Полячек ухмыльнулся:
— Я понимал, что посоветует. Но мне хотелось знать, какие я могу выставить условия. Можем ли мы составить письменный договор, где я изложу свои обязательства, а вы подтвердите, что не станете выдвигать обвинений против меня. Но Боннер сказал, чтобы я не испытывал ваше терпение. Сказал, что никакого документа вы не подпишете, но ваше слово надежное. В общем, для меня его совета достаточно.
Прокурор холодно посмотрел на него:
— Ты ожидал, что я заключу письменное соглашение с преступником?
— Почему не попробовать? Боннер сказал, правда, что вы придете в ярость от одного намека на подобную возможность. Так, где мы приземлимся?
Мы отвели его наверх, в дежурку. Он не спешил. С комфортом устроившись в кресле, достал сигарету и закурил. Потом сказал:
— От фамилии оптовика вам станет дурно. Покрепче затяните страховочные ремни.
— Говори! — нетерпеливо сказал Доллинджер.
— Гуди Уайт.
Мы все с изумлением уставились на него.
— Гуди Уайт? — повторил Доллинджер. Было видно, что он не в состоянии поверить услышанному.
— Да.
Гуди Уайт был членом городского совета от двенадцатого округа. Меня не удивило, что он причастен к рэкету, поскольку многие политиканы Сент-Сесилии не брезговали связями с подозрительными личностями. Удивило меня лишь то, что этим рэкетом была подпольная торговля наркотиками.
Нельзя сказать, что Сент-Сесилия — город целиком во власти криминального синдиката в том смысле, что преступники регулярно платят отцам города, обеспечивая собственную неприкосновенность. Однако в этом городе существует четко обозначенная политическая иерархия, сильно смахивающая на феодальную.
Самую верхнюю ступеньку лестницы занимает администрация города и округа — две части одной машины, обладающие диктаторскими полномочиями и контролирующие целую армию более мелких чиновников, чья значимость определяется количеством поданных за них голосов. Такие, как Гуди Уайт, вносят в копилку своей партии голоса немногочисленных избирателей, компактно проживающих в их районе или лично с ними знакомых. За другими стоят целые округа или даже несколько округов. Но и крупные воротилы, и мелкая сошка следуют в своей деятельности правилам игры феодального княжества — клянутся в верности вышестоящим, но сохраняют изрядную долю независимости. До тех пор, пока они не выходят за установленные для них рамки, власти смотрят сквозь пальцы на их проделки.
Рамки эти соблюдаются достаточно строго. Мелкий босс типа Гуди Уайта практически ничем не рискует, заправляя игорным бизнесом, организуя подпольные лотереи или поставляя клиентам проституток, до тех пор, пока продолжает вносить голоса в партийную копилку.
Он никому не платит за протекцию, но если какой-нибудь наивный коп попробует вмешаться в его дела, его несомненно вызовут на ковер к комиссару полиции лысому Мейсону — ставленнику политических боссов победившей партии, — и тот прикажет неразумному стражу закона прекратить травлю его политических единомышленников.
Упорствующих переводят на должность рядовых патрульных, днем и ночью топчущих тротуар.
Два вида рэкета исключались полностью — убийство и торговля наркотиками. Отцы города справедливо полагали, что терпение горожан может лопнуть, если к пышному букету правонарушений прибавятся два наиболее отвратительных. Никто, какой бы вес в политических сферах ни имел, не уходил от ответственности, если оказывался замешан в убийстве или наркобизнесе в славной Сент-Сесилии.
Вот почему я удивился, услышав имя Гуди Уайта. Если Полячек сказал правду, Гуди рисковал быть выброшенным за борт политической машины.
Норман Доллинджер сказал:
— Можешь доказать?
— Я поднесу вам улики на блюдечке.
Я заметил довольный взгляд прокурора. Странно, подумал я, что он радуется грехопадению товарища по партии. Потом, однако, я вспомнил, что во время последних выборов Гуди Уайт уговаривал партийных боссов согласиться с другой кандидатурой на пост окружного прокурора. Иными словами, несмотря на членство в одной партии, в личном плане отношения между ними были далеко не дружескими. Гуди Уайт был владельцем кегельбана, ресторана и коктейль-холла.
Доллинджер спросил:
— Каким образом Уайт снабжает вас, толкачей, героином? Он сам продает наркотики?
— Сам лично.
— Расскажи подробней, как это делается.
— Когда мне надо приобрести очередную партию товара, я звоню ему, договариваюсь о времени, и Гуди встречает меня, сидя за стойкой администратора кегельбана. Мы вместе проходим к витрине, где выставлены образцы товаров, интересующих любителей этой игры: шары и мешочки, ботинки и перчатки, кремы для чистки шаров и тому подобное. Я делаю вид, что хочу купить какую-то мелочь, обычно тюбик крема. У Гуди наркотик уже приготовлен, положен в конверт, и, когда он опускает в бумажный пакет тюбик, вместе с ним оказывается и героин. Я плачу ему крупными купюрами плюс один доллар. Купюры он кладет себе в карман, а стоимость тюбика пробивает в кассовом аппарате и дает мне сдачу с доллара. Все делается тихо и незаметно.
