Решение проблемы подсказала груда картонных коробок, брошенных в проезде перед складом. Ни одна из них не была достаточно велика, чтобы в ней мог спрятаться взрослый человек, но, если добавить к груде коробку покрупнее, вряд ли кому-нибудь это покажется подозрительным. Я был знаком с хозяином склада, фамилия которого до того, как он сократил её до Адамса, была Адамский. Он, как и я, член польского клуба в Саут-Сайде. Склад закрывался в шесть, поэтому мне пришлось вызвать Адамса из дома. Он не замедлил явиться и, открыв свое заведение, предложил нам выбрать любую коробку, которая придется по душе. Мы остановились на самой большой — из-под холодильника.
К восьми вечера всё было готово. Адамс одолжил нам немного упаковочной ленты, и мы запечатали коробку сверху. На одной стороне коробки мы сделали надрез примерно до середины, замаскировав его куском картона. Карл забрался внутрь и устроился там на импровизированном сиденье. На уровне глаз он проделал отверстие для камеры, а внизу ещё одно. Нижнее предназначалось для инфракрасной лампы, которой мы пользовались при ночных съемках в тех случаях, когда интересующий нас объект не должен был ни о чём подозревать.
Мы вывернули лампочки из-под зеленых колпаков над задней дверью склада, и теперь проезд освещался лишь уличным фонарем, стоявшим напротив склада. Карл возражал против выкручивания лампочек, полагая, что это может вызвать подозрение у Полячека. Однако я не сомневался, что тот обследовал территорию днем, не задумываясь, как она будет освещена вечером. А лампочки нам ни к чему по той причине, что в темноте меньше шансов увидеть меня, спрятавшегося за складом.
Томительное ожидание — часть полицейской работы. Почти час я переминался с ноги на ногу, испытывая страстное желание закурить. Меня утешала лишь мысль, что Карлу приходится ещё хуже. Этот июльский вечер был необычно теплым, и вряд ли в картонной коробке дышалось легко.
Без десяти девять в проезде послышались шаги, затем раздался негромкий свист.
Осторожно выглянув из-за угла, я увидел нашего новобранца Германа Джойса. Я ответил таким же негромким свистом, и он, прислонившись к кирпичной стене напротив склада, замер в ожидании.
Ровно в девять к складу подъехала машина. Хлопнула дверца, послышался звук удаляющихся шагов. Наверное, Полячек проводил рекогносцировку местности с целью убедиться, что нигде не притаились копы. Джойс говорил о его чрезвычайной осторожности.
Прошло несколько минут, и в проезде снова послышались шаги. Затем приглушенные голоса. Я ждал, и наконец голос Джойса отчетливо произнес:
— Отлично, Бенни, этого мне хватит до нашей следующей встречи.
Согласно договоренности, эта фраза служила сигналом. Я выскочил из своего укрытия и помчался к Бенни. Он бросился наутек, но Герман Джойс подставил ногу, и Бенни грохнулся на землю лицом вниз. Спустя несколько секунд я схватил его за шиворот и рывком поднял на ноги, а в следующий момент, заломив ему руки за спину, надел наручники.
— Легавые! — во всю глотку заорал Бенни, и машина, стоявшая у ворот склада, рванула с места, как ракета «Полярис».
Мы не ожидали, что Полячек прибудет с кем-то, поскольку обычно он работал в одиночку. Юный Джойс устремился вслед за машиной, но она уже взвизгнула шинами на крутом повороте, и я понял, что ему в лучшем случае удастся увидеть задние габаритные фонари.
Когда подошли Джойс и Карл с камерой в руке, Бенни Полячек уже разглядел мое лицо в тусклом свете уличного фонаря.
— Мэтт Руд, — с горечью произнес он. — Попался, как фраер на дешевке, за три с полтиной.
Я смерил его взглядом с головы до ног. Бенни Полячек был крепким, лет тридцати пяти от роду не лишенным привлекательности брюнетом.
Я сказал:
— Сегодня три с полтиной, а вскорости, когда он станет твоим регулярным клиентом, — от тридцати до пятидесяти баксов в неделю. Разве не так, Бенни?
Полячек бросил злобный взгляд на Джойса.
— А ты что с этого имеешь, сука?
Если Полячек так и не понял, что Герман Джойс — полицейский, мы решили его не просвещать. Новобранец нам ещё пригодится, и не раз.
— Можешь катиться, щенок, — обратился я к Джойсу, — попадешься ещё — так просто не отделаешься.
Протянув руку, Карл сказал:
— Убирайся, но сначала положи мне на ладонь главную улику.
Джойс передал ему маленький бумажный пакетик, в точности такой, какой можно купить в аптеке с таблетками снотворного. Опустив пакетик в конверт и заклеив его, Карл поставил на нем свои инициалы. Затем протянул ручку Джойсу, который тоже расписался.
Я тем временем обыскал задержанного и извлек из заднего кармана его брюк три долларовые бумажки и пятидесятицентовую монету. Потом мы все перешли на тротуар, где было светлее, и я велел Джойсу проверить деньги. На всех купюрах стояли его инициалы, а монетка была помечена красным лаком для ногтей.
Карл опустил деньги в другой конверт и вместе с Джойсом повторил процедуру подписывания.
— А теперь можешь убираться, — сказал он начинающему стражу порядка. — Из города не уезжай, тебя вызовут как свидетеля.
