Линкольн сказал:
— Да, сэр, понятно.
Я передал Картеру листок, на котором был записан адрес Гримальди:
— Начни отсюда, хотя могу поспорить, что вытянешь пустышку. Здесь он жил семь месяцев назад.
Карл и Хэнк Картер покинули управление.
Уинн сказал:
— Вчера сержант Картер разговаривал с хозяйкой квартиры, где Чарли Коззак жил раньше. Выяснить ничего не удалось. Думаю, больше её беспокоить нет смысла.
Если он интересовался моим мнением, то напрасно надеялся, что я выскажу его.
— Проще всего отыскать Коззака через осведомителей. У вас есть свои люди в преступном мире, сержант?
— Несколько человек.
— Навестим их.
Я посмотрел на него:
— Вдвоем?
— Конечно. Почему бы нет?
Мне было трудно представить, что такой несгибаемый коп, как Роберт Уинн, сумеет найти общий язык с представителями городского дна. Кем бы ни были эти люди им вряд ли понравится, что с ними обращаются как с грязью под ногами.
Я сказал:
— Это будет напрасной тратой времени, лейтенант Мои клиенты вмиг онемеют, если я приведу с собой ещё одного полицейского.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Вашим людям можно доверять?
— Полагаю, что да. Один из них знает практически все, что творится среди уголовников города.
— Кто он?
Я покачал головой:
— Одно из условий нашего сотрудничества — никто не должен знать, что мы знакомы.
— Вы не вправе скрывать служебную информацию от старшего по званию, — повысил он голос.
— Капитан Спэнглер говорит, что вправе, сэр. Даже он не знает моих контактов.
Это не совсем так, потому что Спэнглер знал некоторых моих осведомителей, по крайней мере по имени. Однако капитан понимал, что полицейский должен оберегать свои источники информации, если не желает, чтобы знал, что он поддержит меня, если лейтенант Уинн вздумает подать на меня рапорт.
Уинн решил не вставать в позу. С легким раздражением он сказал:
— Хорошо Рудовский, идите; посмотрим, что вам удастся выяснить. А я всё же нанесу визит хозяйке, на случай если Картер что-то упустил. Соберемся здесь в двенадцать.
— Да, сэр, — ответил я и удалился.
Люди становятся полицейскими осведомителями по множеству разных причин. Некоторые полагают, что к ним будут снисходительны, если им самим доведется преступить закон.
Другие делают это ради денег, которые копы платят из своего кармана, потому что в бюджете полиции подобная статья расходов не предусмотрена. Третьи занимаются доносительством из ревности или будучи кем-то обиженными. Все эти люди не очень-то надежны, но я пользовался услугами своих клиентов, получая более или менее достоверную информацию.
Доносчиками, заслуживающими наибольшего доверия, являются старики с криминальным прошлым, считающие себя обязанными тому или иному копу за проявленную когда-то к ним снисходительность. Одним из таких людей был Дэн Уилшир, он же Медведь. Свою кличку он получил не за сходство с этим представителем животного мира, а потому, что в расцвете своей воровской карьеры был королем медвежатников. В сорок пять лет он, как исправный преступник, получил пожизненное. Спустя пятнадцать лет в связи с тяжелым заболеванием его освободили условно. Сейчас ему было семьдесят два года.
Я хорошо знал Медведя, он жил в квартале, который я патрулировал десять лет назад, будучи ещё новобранцем в полиции. После выхода из тюрьмы он прозябал на жалкие гроши, которые высылала ему замужняя дочь. Чтобы сводить концы с концами, хватало, но нищенское существование ущемляло его самолюбие. Проведя два года на свободе, он предпринял попытку улучшить свое благосостояние.
Я патрулировал свой участок всего шестую неделю, когда мне удалось поймать его с набором отмычек и фомок в разбитом окне универмага. Один факт наличия воровского инструмента означал для него возвращение в тюрьму без малейшей надежды когда-либо выйти на свободу.
Медведь побледнел как смерть, когда я направил луч фонарика ему в лицо. Уронив сумку с инструментами, он стоял с обреченным видом, опустив голову.
Я сказал:
— Садись, Медведь, побеседуем.
Мы устроились на деревянном ящике, валявшемся у служебного входа в магазин, и поговорили. Потом вдвоем направились в район доков и я, стоя рядом, наблюдал, как он одно за другим швырял в воду орудия своего преступного промысла.
Когда в воде оказалась и сумка, он выпрямился:
— Я не забуду твоего великодушия, малыш. И не думай, что совершил ошибку. С сегодняшнего дня я не возьму в руки ни одну из этих игрушек.
Насколько я знал, он держал свое слово.
Когда меня повысили и я переоделся в штатское, я начал получать дивиденды от своего гуманного поступка. Хотя мне действительно было жаль старика, мой благородный жест был не совсем бескорыстным. Мне и раньше приходило в голову, что Медведь может стать источником ценнейшей информации при условии, если я сумею завоевать его доверие.
Поэтому, когда я схватил его за руку, мои долгосрочные планы руководили мною не в меньшей степени, чем жалость.
