ь спуститься вниз и встать на колени рядом с Мейером. Я хочу, чтобы ты связал запястья своего друга, а потом щиколотки. И чем тщательнее ты это сделаешь, тем лучше сложатся наши дальнейшие отношения.
Это была толстая железная проволока, довольно мягкая и податливая. Свет, идущий из дальнего окна, был тусклым, и я решил, что мне удастся обмануть Диссата. Но он отошел к стене, и над нашими головами вспыхнули лампы дневного света.
— Что-то ты очень много говоришь, Пол, — заметил я — нервишки шалят?
— Затяни-ка проволоку посильнее. Вот так, хорошо.
Скажем, я стал разговорчивее потому, что теперь ты меня слушаешь гораздо внимательнее. Тебе бы хотелось узнать, что сделали волны с телом Лизы?
— Бьюсь об заклад, это было здорово.
— Точно. Я сидел и смотрел до самого конца. Последнее, что я видел, было её правое плечо, оно выглядело как маленькая, блестящая коричневая чаша, лежащая вверх дном на гладком песке. А потом и оно исчезло. И я представил себе, как море хоронит множество жалких и мертвых отбросов — их уносит отлив. А теперь ещё один оборот вокруг другого запястья. Осталось только, как следует закрутить концы и отрезать остатки проволоки. Хорошо!
Я мысленно повторил движения, которые необходимо сделать: взмахнуть рукой, швырнув плоскогубцы ему в лицо, одновременно упасть вперед, чтобы бросок получился сильнее, и прикрыть Мейера своим телом от предполагаемого потока гвоздей. Я могу броситься к Диссату — гвозди скорее всего попадут мне в спину, — схватить его за ноги и дернуть на себя, если, конечно, Диссат в самый последний момент не всадит парочку гвоздей прямо мне в череп.
Я заколебался, вспомнив, как сильно промахнулся, когда швырнул в Гарри пепельницу, и Диссат успел отойти немного назад, так что бросать плоскогубцы стало ещё более рискованно.
Пол удобнее перехватил свое пневматическое оружие. В ярком свете ламп дневного света он казался дьявольски красивым.
— Слишком разговорчив? — заговорил он. — Возможно. Просто я испытываю облегчение. Я принял решение, которое заметно упростит будущее.
Денег Гарри и тех, что были у меня, вполне достаточно. Я уже отослал их в надежное место. Вы двое — последняя проблема, которую мне осталось решить. Сейчас я беру отпуск по болезни. На самом деле я решил уйти на покой. Сочетать два типа поведения становится всё труднее, риск слишком велик. Я уже говорил тебе на Гренаде, какие новые качества я открыл в себе, когда разбирался с Мэри Бролл и Лизой. Теперь я смогу посвятить всё свое время этому. Я займусь этим очень осторожно. Главное — найти подходящих людей, исчезновение которых не вызовет особого беспокойства. Будущий риск возбуждает меня. Поэтому я и говорю так много. Мы подробно поговорим о том письме, которое ты отослал из Гренады. Просто чтобы соблюсти приличия. На самом деле уже не имеет значения, узнаю я о нем или нет, поэтому мне нет необходимости соблюдать особую осторожность, понимаешь? Чтобы не возникало лишних вопросов, я должен уехать вместе с подружкой. Некая миссис Букер. Бэтси. Ты о ней знаешь? Впрочем, это не имеет значения. Ты закончил с его щиколотками? Тогда снова опустись на колени. Ниже. Ещё ниже. Вот так. А теперь свяжи собственные щиколотки.
В такой ситуации хватаешься за самые безнадежные идеи. Повозившись с толстой, мягкой проволокой, я сообразил, что если сгибать и разгибать её, то рано или поздно она лопнет; обернув проволоку несколько раз вокруг своих щиколоток, я плоскогубцами откусил остаток. Если мне немного повезёт и я буду действовать разумно, то через некоторое количество шагов проволока лопнет в тех местах, где я посильнее сжимал плоскогубцы.
Диссат встал за спиной у Мейера. Склонившись над ним, он приставил к пояснице Мейера свое оружие.
— Я поставил его на одиночный выстрел, Макги, иными словами, на одиночный гвоздь. Если ты сумеешь удачно связать свои запястья, я буду так тобой доволен, что откажусь от удовольствия получить ответ на давно мучающий меня вопрос: как он отреагирует на то, что я всажу в него один гвоздь. Для начала. Постарайся, Макги. Сделай это как следует. После Гренады я должен быть с тобой поосторожнее.
Я постарался на славу. Мне даже удалось откусить лишнюю проволоку, прижав плоскогубцы к полу. И удалось создать впечатление, что проволока туго натянута. Все эти дешевые трюки ни к чему хорошему не приводят, если не считать того, что дают ложные надежды.
Диссат склонился надо мной, проверил качество работы, удовлетворенно хмыкнул и отбросил ногой в сторону плоскогубцы. Потом он отошел от нас, положил пневматический пистолет рядом с компрессором, выпрямился и принялся массировать руки.
— Эта штука слишком тяжелая, — заметил он, наклонился и поднял короткий толстый обрубок трубы. Сначала мне показалось, что труба стальная, но, когда он шел к Мейеру, небрежно подбрасывая её в руке, я сообразил, что она из какого-то легкого металла, скорее всего из алюминия.
