– Дальше, доктор, дальше!
– Совет все равно отклонил бы его кандидатуру. Но еще до заседания совета мы выяснили кое-какие подробности о прошлом этого человека.
– Какие именно?
– Мы всегда проверяем всех заявителей в полиции по их месту жительства. Так вот, харрисбергская полиция два раза арестовывала этого человека за нападения на гомосексуалистов. Один из этих бедолаг чуть не погиб. Грант дал нам свой домашний адрес, но это оказалась дешевая ночлежка, где он появлялся лишь изредка. У полиции были его отпечатки пальцев да еще счет за бензин, оплаченный по кредитной карточке. Там был номер его водительского удостоверения. Оказалось, что оно выдано вовсе не на имя Джона Гранта. А еще через неделю он перехватил внизу доктора Пурвиса и избил его! Просто так, по злобе!
– Как его зовут, доктор?
– Записывайте, диктую: Джейм Гам.
52
В доме, где жила Фредрика Биммел, было три этажа. И все они отталкивающе мрачны. Крыша, крытая гонтом, вся в пятнах ржавчины, а в водостоках росли маленькие клены, прочно укоренившиеся там и вполне выдерживающие напор зимних ветров. Окна с северной стороны были наглухо закрыты листовым пластиком.
В маленькой гостиной, где было очень тепло от работающего электрокамина, женщина средних лет играла на ковре с маленьким ребенком.
– Моя жена, – представил Биммел, проходя через гостиную. – Мы недавно поженились. На Рождество.
– Здравствуйте, – сказала Старлинг.
Женщина в ответ слабо улыбнулась.
В остальных комнатах было холодно, и повсюду громоздились – так, что было невозможно пройти, – бесчисленные, поставленные одна на другую коробки, набитые всяким барахлом. Там были абажуры для ламп, крышки для домашнего консервирования, корзины для пикника, старые номера журналов «Ридерз дайджест» и «Нэшнл джиографик», старые теннисные ракетки, постельное белье, стрелки и мишень для игры в дартс, синтетические чехлы для автомобильных сидений в стиле пятидесятых годов, от которых несло плесенью и мышами.
– Мы скоро отсюда переезжаем, – заметил мистер Биммел.
Скарб, сложенный грудами возле окон, давно выгорел на солнце. Эти коробки явно стояли здесь годами и разбухали под прессом времени. В комнатах свободное пространство пола кое-где прикрывали вытертые до основы коврики и дорожки.
На лестнице лежали пятна солнечного света. Старлинг поднималась вслед за мистером Биммелом наверх. От его одежды исходил затхлый запах. Сквозь щели в просевшем потолке над лестничной площадкой третьего этажа тоже пробивались лучи солнца. Коробки, стоявшие там, были прикрыты пластиком.
Маленькая комната Фредрики находилась на третьем этаже, под самым свесом крыши.
– Я вам еще нужен? – спросил Биммел.
– Сейчас нет. А вот потом, попозже, я очень хотела бы с вами поговорить. Мистер Биммел, а мать Фредрики?
В деле было отмечено, что мать ее умерла, но не было сказано когда.
– А что мать? Она умерла, когда Фредрике было двенадцать.
– Ах вот как…
– А вы что думали, что это она там, внизу? Я же вам сказал – мы поженились перед Рождеством. А вы что подумали? Вы, видать, совсем с другими людьми привыкли дело иметь. Моя нынешняя жена Фредрику ни разу даже не видела.
– Мистер Биммел, эта комната осталась такой же, как при Фредрике?
– Ага. – Он уже остыл, вспышка гнева прошла. – Мы все оставили как было. Все равно ее вещи никому не годятся. Если хотите, можете включить камин. Только не забудьте выключить, когда будете уходить.
Ему явно неприятно было заходить в эту комнату. И он пошел вниз, оставив Клэрис перед дверью.
Она минутку постояла, положив ладонь на холодную фарфоровую дверную ручку. Ей хотелось собраться с мыслями, прежде чем погрузиться в мир вещей Фредрики.
Ну хорошо, предположим, что Фредрика действительно была первой жертвой Буффало Билла. И он сбросил ее тело в реку, подальше от дома. Он спрятал его лучше, чем тела следующих жертв, ведь только к ее телу он привязал груз: хотел, чтобы раньше нашли других, стремился, чтобы полиция еще до обнаружения тела Фредрики полностью уверовала в то, что выбор жертв и мест похищения был совершенно случайным. Ему было важно отвлечь внимание от Белведера. Потому что именно здесь он и живет. Ну, может быть, в Колумбусе.
Он начал с Фредрики, потому что завидовал ее коже. С чего мы начинаем завидовать? Конечно же, не с чего-то воображаемого. Зависть – грех очень земной: мы начинаем завидовать чему-то конкретному, осязаемому, тому, что видим каждый день. Значит, он мог видеть Фредрику ежедневно. Он мог видеть ее каждый день, наблюдать за ней в любой день ее жизни.
А как Фредрика проводила каждый день своей жизни? Ну хорошо, вот этим и займемся.
Старлинг распахнула дверь. Вот она, ее комната. Пахнет пылью и плесенью. На стене – прошлогодний календарь, навсегда открытый на апреле. Фредрика погибла десять месяцев назад.
В углу – кошачья миска с остатками еды, почерневшими, превратившимися в камень.
