Неожиданно течение поменяло направление. Насколько я понял, меня болтало где-то напротив города, но на достаточно приличном от него расстоянии, так же как и от мыса Салин. Вскоре я уже не видел города, только зеленые холмы, и тогда я понял, что меня отнесло по меньшей мере на три мили от берега.
Я снова впал в забытье, а придя в себя, увидел примерно в миле от себя судно. Я сумел разглядеть, что это трехмачтовый парусник, идущий под парусами. Он мог быть реальностью или плодом моей фантазии. Я понимал, что разумнее считать корабль миражом. Потом я немного подумал и пришел к выводу, что яхта скорее всего вышла из Сент-Джорджеса и что если она направляется к северной части гренадских островов, то сохранит свой курс, пока не выйдет в открытое море.
Я ощущал какую-то отстраненность, словно обдумывал проблему, которая не имеет ко мне ни малейшего отношения. Рук я уже давно не чувствовал, меня медленно поднимали и опускали длинные голубые волны. Я начал сильнее шевелить ногами, чтобы не упустить яхту из вида, и, не отрываясь, смотрел, как пенится вода, разрезаемая её острым носом. Вероятность, что меня заметят, составляла не более одного шанса из десяти тысяч, даже если яхта пройдет всего в пятидесяти ярдах от меня.
Тут меня осенило. На борту яхты обязательно должны быть рыбаки, которые постоянно вглядываются в море, даже когда нет никакой надежды остановиться и заняться рыбалкой. Большие рыбы иногда выскакивают на поверхность, вздымая пену и брызги. Давай, Макги, подними шум. Дай им возможность тебя заметить. Легче сказать, чем сделать. Согнись и разогнись. Подними связанные ноги и опусти их. Повертись в воде так, чтобы поднять побольше брызг, бей посильнее ногами. Уйди по воду и постарайся выпрыгнуть как можно выше. Снова начала кружиться голова, затошнило. Накатила темнота. Однако я услышал шум парусов, заскрипели веревки, раздался пронзительный крик. Затем послышался гул подвесного мотора. Чьи-то руки схватили меня, подняли и положили на что-то твердое; запахло бензином, рыбой, меня вырвало морской водой…
А потом я лежал на большом куске парусины и чувствовал, как пляшет подо мной на волнах судно. Я прищурился, потому что в глаза мне било яркое солнце, и увидел, что вокруг столпились очень милые серьезные лица; звучали нежные, взволнованные девичьи голоса, словно на палубе собрались сирены из всех морских легенд, бриз развевал их длинные волосы, гладкая, покрытая загаром кожа блестела на солнце. Они массировали мои икры, щиколотки, распухшие ступни, плечи, запястья и налитые кровью руки.
Одна из сирен подняла мою мертвую левую руку, и я взглянул на неё с отстраненным интересом. На руке была темно-красная резиновая перчатка с ямочками в тех местах, где когда-то находились костяшки пальцев.
Неожиданно я закричал. Это меня удивило. Вообще-то обычно я не кричу, но правую руку пронзила такая чудовищная боль, словно у меня одновременно вырвали все пять ногтей. Боль разом отбросила меня во тьму, хриплый вопль, казалось, доносился откуда-то издалека, словно какая-то злая белая птица с клекотом вылетела из моей глотки. Я вынырнул из темноты как раз вовремя, чтобы приготовиться к новой вспышке боли. Она снова возникла в правой руке, а когда начала слабеть, что-то неожиданно резануло левую руку — вот уж этого я никак не ожидал и снова закричал. Мои очаровательные феи отшатнулись, не сводя с меня встревоженных глаз. Они все были в коротеньких разноцветных майках и белых шортах, среди которых не было двух одинаковых.
Капитан Микки Ланьер подошла ко мне и присела рядом на парусину. На ней были рубашка цвета хаки и бейсбольная шапочка.
— Что, черт возьми, ты с собой сделал, Макги?
— Привет, Мик. Проиграл спор.
— Кто-то выбросил тебя за борт?
— Мне удалось сбежать, поймать течение, и меня унесло в море.
Она пристально посмотрела на меня:
— Унесло в море? Господи! Похоже, с тобой непросто покончить. Девочки, это старый добрый друг нашего старого доброго друга Руперта Дарби, капитана «Дульсинеи».
Поздоровайтесь с Трэвисом Макги.
Все с милыми улыбками дружно со мной поздоровались.
— Макги, по часовой стрелке, начиная с Джулии в желтой майке, идут Тедди, Луиза, Эстер, Джейни, Джойс, Марго и Валери. Тедди, слетай-ка к штурвалу и скажи мистеру Вудли, чтобы немедленно поворачивал обратно, мы возвращаемся в порт. Джейни, мистеру Макги необходима большая чашка черного кофе с четырьмя унциями рома. Марго, ты поможешь мне поставить мистера Макги на ноги и отвести в мою каюту.
Я начал что-то говорить, но вынужден был замолчать из-за нового приступа боли — очень сильной, но всё-таки не такой, как в первый раз.
— Могу я поговорить с тобой наедине, Микки?
— Девочки, отойдите в сторонку.
— Кое-кто хочет быть совершенно уверен, что я утонул. Если он узнает, что я остался жив, это может существенно сказаться на его планах. Он будет внимательно следить за больницами. Я думаю, там, в больнице, он сумеет до меня добраться. Это слишком большой риск.
