[43], например? Очень сомневаюсь, что ФБР, как, впрочем, и любое другое государственное учреждение, способно достаточно долго хранить тайну.
– Ваши сомнения необоснованны.
– Вряд ли. Попытки прикрыться неумелым бюрократическим враньем еще более опасны, чем неприглядная правда. Нет уж, лучше и не пытайтесь оберечь нас таким способом, благодарю покорно.
– Да нет, это я вас благодарю покорно, доктор Даниэлсон, за ваши иронические замечания. Они мне очень помогли, вы сейчас сами увидите, чем именно. Вы хотите правды. Как вам понравится такая: он похищает молодых женщин и сдирает с них кожу. Потом надевает ее на себя и резвится в свое удовольствие. Мы не хотим, чтобы он продолжал и дальше делать то же самое. Если вы откажетесь помочь нам, и помочь незамедлительно, вот что я с вами сделаю: сегодня же утром департамент юстиции публично обратится за постановлением суда, заявив, что вы отказались помогать нам. Мы будем запрашивать вас дважды в день – так, чтобы у службы новостей хватало времени включать сообщения об этом в утренние и вечерние передачи. Каждое сообщение из пресс-центра департамента юстиции будет включать информацию о том, что мы обращаемся к доктору Даниэлсону из Университета Джонса Хопкинса, пытаясь уговорить его помочь. В каждой программе новостей есть информация о деле Буффало Билла. Когда Кэтрин Мартин всплывет, а за ней еще одна и еще, мы дадим сообщение о том, чего добились в клинике доктора Даниэлсона, и процитируем все ваши иронические замечания насчет Колледжа Боба Джонса и все, что вы тут наговорили. И еще одно, доктор. Вы знаете. Управление здравоохранения находится прямо здесь, в Балтиморе. Я подумал об отделе финансирования программ, и – так мне кажется – вы подумали о нем еще раньше, чем я. Разве не так? Что, если сенатор Мартин, как-нибудь вскоре после похорон дочери, задаст сотрудникам этого отдела такой вопрос: а не следует ли считать операции, которые вы тут делаете, косметическими? Вполне возможно, ребята из отдела почешут в затылках и решат: «А что, знаете, ведь сенатор Мартин права. Точно. Мы полагаем, что эти операции косметические». И ваша программа не получит больше государственных ассигнований, потому что ее квалифицируют на том же уровне, что операции по изменению формы носа.
– То, что вы говорите, оскорбительно.
– Нет, я всего лишь говорю правду.
– Нечего меня запугивать и незачем на меня давить…
– Хорошо. Я не хочу делать ни того ни другого, доктор. Я лишь хочу, чтобы вы поняли – я говорю серьезно. Помогите мне, доктор. Пожалуйста.
– Вы сказали, что сотрудничаете с доктором Эланом Блумом.
– Да. Из Чикагского университета.
– Я знаю Элана Блума и хотел бы обсудить с ним этот вопрос на профессиональном уровне. Предупредите, что я позвоню ему сегодня утром. Мне тоже небезразлично, что случится с этой девушкой, мистер Крофорд. И с другими. Но на карту поставлено слишком многое, и боюсь, что вы не вполне адекватно судите об этом… Мистер Крофорд, как давно вам измеряли кровяное давление?
– Я сам его себе измеряю.
– И лекарства сами себе прописываете?
– Это запрещено законом, доктор Даниэлсон.
– Но у вас есть постоянный врач?
– Да.
– Расскажите ему о результатах измерений, мистер Крофорд. Какая невосполнимая потеря для всех нас, если вы вдруг покинете нас навсегда… Я позвоню вам попозже утром.
– Попозже – это когда, доктор? Через час, например?
– Через час.
Дистанционный сигнализатор Крофорда заработал, как раз когда он вышел из лифта на первом этаже. Джефф, водитель, махал ему из машины, и Крофорд кинулся к ней бегом. Она убита, ее нашли, подумал он, хватая трубку. Звонил директор. Новости были не самые плохие, но хуже бывает редко: в дело вмешался Чилтон, а теперь за него взялась и сама Рут Мартин. Главный прокурор штата Мэриленд в соответствии с инструкциями, полученными от губернатора, разрешил выдачу доктора Ганнибала Лектера штату Теннесси. Понадобился бы нажим со стороны Федерального суда, его представителей в округе Мэриленд, чтобы отменить или хотя бы задержать выдачу. Директору необходимо было знать мнение Крофорда, и немедленно.
– Не вешайте трубку, – сказал Крофорд.
Он опустил трубку на колени и устремил взгляд в окно.
Первый свет раннего февральского утра почти лишен красок. Все вокруг серое. Мрачное.
Джефф начал было что-то говорить, но Крофорд поднял руку, прося тишины.
Чудовищное эго Лектера. Амбиции Чилтона. Страх сенатора Мартин за жизнь дочери. Жизнь Кэтрин Мартин.
Все вместе.
– Пусть забирают, – сказал он в трубку.
29
На восходе солнца доктор Чилтон и три сотрудника дорожной полиции штата Теннесси в тщательно отутюженной форме стояли рядышком на продуваемой всеми ветрами взлетной полосе, стараясь перекричать шум радиопереговоров, доносящийся из открытой двери самолета, и урчание мотора медицинской перевозки, ожидавшей у трапа.
Старший из полицейских, в чине капитана, подал Чилтону ручку. Бумаги трепетали и загибались под ветром, и полицейскому приходилось разглаживать их на планшете ладонями.
– Слушайте, а нельзя все это сделать в самолете? – спросил Чилтон.
