А с невыделанной кожей работать вообще невозможно. Мистер Гам потратил огромное количество времени и сил на разные эксперименты. А сколько нервов он потратил, пока добился нужных результатов!
В конце концов он пришел к выводу, что самые лучшие технологии – это самые старые. Теперь он действовал следующим образом: сначала вымачивал кожу в ваннах, в отварах из растений и овощей по рецептам древних американцев – только натуральные экстракты и никаких минеральных солей! После этого он использовал метод дубления, который давал самую лучшую, самую мягкую кожу, какую только делали индейцы Нового Света, – дубление с помощью мозгов. Американские индейцы считали, что у любого животного достаточно мозгов, чтобы выдубить его собственную шкуру. Мистер Гам пришел к выводу, что это не совсем так. Он уже давно испробовал индейский метод и нашел, что даже если снимаешь шкуру с самых крупных приматов, мозга у них все равно не хватает. Нет, ему нужно гораздо больше мозгов, и поэтому его морозильник был сейчас битком набит бычьими мозгами, чтобы в нужный момент все было под рукой.
Так что с обработкой кожи проблем теперь не возникало; многолетняя практика позволила ему отработать все до совершенства.
А вот с шитьем проблем очень много, но у него достаточно высокая квалификация, чтобы справиться и с этим.
Вторая дверь из мастерской вела в короткий подвальный коридор, по одну сторону которого была заброшенная ванная комната. Там мистер Гам держал лебедку, чтобы поднимать материал из колодца, хронометр и другое оборудование. По другую сторону от коридора располагалась его студия, а за ней имелись еще подвальные помещения и коридоры, которыми он вообще не пользовался.
Он распахнул дверь студии и включил мощные лампы дневного света. Лампы были прикреплены прямо к потолочным балкам. На высокой платформе из мореного дуба стояли манекены. Все они были частично одеты – на одних были изделия из кожи, на других пока только выкройки из тонкого миткаля. Восемь манекенов отражались в зеркалах, из которых состояли две стены студии, – прекрасные зеркальные плитки самого большого размера. На туалетном столе – разные косметические наборы, множество подставок для париков, на некоторых – парики. Студия была превосходно освещена, вся белая, со светлым, покрытым лаком дубовым полом.
На манекенах были изделия, которые мистер Гам делал на продажу. Несколько сногсшибательных костюмов, по большей части из черной кожи под лайку. Высокие плечи, тщательно отделанные полочки, аккуратно заложенные складки.
Все пространство вдоль третьей стены студии занимал огромный рабочий стол. На нем стояли две швейные машины промышленного типа и два портняжных манекена, один из которых имел размеры и пропорции самого мистера Гама.
А у четвертой стены, нависая своей массой над всей студией, стоял огромный черный платяной шкаф китайского лака. Он почти доставал до потолка – а тот был на высоте двух с половиной метров. Шкаф был старый, часть изображений на нем потускнела; несколько золотых чешуек напоминали о том, что здесь когда-то был изображен дракон, – его белые вытаращенные глаза все еще были на месте и смотрели куда-то вдаль; от морды другого дракона остался только красный язык, остальное выцвело и исчезло. Лаковое покрытие было цело, но сильно потрескалось.
Содержимое этого огромного глубокого шкафа не имело ничего общего с коммерческой деятельностью мистера Гама. Здесь он держал свои Особые Вещи, поэтому дверцы шкафа всегда были закрыты.
Собачка отошла от своей миски, стоявшей в углу, и улеглась на пол между манекенами, оставаясь в поле зрения мистера Гама.
В последнее время он работал над кожаным пиджаком. Надо было закончить эту работу, чтобы ничто уже не отвлекало от главного; он прямо-таки горел нетерпением, его била дрожь – самое подходящее настроение для творчества. Но миткалевые выкройки его совершенно не устраивали!
Успехи мистера Гама в искусстве модельера и портного достигли таких высот, о каких и мечтать не могло Управление исправительных заведений штата Калифорния, которое когда-то, когда он был еще юн, позаботилось дать ему эту специальность. Но сейчас перед ним стояла действительно трудная задача. Ведь даже работая с лайковой кожей, не приобретешь опыта, необходимого для изготовления столь изысканных изделий, какими он занимался сейчас!
Перед ним лежали два комплекта выкроек из миткаля, сметанные, готовые для примерки. Два белых жилета: один его собственного размера, другой – выполненный по меркам, которые он снял с Кэтрин Мартин, пока она была без сознания. Как только он надел меньший из них на манекен, перед ним во весь рост встали все его проблемы. Она была крупной девушкой и прекрасно сложена, но все-таки гораздо меньше мистера Гама, и спина у нее оказалась недостаточно широкой…
Он же страстно желал создать изделие без швов. И это тоже оказалось невозможно. Но он все равно хотел сделать цельнокроенным хотя бы перед, чтоб был совершенно гладким. А это означало, что все вытачки и ластовицы должны быть сбоку и сзади. Очень трудная задача. Ему уже пришлось отказаться от одного кроя, и теперь он начал все сызнова. Если точно все рассчитать и натянуть кожу где следует, можно будет обойтись всего двумя вытачками – под проймой. Вертикальными. И еще две вытачки на талии, но сзади, там, где почки. Он привык работать, оставляя лишь незначительный припуск на швы.