Труба ловко ложилась на его ладонь, несколько раз перевернувшись в воздухе. — Я даже не знаю, для чего эта штука использовалась, — сказал Пол. — Там, на складе, полно всякого барахла. Я держал Гарри именно там. А эта штука идеально подошла для моих целей. В первый раз она случайно попалась мне на глаза, а после этого всякий раз, когда я брал её в руки, старина Гарри начинал закатывать глаза, как лошадь на корриде.
Он неожиданно наклонился и быстрым коротким движением ударил Мейера по правой ноге, как раз над коленом. Удар получился плотным и глухим. Массивное тело Мейера содрогнулось и он громко взвыл.
— Видишь? — со значением сказал Пол. — Если бы она была тяжелее, то кость не выдержала бы, а так ему только больно и всё. Я чересчур увлекся своими экспериментами с Гарри. Видимо, я слишком часто колотил его по толстому брюху, наверное, там что-нибудь лопнуло, один Бог знает, что именно. В какой-то момент мы оба думали, что он не сумеет дойти до банка, чтобы получить деньги.
— Если ты отпустишь Мейера, я расскажу тебе о письме. Все, что ты захочешь.
— Отпустить Мейера? — возмутился Диссат. — Знаешь, я не думал, что ты так наивен. Мейер, как и ты, мертв. У вас нет никакого выбора. Я могу поторговаться с тобой насчёт последних пятнадцати минут жизни Мейера в обмен на информацию об этом письме.
Я не сомневаюсь, что, когда придет время, он с радостью одобрит подобную сделку. Однако о чём это мы? По правде говоря, меня это письмо не слишком интересует. Кое-что я узнал от Мэри и от Лизы, а потом от Гарри. Теперь я могу проверить то, что узнал раньше, и выяснить ещё кое-что. Зачем же мне отказывать себе в таком удовольствии?
— Действительно, зачем? — сказал Мейер севшим голосом.
— Вы мне нравитесь, — доверительно сообщил Пол. — В самом деле. Конечно, это обязательная часть того, что я собираюсь сделать. Помнишь, Трэвис, как Лиза стала… просто предметом, неким объектом? Этот предмет двигался, издавал какие-то звуки, но Лизы не существовало. Я сделал подобную ошибку и с Гарри, но только в самом конце. Проблема заключается в том, чтобы клиент не терял представления о своей личности и нормально функционировал до самого конца. Теперь нам нужно убрать Мейера отсюда. Встань и привези сюда, пожалуйста, эту ручную тележку, Трэвис.
Я привез тележку и, выполняя указания Пола, неловко погрузил в неё своего старого друга. В результате получилось, что Мейер лежит на правом боку. Он прищурился, глядя на меня, и сказал:
— У меня из головы никак не идет один дурацкий каламбур, он привязался ко мне, как мелодия заезженного шлягера. Будем надеяться, что он растерял свое мастерство.
— Как твоя нога? — спросил я у него.
— У неё сравнительно хорошая форма, так мне кажется, но некоторые считают, что она слишком волосатая.
— Ты что, пытаешься меня рассмешить? — спросил Пол.
Мейер сказал своим хорошо поставленным лекторским голосом:
— Мы часто обращали внимание при клиническом изучении подобных случаев, что садисты с гомосексуальными тенденциями, как правило, лишены чувства юмора.
Диссат обошел тележку, прицелимся и сильно ударил Мейера по плечу.
— Пожалуйста, — сказал он, — не надо больше шутить. Мейер шумно выдохнул сквозь сжатые зубы и ответил:
— Надеюсь, я не произвел на тебя плохого впечатления Диссат.
— Ты что, боишься, Мейер? — вежливо спросил Пол.
— Представляешь, внутри у меня всё так сжалось, что мне трудно дышать, — отозвался Мейер.
Выполняя инструкции Пола, я откатил тележку в сторону, развернул её, а потом начал с трудом толкать вверх через порог. Пол раскрыл большие металлические двери, и я тяжело дыша, выкатил тележку. Белый солнечный свет начал желтеть, день клонился к вечеру. Я катил тележку по грузовому пандусу, потом по более крутому скату, где тележка чуть не вырвалась у меня из рук.
Дальше началась бетонная дорожка, и колеса весело звенели и постукивали. С каждым шагом я всё меньше чувствовал проволоку, стягивающую мои щиколотки, и боялся, что она развяжется раньше времени. Я старался идти маленькими шажками, стараясь ставить ноги так, чтобы проволока не натягивалась слишком сильно. Мы прошли через большие ворота и направились к асфальтовому заводу. Диссат велел мне остановиться, и ногой спихнул Мейера с тележки. Мы находились на площадке для грузовиков, под большой погрузочной воронкой. Асфальтовая масса была густой, черной и неоднородной, кое-где виднелись полосы засохшей смолы. Пол жестом приказал мне отойти от тележки, а потом оттолкнул тележку в сторону. Воронка и квадратный резервуар, опиравшийся на высокие балки, находились прямо над нами.
— Видишь эту огромную кучу неиспользованного асфальта, Трэвис? Мейер почему-то смотрит совсем в другую сторону. Мы всегда несли немалые потери от хулиганов. Поздним вечером в прошлый четверг. Сюда забрели с пляжа какие-то паразиты и вывалили вниз по меньшей мере две тонны асфальта вон из того большого резервуара над нашими головами. Перед концом смены всё, что осталось на заводе, спускают в этот резервуар. В нем достаточно высокая температура, чтобы асфальт оставался горячим всю ночь, климат здесь жаркий, а утром, пока