Старлинг, имевшая огромный опыт по части создания уюта из случайных, подержанных вещей, стоит в углу и не спеша осматривается. Да, Фредрика отлично здесь поработала, постаралась создать уют. Занавески из цветастого ситца. Судя по следам распоротых швов, она перешила на занавески какие-то старые чехлы для мебели. На стене висела афиша с приклеенной к ней лентой, на которой сверкала надпись «Оркестр средней школы Белведера», рядом – афиши Мадонны, Деборы Харри, Блонди… На полке над письменным столом Старлинг заметила рулон ярких самоклеящихся обоев. Именно этими обоями Фредрика оклеила свою комнату. Не самым лучшим образом, но все же лучше, чем сама Старлинг, когда клеила обои в первый раз. В нормальном доме комната Фредрики выглядела бы, пожалуй, даже веселой. Но в этом унылом жилище она была как пронзительный крик одиночества и отчаяния.
Фотографий самой Фредрики на стенах не было.
Одну фотографию Старлинг обнаружила в школьном альбомчике на маленьком книжном шкафу. Прочитала записи в дневнике: спевки хора, домоводство, кройка и шитье, репетиция оркестра…
На последней странице было несколько надписей разными почерками: «Ты моя лучшая подруга!», «Привет от твоего лучшего друга!», «Помнишь уроки химии?», «Лучшему продавцу домашних пирожных!»
Приводила ли Фредрика сюда своих друзей? И был ли у нее вообще друг, достаточно близкий, чтобы привести его сюда, в эту комнату под самой крышей? У двери стоял зонтик.
Так, теперь фотография Фредрики. Вот она – стоит в первом ряду. Крупная, тучная… Но школьная форма сидит на ней гораздо лучше, чем на остальных. Она толстая, но у нее хорошая кожа. Черты лица неправильные, но в целом мордашка довольно приятная, хотя, если подходить с обычными мерками, не слишком привлекательная.
Кимберли Эмберг тоже была не из хорошеньких. Не очаровашка. Тоже ничем не выделялась в выпускном классе своей школы. Как и все другие жертвы.
А вот Кэтрин Мартин любой назвал бы привлекательной. Высокая симпатичная молодая женщина, которой к тридцати придется соблюдать диету, чтобы сохранить талию.
Помни, что этот тип смотрит на женщин не как обычный мужчина. Так что общая привлекательность не в счет. Они просто должны быть крупными и с гладкой кожей.
Интересно, как он о них думает? Как о «шкурах»? Как о «коже»? Некоторые подонки всех женщин называют одним словом. «Телка», например, или «п…да».
Внезапно она ощутила себя всю: свое тело, пространство, что она собой заполняет; ощутила свою руку, скользящую по фотографии, свою талию, лицо, груди, живот, прижатый к краю стола, ноги… Как применить здесь свой собственный опыт?
Старлинг посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее на стене. Она была рада, что выглядит иначе, чем Фредрика. Но все время помнила, что разница эта определяется лишь неким шаблоном, заложенным в ее сознание. Что именно не давало ей сейчас увидеть этот шаблон?
Как хотела выглядеть Фредрика? К чему она стремилась? Чего хотела от своей внешности? Как хотела ее улучшить? И как добивалась этого?
Вот тут у нее записаны два вида диеты. Фруктовая и рисовая… А вот еще – «Голодание для похудания»: вообще ничего нельзя – ни есть, ни пить…
А может, она посещала специальные занятия, вместе с другими училась сидеть на диете? Может, Буффало Билл там ее и приметил, среди других таких же? Трудно проверить. Из уголовных дел Старлинг знала, что еще две его жертвы посещали такие же занятия. Полиция уже проверяла списки тех, кто ходил на эти занятия. Несколько агентов, в том числе один из канзасского бюро, которое в ФБР именовали не иначе как «Бюро толстяков», а также крупных и толстых полицейских были направлены в диетические клубы и центры, такие как «Стройнесса», «Держи диету», и в прочие организации подобного рода по месту жительства жертв. Старлинг, правда, не знала, посещала ли такого рода клубы и Кэтрин Мартин. Для Фредрики членство в подобных клубах и соблюдение специальной диеты могло быть затруднительным по финансовым соображениям.
У Фредрики сохранилось несколько экземпляров журнала «Велика и великолепна», издающегося специально для крупных, толстых и высоких женщин. В нем публиковались объявления вроде: «Приезжайте в Нью-Йорк! Здесь вы познакомитесь с людьми из разных стран, где ваш размер считается ценнейшим достоянием!» Так, прекрасно. А вот и другое: «Отправляйтесь в Германию или в Италию! Там вы не будете одиноки – в первый же день вы встретите таких же, как вы!» Ну еще бы! А вот что надо делать, если пальцы ног не влезают в туфли… Господи помилуй! И в итоге бедная Фредрика встретила этого Буффало Билла! Уж он-то действительно счел ее тело «ценнейшим достоянием»!
Боже, как же ей приходилось выкручиваться! У нее была кое-какая парфюмерия, косметика, много кремов для кожи. Да, она тоже хотела использовать свое «ценнейшее достояние». Старлинг вдруг поняла, что очень сочувствует Фредрике, как будто это могло теперь иметь какое-то значение.
Бижутерия Фредрики была сложена в коробку из-под сигар «Белая сова». Позолоченная заколка для волос, видимо, от покойной матери досталась. Пара митенок