Но он думал не только о внешнем виде будущего изделия, он еще стремился к тому, чтобы вещь была гладкой на ощупь. Ведь могут же человека погладить, особенно привлекательного человека…
Мистер Гам окунул пальцы в тальк и обнял безголовую копию своего тела, как обнимают очень близкого друга.
– Поцелуй меня! – сказал он игриво туда, где должна находиться голова. – Да не ты, глупышка! – Это уже собаке, которая тут же навострила уши.
Мистер Гам нежно погладил манекен по спине, как сделал бы это в обычных условиях с человеком. Потом обошел манекен сзади и тщательно изучил следы талька. Ощущать под рукой шов не очень приятно. Но когда обнимаешь человека, пальцы все равно чувствуют изгиб спины и позвоночник. Мы ведь привыкли к тому, что по центру спины проходит позвоночник, рассуждал он. И это вовсе не так уж и раздражает, как, скажем, асимметрия нашего тела. Значит, швы на плечах исключаются; надо втачать ластовицу в центре, наверху, между лопатками, причем вершина ее должна быть чуть выше середины лопатки… И этот же шов можно использовать, чтобы закрепить кокетку подкладки из плотной ткани – чтобы изделие не потеряло форму… Под обе застежки с боков придется поставить прокладки – не забыть бы купить лайкру для этого. А под каждую застежку справа вшить еще и жесткую планку, чтобы молнию не коробило… Он вспомнил потрясающие вечерние платья из дома моделей Чарлза Джеймса. Вот у кого все швы обработаны замечательно!
А ластовица на спине будет закрыта его пышными волосами. Вернее, волосами скальпа, который у него скоро тоже будет.
Мистер Гам снял выкройки с манекена и приступил к работе.
Его швейная машина была старого образца и работала превосходно. Станина и педаль ножного привода ажурного литья, на боку золотом витиеватая надпись: «Всегда я шью, всегда я шью и никогда не устаю». Лет тридцать назад к машине сделали электропривод, но ножная педаль осталась на месте. Мистер Гам всегда начинал каждый новый шов, работая только педалью. Чтобы добиться ровных стежков, он разувался и качал педаль босой мясистой ступней, аккуратно и методично, придерживая ее пальцами ноги с накрашенными ногтями, чтобы нитка не путалась. Некоторое время в комнате слышался лишь ровный шум работающей швейной машины, бульканье воды в трубах да посапывание уснувшей собаки.
Когда он наконец покончил с ластовицами в миткалевых выкройках, он примерил на себя готовое изделие перед зеркалом. Собачка, подняв голову, наблюдала за ним.
«Так, проймы надо чуть увеличить… И еще остаются некоторые проблемы с отстрочкой и с боковыми швами. А так совсем неплохо. Даже очень неплохо! Мягко, удобно, свободно». Он вдруг увидел себя вылезающим из бассейна и бегущим к горке, чтобы съехать в воду…
Мистер Гам еще некоторое время поиграл с различными комбинациями освещения и с разными париками, стараясь добиться наибольшего эффекта, затем надел потрясающее ожерелье из ракушек, обнимающее шею как раз по линии ворота. Да, это будет шикарно, просто отпадно! Особенно с сильно декольтированным платьем или с брючным костюмом. На его новой полуобнаженной груди…
Его прямо-таки мучило искушение начать прямо сейчас, заняться наконец настоящим делом… Но глаза уже устали. Да и руки тоже – а надо быть совершенно спокойным, чтобы не дрогнула рука. Да и шум уже как-то не хотелось поднимать… Он терпеливо выдергивал нитки из уже готовой строчки и складывал все выкройки по отдельности. Отличные получились выкройки, прекрасно подойдут для этого материала…
– Завтра, Прелесть, – сказал он собачке, доставая из морозильника мозги и раскладывая их для оттаивания. – Это первое, чем мы займемся за-а-а-авт-ра. Мамочка будет такой красивой!
47
Старлинг проспала мертвым сном пять часов подряд и проснулась посреди ночи, разбуженная все тем же кошмаром. Она закусила зубами краешек простыни и зажала уши руками, стараясь определить, на самом ли деле она уже проснулась и избавилась от кошмара. Тишина. Ягнята молчат. Когда она поняла, что проснулась, сердце сразу перестало колотиться, но поджилки все еще тряслись. И она знала, что еще секунда – и ее снова охватит страх.
Но вместо страха ее охватила ярость… и принесла облегчение.
– Бред! – громко произнесла она и высунула ногу из-под одеяла.
Да, вчерашний день был нелегким! Сначала ей нагадил Чилтон, потом ее оскорбила сенатор Мартин, потом она получила выговор от Крендлера, который к тому же отказал ей в поддержке, потом доктор Лектер играл с ней в кошки-мышки, потом ее чуть не стошнило, когда она узнала подробности его побега, а затем Джек Крофорд отстранил ее от расследования. Но самое мерзкое было не в этом: больше всего задевало то, что ее обозвали воровкой.