— Макги, ты мне нравишься, Однако я не хочу встревать во всякие истории. Местное правительство делает вид, что меня просто не существует. Их вполне устраивает, что я привлекаю сюда богатых людей. Тем не менее, черные с удовольствием распускают обо мне разные слухи, утверждая, что я вовлекаю черных в проституцию. Чушь собачья! Эстер — единственная настоящая негритянка из всей команды, а в жилах ещё троих не течет и половины негритянской крови. У каждой девушки есть свобода выбора, уж поверь мне. Даже самый небольшой скандал, связанный с моей яхтой, приведет к тому, что меня лишат лицензии или просто вынудят понести существенные финансовые потери. Сам понимаешь, они не захотят убивать курицу, несущую золотые яйца, но содрать с неё лишние деньги, конечно, не откажутся. Тебе необходим врач. Поэтому я собираюсь вернуться обратно, сдать тебя с рук на руки Рупу, а уж он отвезет тебя в больницу. У меня на борту четверо хороших старых клиентов, которые заплатили за десятидневный круиз. Извини.
Я начал терять сознание, но в этот момент мою правую стопу пронзила острая боль, и я довольно быстро пришёл в себя.
— Мик, мне… тоже очень жаль. Руп в среду собирался отплыть на Доминику. Ты можешь связаться с ним по радио?
— Да, но, чёрт возьми…:
— Если ты отвезёшь меня обратно, я испорчу твоим усталым бизнесменам весь круиз, капитан. Мне чертовски жаль. Возможно, твоя деятельность действительно необходима и полезна, я говорю совершенно серьёзно. Однако, если ты меня вынудишь, я обращусь с официальной жалобой в правительство, к самому премьеру, если понадобится. И в «Майами геральд».
Макги, ты нравишься мне всё меньше и меньше. Ты самый настоящий ублюдок!
— Только тогда, когда меня к этому вынуждают обстоятельства.
— Но, чёрт возьми, ты же можешь умереть на моём судне!
— Нам обоим придётся рискнуть.
— Валери! Вэл! Иди сюда. Этот здоровенный сукин сын может умереть? Она медсестра, Макги.
Определить национальность Валери было весьма непросто, но подобный тип часто встречается в Гондурасе, индейцы майа, китайцы и испанцы. Она осмотрела мои руки, заставила меня перевернуться на живот и внимательно изучила голову. Её прикосновения были достаточно ощутимыми, чтобы вызвать боль, но она старалась действовать осторожно, давая понять, что боль в такой ситуации неизбежна.
Мне помогли перевернуться обратно на спину, Валери наклонилась надо мной, аккуратно подняла мои веки и стала разглядывать глазные яблоки — сначала один глаз, потом другой.
— Ну? — нетерпеливо спросила Микки.
— Его очень сильно ударили по голове. Зрачки совершенно одинакового размера. Вероятно, перелома черного нет, потому что удар пришелся на массивную часть кости.
Сотрясение. Однако может произойти кровоизлияние в мозг, капитан.
— А как мы можем узнать наверняка? Что нужно сделать?
— Одна из девушек должна постоянно находиться рядом с ним, и необходимо постоянно проверять пульс и записывать результат. Девушку надо менять каждый час, иначе она начнет делать ошибки. А ещё лучше через полчаса.
— Значит, будем сменяться через полчаса.
— Надо будет писать колонку цифр. Ну, скажем так… семьдесят один, семьдесят, семьдесят два, шестьдесят девять… Отлично. А потом семьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят восемь, шестьдесят семь… Тогда придется вызвать гидроплан и отправить его в больницу. Иначе он погибнет.
— А руки? — спросил я.
— С ними всё будет в порядке, — ответила Валери. — Нервные окончания не повреждены, циркуляция крови восстановилась, видимо, веревка была не такой уж и тугой.
На меня снова навалилась чудовищная боль, я начал терять сознание и провалился в глубокий черный колодец. Смутно помню, как меня куда-то несли, как я, захлебываясь, глотал горячий, ароматный кофе и слушал шорох бьющейся о борт воды. Потом наступила ночь, яхта стояла на якоре, откуда-то издалёка доносились звуки музыки, я засыпал и просыпался, видел девушек, иногда одних и тех же, иногда разных, они с серьезным и сосредоточенным видом считали мой пульс, и их губы легонько шевелились. На потолке висел фонарь, прикрытый так, что моя койка оставалась в тени, в то время как каюта была ярко освещена.
Когда я пришел в себя, в каюту проникал серый свет утра. Рядом со мной сидела, считая мой пульс, темноволосая, стройная девушка. У неё было узкое, милое и немного бледное лицо. Лоб и кончик носа обгорели на солнце.
— Где мы?
— Я считаю.
— Извини. Скажи, когда закончишь.
Она начала считать снова, а потом записала результат.
— Мы стоим на якоре в бухте возле очень красивых небольших островков к северу от Гренады. Они называются Сестры.
— Кто ты?
— Джойс. Я здесь новенькая. Помолчи, пожалуйста.
— С Барбадоса, да?
— Откуда ты знаешь? — удивилась она.
— Ты — симпатичная подружка Луизы. Она специально летала к тебе, чтобы предложить эту работу.
— Да, — покраснела она. — А теперь не мешай мне считать, пожалуйста.