— Понятно, сэр, — ответил Джойс и торопливо зашагал прочь.
Карл спросил:
— Кто тебя сегодня подвез, Бенни?
— Лысый Мейсон, — огрызнулся Полячек.
Лысый, Уильям Мейсон, был комиссаром полиции нашего округа.
— Шутник, — сказал я. — Ладно, пошли. В управлении ждут не дождутся.
Полячек немало удивился, когда его прямым ходом отправили в камеру, вместо того чтобы предварительно допросить в дежурке. Это была моя идея — пусть, рассуждал я, парень поломает голову, почему мы отклонились от общепринятой процедуры.
— Мне нужно переговорить с адвокатом, — сказал Бенни, облизывая пересохшие губы.
— Завтра. А сегодня у тебя будет время поразмыслить о своих прегрешениях, не советуясь со знатоком законов.
— Я тоже знаю законы, сержант. Вы не имеете права отказать мне в свидании с адвокатом.
— А мы знаем свои права, — возразил ему я. — Закон разрешает держать тебя двадцать четыре часа, не предъявляя формального обвинения. И в эти первые сутки ты можешь воспользоваться телефоном только в том случае, если у нас нет возражений. — Я обернулся к дежурному: — Есть у тебя отдельная камера, сержант, где он не мог бы общаться с другими?
— Найдется. Ну, мистер, пошли!
Когда Полячека уводили, я крикнул:
— Завтра мы навестим тебя, Бенни!
Наверху в дежурке нас поджидал Герман Джойс.
— Как всё прошло? — поинтересовался он.
— Он в камере, — ответил я. — А ты молодец, парень, сработал здорово. Завтра утром состриги свои лохмы и возвращайся к себе в участок. Я позвоню твоему шефу, скажу, что ты заслужил пару отгулов.
— Спасибо, сержант, — сказал он. — Если понадоблюсь, звони.
— Не беспокойся, обязательно позвоню, — заверил его я.
II
Когда в час дня мы с Карлом Линкольном прибыли в родное управление, капитан Морис Спэнглер находился у себя в кабинете.
Начальник отдела по борьбе с проституцией, азартными играми и торговлей наркотиками был седовласым крепышом лет шестидесяти с хвостиком. Обычно его отличала обходительность коммивояжера. Я говорю «обычно», потому что временами он мог быть таким же любезным, как динозавр.
Сегодня он был настроен благодушно. Улыбнувшись Карлу, который первым вошел в его кабинет, Спэнглер сказал:
— Торопишься навестить меня? — Потом увидел за спиной Карла меня: — И ты тоже, Рудовский? Не иначе как что-то случилось.
За пределами моего квартала в Саут-Сайде мало кто называет меня полным именем — Рудовский. Я не стесняюсь своей фамилии, даже напротив, горжусь польским происхождением. Но когда десятки раз в день приходится повторять незнакомым людям по телефону свое имя, слова «Матеуш Рудовский» кажутся неоправданно длинными. Люди прекрасно понимают, когда я называю себя просто Мэтт Руд. Однако из-за какого-то непонятного упрямства Морис Спэнглер предпочитал называть меня полным именем.
Когда мы с Карлом сели, я сказал:
— Бенни Полячек снова в камере, капитан.
Мы взяли его вчера в десять вечера.
Лицо Спэнглера выразило удовлетворение.
— С уликами всё в порядке?
— Пока не видели пленку — её вечером передали в лабораторию. Думаю, лучше показать её прокурору, прежде чем мы предпримем дальнейшие шаги. Наркотик у нас в запечатанном конверте, а деньги в другом.
Даже если на пленке ничего не получится, вещественных доказательств более чем достаточно.
— Анализ наркотика проводили?
— Его тоже передали в лабораторию. Наверное, там уже разобрались, что это за зелье.
Сняв трубку селектора, Спэнглер вызвал Джорджа Эббота из криминалистической лаборатории.
— В пакете десять зерен, — через пару минут сообщил он. — Одно зернышко героина, остальные девять — сахарная пудра. Своих клиентов они дурят по-крупному.
— Девять к одному у них норма, — сказал я. — Клиенты знают, что их нагло обманывают, только что им остается? Но и одного зерна достаточно, чтобы схлопотать срок.
В очередной раз сняв трубку, капитан попросил дежурного телефониста соединить его с окружным прокурором Норманом Доллинджером.
— Норм, — сказал он. — Мои парни взяли Бенни Полячека… Да, вчера вечером. С поличным. — После короткой паузы он продолжил: — Неопровержимые… Нет, пока не видел. Думаю, и тебе будет интересно ознакомиться с ней. Некоторое время Спэнглер молча слушал, потом сказал: — Ладно, всё понятно. — Он выходит прямо сейчас, — объявил он, положив трубку. — Встретимся в лаборатории.
Мы поднялись на третий этаж, где размещалась криминалистическая лаборатория. Толстый Джордж Эббот сидел на высоком табурете, уставившись в микроскоп. Увидев нас, он оторвался от своего занятия.
— Добрый день, капитан. Привет, Руд, привет, Линкольн.
Спэнглер сказал:
— Сейчас подойдет прокурор посмотреть фильм режиссеров Рудовского и Линкольна. Проектор установлен?
— Сейчас сделаем.
Поднявшись с табурета, он провел нас в комнату без окон, в которой проводились также баллистические исследования. Сняв с полки бобину и вытянув из неё несколько футов пленки, проверил её на свет.