вас передадут в руки полицейских властей штата Теннесси сразу же в аэропорту, согласие губернатора получено.
«Наконец Чилтон сказал что-то интересное, хоть сам и не знает, что именно. – Доктор Лектер поджал красные губы под хоккейной маской. – В руки полицейских властей.
Полиция не так умна и опытна, как Барни. Полицейские привыкли иметь дело с преступниками. Они используют кандалы и наручники. Кандалы и наручники открываются ключом. Точно таким, как мой».
– Его зовут Билли, – сказал доктор Лектер. – Остальное я сообщу сенатору. В Теннесси.
28
Джек Крофорд отказался от кофе, предложенного ему доктором Даниэлсоном, но взял чашку и приготовил себе «алка-зельцер». Для этого пришлось пройти к раковине из нержавеющей стали позади сестринского поста и налить в чашку воды из-под крана.
Все кругом было из нержавеющей стали: автомат с пластмассовыми чашками, стойка, контейнер для мусора, оправа очков доктора Даниэлсона. Блестящая сталь напоминала о посверкивании хирургических инструментов и вызывала у Крофорда непреодолимое ощущение грызущей боли где-то в паху.
Крофорд и доктор были одни в крохотной буфетной.
– Без постановления суда – нет, не можете, – повторил доктор Даниэлсон.
На этот раз он был тверд, даже резок, гостеприимство его, видимо, было исчерпано предложением выпить кофе.
Даниэлсон был главой Клиники по восстановлению тождественности пола при Университете Джонса Хопкинса и согласился встретиться с Крофордом на рассвете, до начала утреннего обхода.
– Вам придется представить мне отдельный ордер на каждый отдельный случай, и мы будем опротестовывать каждый такой ордер. Что вам сказали в Колумбусе Миннесоте? Предполагаю, что то же самое.
– Департамент юстиции как раз сейчас направляет им запрос. Мы должны действовать быстро, доктор. Если он еще не убил эту девушку, он убьет ее скоро – сегодня вечером или завтра. Затем выберет себе очередную жертву, – сказал Крофорд.
– Одно упоминание о Буффало Билле в тесной связи с проблемами, которыми мы здесь занимаемся, мистер Крофорд, свидетельствует о невежественном, совершенно неправильном и даже несправедливом подходе. Более того – такой подход очень опасен. У меня просто волосы встают дыбом. В течение долгих лет – и процесс этот далеко не закончен – мы пытаемся доказать людям, что транссексуалы не сумасшедшие, не извращенцы, не гомосеки, что бы это слово ни означало…
– Но я этого и не…
– Постойте. Случаи насилия среди транссексуалов значительно более редки, чем среди остального населения. Это честные люди с реальной проблемой – проблемой, по общему мнению, неразрешимой. Они заслуживают помощи, и мы можем дать им эту помощь. Я не позволю устраивать здесь охоту на ведьм. Мы всегда оправдывали доверие наших пациентов и собираемся делать это в будущем. Вам лучше исходить именно из этого, мистер Крофорд.
Уже много месяцев подряд в своей частной жизни Крофорду из-за болезни жены приходилось иметь дело с врачами и медицинскими сестрами. Он научился строить отношения с ними так, чтобы не мытьем, так катаньем добиваться хотя бы самых малых преимуществ, способных облегчить Белле существование. Доктора, медицина вообще сидели у него в печенках. Но сейчас это была не частная жизнь. Это был Балтимор, это была работа. Нужно быть как можно более любезным.
– Очевидно, я недостаточно ясно выразился, доктор. Моя вина – раннее утро, а я лучше соображаю по вечерам. Все дело в том, что человек, которого мы разыскиваем, – вовсе не ваш пациент. Это должен быть кто-то, кому вы отказали, потому что убедились, что он не транссексуал. Мы здесь работаем не вслепую: я покажу вам, какими специфическими характеристиками он мог бы отличаться от типично транссексуальных моделей в ваших реестрах личных диагнозов. Вот краткий перечень того, что вашим сотрудникам следует искать в характеристиках заявителей, которым было отказано в операции по изменению пола.