Я прибегал к его услугам лишь в тех случаях, когда — требовалась конкретная информация, а не общий обзор положения на городском дне. Он делился со мной тем, что знал, не только потому, что чувствовал себя обязанным мне, а главным образом из симпатии. Если Медведь говорил, что какой-нибудь проходимец, которым я интересовался, его друг, беседа на этом и заканчивалась. Дальнейшие расспросы лишь напрасно уязвили бы самолюбие старика.
Медведь жил в Ист-Сайде, в подвальном помещении всего в двух кварталах от реки. Приоткрыв дверь и увидев меня, он широко улыбнулся:
— Присаживайся, малыш, — сказал он, когда я вошёл. — Кофе?
— С удовольствием, — ответил я.
Кофейник грелся на плите. Когда бы я ни пришел, он всегда стоял на слабом огне. Налив кофе в две чашки, Медведь сел напротив меня. Кофе был крепким и горьким. Отхлебнув из чашки, я поинтересовался:
— Как здоровье, Медведь?
— Нормально, если не считать проклятого артрита. — Он вытянул вперед руки, кисти которых напоминали птичьи лапы. — Такими пальцами не открыть даже детскую копилку. Какие проблемы?
— Ты знаком с Чарли Коззаком?
— Этим дебилом? — презрительно произнес он. — с недоумком, который только и умеет, что палить из своей пушки?
— Он недавно из неё палил?
Медведь поджал губы:
— Не знаю. Но говорят, он ищет напарника для большого дела.
— Это мне известно. Меня интересует, не прикончил ли он кого из своей пушки в последние дни?
Старик широко раскрыл глаза:
— Он кого-то убил? Впервые слышу, что он работает по найму.
— Я не это имел в виду. Есть подозрение, что он отправил на тот свет своего несостоявшегося партнера. Подельники ссорятся. Он подбивал Бенни Полячека на какое-то темное дело.
— Ах, это! Здесь я тебе, парень, не помощник. Для меня новость, что у него были делишки с Бенни.
— Может ты слышал, кто поквитался с Бенни?
В глазах старика появилось знакомое мне выражение отчужденности.
— Не слышал ничего определенного.
Значит, слухи о том, что явилось причиной смерти Бенни Полячека и кто нажал на спусковой крючок уже циркулировали в преступной среде. Но, возможно, они затрагивали человека, которого Медведь считал своим другом.
Я решил подойти с другого конца:
— Ты знаешь Гуди Уайта, Медведь?
Посмотрев на меня в упор, он отхлебнул из своей чашки и сказал:
— Жить в нашем районе и не слышать о Гуди? Я знаю его не хуже и не лучше, чем тысячи других людей. Он мне помог, и я голосовал бы за него, если бы у меня не отняли это право.
Вот такие дела. Если на городском дне и ходили слухи, что о Бенни позаботился сам Гуди Уайт, Медведь не собирался мне об этом докладывать.
Я снова отпил кофе, прежде чем задать следующий вопрос:
— Не знаешь, что замышляет Чарли Коззак? Медведь покачал головой:
— Знаю только, что дело, по его словам, большое. Для Чарли это означает ограбление супермаркета, где он возьмёт две-три косых. На по-настоящему крупное дело он не тянет.
— А где он живет?
Подумав, старик сказал:
— У него квартира в «Экстоне».
Гостиница квартирного типа «Экстон» находилась на бульваре Кларксен, в трёх кварталах от дома, где жил Бенни.
— А Гарри Гримальди тебе знаком? — спросил я. — У него кличка Игрок.
Медведь на мгновение задумался:
— Имя знакомо. Тоже мелкая шпана, да? Толкач или что-нибудь в этом роде? — Похоже на то.
— О нём ничего не скажу. Уличная шпана меня не интересует.
Это было всё, на что я мог расчитывать. Я допил кофе и удалился.
XVI
Возвращаясь от Медведя, я услышал по включенному в машине приемнику экстренное полицейское сообщение.
«Час назад, в девять тридцать, двое в масках ограбили автофургон, перевозивший жалование сотрудникам компании «Уиттингем стил».
Охранник Артур Прентис, тридцати трёх лет, застрелен одним из бандитов. По словам шофёра Джона Кенделла, бронированная машина с деньгами проезжала перекресток, когда из переулка на большой скорости выскочил тяжелый грузовик. Он заставил бронированную машину въехать на тротуар и прижаться к кирпичной стене. Водитель грузовика, он был в маске, выпрыгнул из кабины и навел на Кенделла обрез.
Другой бандит застрелил не успевшего достать револьвер охранника. Потом он вытащил из фургона два мешка с деньгами и перенес их в стоявший поблизости легковой автомобиль, на котором налетчики скрылись.
Рассказы очевидцев во многих деталях не совпадают. Одни утверждают, что рост водителя грузовика не превышал пяти футов шести дюймов, по словам других, он выше на пять-шесть дюймов. Мнения о его весе также существенно расходятся — от ста семидесяти пяти до двухсот фунтов. Второй бандит, согласно описаниям, был ростом около шести футов и весил от ста пятидесяти до ста семидесяти фунтов. Все очевидцы согласны, что водитель грузовика был коренаст, плотного сложения, а его напарник — худощав. На грабителях были коричневые комбинезоны, легкие шапочки и белые м