– Сэр, все документы должны быть оформлены в тот самый момент, как совершается физическая передача… Таковы полученные мной инструкции.
Второй пилот закончил укреплять грузовой трап и крикнул вниз:
– Порядок!
Полицейские и доктор Чилтон подошли и встали вместе у задних дверей перевозки. Когда Чилтон открывал двери, полицейские напряглись, словно ждали, что оттуда что-то выскочит прямо на них.
Доктор Ганнибал Лектер стоял выпрямившись на своей тележке, как обычно, опутанный сетчатыми тенетами и в хоккейной маске. В данный момент он опорожнял мочевой пузырь в утку, подставленную Барни.
Один из полицейских фыркнул. Другие двое отвернулись.
– Извините, – произнес Барни и закрыл двери.
– Не беспокойтесь, Барни, – сказал доктор Лектер, – я вполне закончил, благодарю вас.
Барни привел в порядок одежду доктора Лектера и подкатил тележку к задней двери машины.
– Барни?
– Да, доктор Лектер?
– Вы все это долгое время по-доброму обращались со мной. Благодарю вас.
– Не стоит благодарности, доктор Лектер.
– Когда Сэмми в следующий раз придет в себя, скажите ему: я хотел с ним попрощаться.
– Обязательно.
– Прощайте, Барни.
Огромный санитар толчком растворил двери и крикнул полицейским:
– Ребята, возьмитесь за низ тележки с обеих сторон, идет? Так. Ставим на землю… Осторожно.
Барни вкатил доктора Лектера по трапу в самолет. С правой стороны салона три кресла были убраны. Второй пилот закрепил тележку ремнями за скобы для крепления кресел.
– Он полетит лежа? – спросил один из полицейских. – А резиновые штаны ему надели?
– Придется тебе придержать водичку до Мемфиса, браток, – сказал второй.
– Доктор Чилтон, могу я поговорить с вами? – спросил Барни.
Они стояли у самолета, а ветер вздувал рядом с ними крохотные смерчи из пыли, мелкого мусора и обрывков бумаги.
– Эти ребята ничего не понимают, – сказал Барни.
– Мне пришлют профессиональных помощников в Мемфисе, опытных санитаров из психиатрической больницы. Теперь они за него в ответе.
– Как вы думаете, они хорошо будут с ним обращаться? Вы ведь знаете, какой он. Его можно напугать, только пригрозив ему скукой. Больше он ничего не боится… Бить его не имеет смысла.
– Я такого никогда бы не допустил, Барни.
– Вы будете присутствовать на его допросе?
– Да.
«Зато тебя там не будет», – добавил Чилтон про себя.
– Я мог бы помочь устроить его там, в Мемфисе, и вернуться за пару часов до начала моей следующей смены, – предложил Барни.
– Теперь это уже не ваше дело, Барни. Я сам там буду. Я покажу им, что надо делать, прослежу за каждым шагом.
– Пусть они на все мелочи обращают внимание, – сказал Барни. – На все. Он-то ничего не упустит.
30
Клэрис Старлинг сидела на краешке кровати в номере мотеля, не сводя глаз с черного телефонного аппарата. Сидела уже целую минуту после того, как Крофорд повесил трубку. Волосы у нее спутались, а казенная ночная рубашка перекрутилась на талии – таким неспокойным был слишком краткий сон. Ощущение было такое, будто ей со всего размаху двинули ногой в живот.
Прошло всего три часа с тех пор, как она ушла от доктора Лектера, и два – как они с Крофордом закончили составление перечня характеристик для сравнения с диагнозами заявителей в медицинских центрах. За то короткое время, что она спала, доктор Фредерик Чилтон ухитрился завалить все дело. Сейчас Крофорд за ней заедет. Надо быть готовой. Надо думать только о том, чтобы быть готовой.
Черт возьми! Черт ВОЗЬМИ! ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Вы же ее убили, доктор Чилтон. Ты убил ее, доктор Дерьмячья Морда. Лектер много еще чего знает, и я могла бы это у него выяснить. А теперь все пропало. Все пропало. Все было напрасно. Ну, если только Кэтрин Мартин всплывет!.. Я добьюсь, чтоб ты ее увидел своими глазами. Слово даю. Отнял у меня это дело. Стоп. Нужно сейчас же заняться чем-нибудь полезным. Прямо сейчас. Сию минуту. Что я могу сделать прямо сейчас? Сию минуту? Привести себя в порядок.
В ванной – разные сорта мыла в бумажной обертке, шампунь, лосьон, крем и небольшой набор швейных принадлежностей: в хороших мотелях хорошо заботятся о постояльцах.
Встав под душ, Старлинг, словно во вспышке молнии, увидела себя малолеткой, несущей матери полотенца, куски мыла в бумажной обертке и флаконы с шампунем, когда та убирала номера в мотеле, где работала. Когда Клэрис было восемь лет, туда повадилась ворона, одна из стаи, прилетавшей в их затхлый городишко вместе с резким и пыльным ветром. Ворона эта наловчилась таскать мелкие вещи с тележки горничной. Тащила все, что блестит. Терпеливо ждала удобного случая, а затем усаживалась на тележку и принималась копаться среди множества вещей, необходимых для уборки. Иногда ей приходилось спешно покидать поле боя, и, улетая, она пачкала чистое белье. Кто-нибудь из уборщиц порой швырял в ворону отбеливателем, нимало ее этим не отпугивая. Только белая россыпь пятен покрывала иссиня-черные перья птицы. Черно-белая ворона всегда следила за Клэрис, дожидаясь, когда девочка отойдет от тележки – отнести что-нибудь нужное матери, когда та мыла ванную. Именно в дверях т