Читая перечень, доктор Даниэлсон потирал указательным пальцем одну сторону носа. Потом вернул бумагу Крофорду.
– Весьма оригинально, мистер Крофорд. На самом деле все это крайне причудливо, а это слово я употребляю не так уж часто. Могу ли я поинтересоваться, кто снабдил вас этим набором… догадок?
«Вот уж не думаю, что эта информация доставила бы вам удовольствие, уважаемый доктор Даниэлсон».
– Сотрудники отдела психологии поведения, – сказал Крофорд. – Кроме того, мы консультировались с доктором Блумом из Чикагского университета.
– Элан Блум одобрил это?
– Но мы полагаемся не только на тесты. Есть еще кое-что, помогающее выделить Буффало Билла из общих списков: вполне вероятно, что он скрыл судимость, связанную с применением насилия, или попытался фальсифицировать какие-то иные факты своей биографии. Покажите мне тех, кого вы отвергли, доктор…
Даниэлсон отрицательно потряс головой. Впрочем, он делал это почти безостановочно на протяжении всего разговора.
– Материалы обследований и опросов – вещь сугубо конфиденциальная.
– Доктор Даниэлсон, как можно считать подлоги, искажение фактов вещью сугубо конфиденциальной? Как может выяснение настоящего имени преступника и настоящей его биографии считаться результатом взаимоотношений врача и пациента, если он никогда не сообщал вам об этом и вам пришлось выяснять это самим? Мне хорошо известно, как скрупулезен в этом отношении Университет Джонса Хопкинса. Я не сомневаюсь, что в практике вашей клиники встречались подобные случаи. Психически больные люди с пристрастием к хирургическим вмешательствам обращаются повсюду, где только имеются хирургические отделения. Это никак не влияет на репутацию лечебного заведения или его законных пациентов. А что вы думаете, к нам, в ФБР, психи не обращаются? Тут на днях в нашу контору в Сент-Луисе явился один, в длинноволосом парике, с противотанковым гранатометом, двумя ракетами и медвежьим кивером в сумке для гольфа.
– Ну и что, вы взяли его на работу?
– Помогите мне, доктор Даниэлсон. Время поджимает. Пока мы тут стоим и беседуем, Буффало Билл, вполне возможно, совершает с Кэтрин Мартин то, что совершил с остальными.
И Крофорд положил на сверкающую стойку фотографии.
– Не надо. Это не поможет, – сказал доктор Даниэлсон. – Это детские штучки, меня не запугаешь. Я, знаете ли, был военным хирургом и не только работал в полевых госпиталях, но и участвовал в боевых действиях. Уберите эти ваши картинки в карман.
– Это точно. Хирург может спокойно смотреть на искалеченные трупы, – сказал Крофорд, смяв в руке пластиковую чашку и нажимая ногой педаль мусорного контейнера. – Но я не представляю себе, что врач может спокойно думать о том, что человека лишают жизни. – Он выбросил чашку и отпустил педаль. Крышка контейнера захлопнулась с грохотом, принесшим некоторое облегчение. – Вот самое лучшее из того, что я могу вам предложить: я не стану просить вас представить информацию о пациентах, а только о заявлениях, отобранных в соответствии с представленными вам наметками. Вы сами и ваши психиатры из комиссии по рассмотрению заявлений гораздо быстрее разберетесь в отвергнутых документах, чем это мог бы сделать я. Если мы обнаружим Буффало Билла благодаря вашей информации, об этом никому не будет известно. Я найду иной путь, объясню все как-то иначе, и только это объяснение войдет в официальные документы.
– Что, Университет Джонса Хопкинса останется инкогнито, получив статус «свидетеля под защитой государства»? Или нам дадут другое название? Передадут клинику в Колледж Боба Джонса