— Сколько ты обычно покупаешь? — поинтересовался я.
— Унцию. Моим клиентам этого хватает на пару недель.
Я произвел в уме нехитрый арифметический подсчет. В каждой унции содержится четыреста восемьдесят зерен героина, но Полячек бессовестно обманывает своих клиентов и к одному зерну героина подкладывает девять зерен сахарной пудры. При стоимости одной дозы три с полтиной он каждые две недели продает отравы на тысячу шестьсот восемьдесят баксов.
— Сколько берет Гуди за унцию чистого героина?
— Четыреста восемьдесят долларов.
Таким образом, его навар составляет шестьсот долларов в неделю, что примерно в шесть раз превышает мое жалование.
Карл сказал:
— Если сделка совершается так просто, мы без проблем заснимем её на пленку. Нет, проблема всё-таки есть — Гуди хорошо знает нас обоих.
— Мы научим Герми Джойса пользоваться камерой, — сказал я. — Её можно спрятать в сумке, в которой любители кеглей носят свои причиндалы. Думаю, сложностей не будет.
— Когда ты сможешь договориться с Уайтом об очередной сделке? — спросил Доллинджер.
Докурив сигарету, Полячек поискал глазами пепельницу. Не найдя её, бросил окурок на пол и раздавил ботинком.
— Последний раз я брал у него товар на прошлой неделе. Если обращусь к нему раньше, чем через семь дней, у него могут возникнуть подозрения.
Прокурор бросил на меня быстрый взгляд. Я сказал:
Не будем подвергать риску наше предприятие. Лучше подождать и действовать наверняка. Когда ты сможешь назначить следующую встречу с ним?
— Обычно я захожу к нему в пятницу во второй половине дня.
Была среда, получалось, что нам предстоит ждать девять дней.
Доллинджер сказал:
— Чертовски долгое ожидание.
— Мы потратили две недели, чтобы заманить Бенни в ловушку, — заметил Карл. — Лучше иметь гарантию, что Гуди ничего не заподозрит.
— Ладно, подождем, — нехотя согласился Доллинджер. — А Полячек тем временем пусть отдохнет в камере.
— Гуди поймет, что что-то нечисто, если я перестану циркулировать, — запротестовал Бенни.
— Он прав, — сказал я. — Если мы собираемся его использовать, он должен появляться на людях.
— А если он сбежит? — возразил Доллинджер.
— Мы установим за ним наблюдение двадцать четыре часа в сутки, — заверил я его.
— Тогда я снимаю возражение, сказал прокурор. — Итак, мы договорились, что очередную порцию героина ты закупаешь в пятницу на следующей неделе, Полячек. И повторяю, что обвинение с тебя не снято. Если события повернутся не так, как мы предполагаем, возможно, даже не по твоей вине, мы упрячем тебя за решетку до конца дней. Понятно?
Полячек облизал губы:
— Да, сэр.
— Теперь перейдем к другому вопросу. Мне нужен полный список всех мелких торговцев, которых ты знаешь.
Бенни Полячек медленно поднял глаза на прокурора:
— Давайте в этом вопросе расставим точки над «¡». Если вам не удастся упрятать за решетку Гуди Уайта, вы отправите туда меня? Так?
— Можешь не сомневаться.
— Какой же мне смысл делиться с вами информацией, пока я не уверен, что со мной всё в порядке? Пусть сначала судья вынесет Гуди обвинительный приговор, тогда я и расскажу обо всём. А до той поры мой рот останется на замке.
— Ты не в том положении, чтобы торговаться, — холодно заметил Доллинджер.
— Кто торгуется? Я сказал четко и ясно, на что согласен и на что не согласен. Не собираюсь подносить на блюдечке всё, что вас интересует, а потом доживать век в тюряге. Если вас не устраивают мои условия, отведите меня в камеру и забудем о нашем разговоре.
Доллинджер посмотрел на меня. Я пожал плечами.
— Думаю, нам известно большинство мелких торговцев из тех, кого он знает. Меня больше интересует другое. Откуда Гуди получает товар, Бенни?
Полячек покачал головой:
— Этого я не могу сказать. Не могу, потому что не знаю. Будь мне известен источник, я черпал бы из него сам, а не платил ему за комиссию.
— Понятно. И ещё один вопрос, на него ты ответить можешь. Кто сидел за рулем машины, на которой ты вчера подъехал к складу Адамса?
Поджав губы, Полячек сосредоточился. Минуту спустя он снова покачал головой:
— У этого парня никогда раньше не было неприятностей с полицией. Он не знает, чем я занимаюсь, и подвез меня из чистой любезности, потому что моя машина в ремонте.
— Если он так кристально чист, почему же тогда мгновенно скрылся, как космонавт на ракете, когда ты закричал?
— Наверное, догадывался, что я сбываю что-то налево, но что именно — не знал. Перед поездкой я сказал ему, чтобы он не задерживался, если возле склада вдруг обнаружатся копы. В общем, разговор с ним вам ничего не даст. К наркоте он отношения не имеет.
Создалось впечатление, что беседа превращается в пустую трату времени. Видимо, пока следовало довольствоваться Гуди Уайтом. Я поднялся с места: