Меня насторожила легкость, с которой он произнес эти слова. Лицо Джонсона выразило облегчение, но я не привык доверять бандитам. И мне не понравился нетерпеливый блеск в глазах Кузницкого.
Приоткрыв дверь, он проверил коридор. Потом поманил Джонсона рукой. Дверь за ним захлопнулась.
Я спросил блондинку:
— Что у него на уме?
Она удивленно посмотрела на меня:
— Ты же слышал. Он свяжет толстяка и оставит в номере.
— Но замышляет он что-то другое.
— Возможно, — безразлично согласилась она. — Ума ему не занимать.
— Для Чарли он слишком хитрый подельник, — сказал я. — Он убьет тебя и смоется с добычей. Неужели не понимаешь?
— Не получилось с Чарли, так ты решил попробовать со мной?
Чем больше я думал о блеске в глазах Кузницкого, тем тревожней становилось у меня на душе.
— У тебя не хватит смелости застрелить меня. — Я начал медленно подниматься с дивана.
Послышался щелчок взводимого курка. Палец блондинки на спусковом крючке побелел от напряжения.
Я снова сел.
— Хочешь ещё побеседовать? — зло усмехнулась она.
Грабитель отсутствовал минут пятнадцать. Вернувшись, он быстро сказал:
— Положи револьвер в сумочку, Конни, и трогаемся. Мэтт, поднимайся.
— Решил всё-таки взять меня с собой? — Я не сдвинулся с места.
В его руке появился револьвер.
— Будет проще, если ты пойдешь сам. Если откажешься, я способен унести твой труп на плечах.
При его габаритах Кузницкому не составило бы труда вынести меня из гостиницы. Я сказал:
— Я не могу тащить чемодан со связанными руками.
— Забудь о чёмодане. Его понесу я. Ты пойдешь впереди.
Я вышел из номера. Кузницкий шел следом, держа чемодан в левой руке, а револьвер в правой.
Конни стояла на площадке, глядя вниз. Подав нам сигнал, она начала спускаться.
В вестибюле никого не было. Мы вышли на улицу; перед входом стоял небольшой грузовичок. Прохожих поблизости я не заметил. Блондинка открыла заднюю дверцу, я залез в машину, внутри которой было пусто, если не считать валявшихся на полу домкрата и монтировки. Забросив чёмодан на сиденье, Кузницкий уселся на него, повернувшись ко мне лицом. Захлопнув за нами дверцу, Конни забралась в кабину.
— Устраивайся с удобствами, Куз, — крикнула она через фанерную перегородку.
Я сел на запасное колесо, прислонившись спиной к стенке.
Запустив мотор, Конни снова крикнула:
— Куда?
На восток вдоль реки, потом к югу, — ответил Кузницкий. — Не торопись, до темноты всё равно ничего нельзя сделать.
Я предположил, что под словом «сделать» он подразумевал убить меня и избавиться от трупа.
Хорошо бы грузовичок оказался краденым и его описание имелось в полиции. Тогда есть шанс, что его остановят где-нибудь по дороге. Но вряд ли многоопытный Кузницкий рискнет разъезжать с драгоценным грузом на угнанной машине.
Скорее всего налетчики взяли грузовичок на прокат и пользуются им на законных основаниях.
Когда машина тронулась, я потихоньку пошевелил руками, но не ощутил ослабления стягивавших их пут. Галстук был из эластичной шерстяной ткани, но Конни завязала несколько узлов.
Конни снова крикнула из кабины:
— Что ты сделал с толстяком?
— Он повесился у себя в номере, — небрежно ответил Кузницкий.
У меня похолодело в низу живота. Если бы я попридержал язык и не стал болтать, что наше с Джонсоном одновременное исчезновение вызовет подозрение, толстяк был бы ещё жив. Конечно, впереди его ждал один конец — смерть, но сейчас, во всяком случае, он сидел бы рядом со мной.
С сомнением в голосе Конни спросила:
— Думаешь, легавые поверят в самоубийство?
— Он оставил записку. Правда, прямо он не говорит, что решил свести счеты с жизнью, я не хотел, чтобы он знал, что через минуту сыграет в ящик, но смысл понятен. «Жаль, но у меня только один выход» — вот что я ему продиктовал. Написана она его рукой. Кто знает, может легавые и поверят, что его смерть и исчезновение Мэтта — просто совпадение.
«Несчастный Марвин!» — подумал я. Я представил, как он дрожит под дулом револьвера, как пишет то, что ему диктует безжалостный убийца. Наверняка он понимал безнадежность своего положения и писал, подчиняясь приказу, чтобы продлить свою жизнь хоть на несколько минут.
Я сидел на колесе, поперек которого лежала монтировка. Немного переместившись, я подцепил её концом связавшего мои руки галстука. Мне показалось, что после того, как я несколько раз напряг и отпустил кисти, узлы подались. Минуты через две-три я предпринял новую попытку.
Грузовичок свернул направо. Вскоре скорость увеличилась, и я понял, что мы выехали из города.
Перекрывая шум двигателя, Конни громко сказала:
— Куз, надо где-нибудь остановиться и перекусить.
— Нет, — решительно ответил он. — Потерпим до вечера.
— Я тоже ничего не ел, — заметил я.
Он лишь усмехнулся.
Я упорно растягивал свои путы, крепко зацепив галстук за конец монтировки.
XIX
Спустя полчаса Конни спросила:
— Долго мы будем так кататься?
— Сколько у нас бензина? — поинтересовался Кузницкий.
— Полный бак.
— Покатаемся до темноты. Когда наш друг покинет нас, заправимся и рванем на юг. Укроемся в одном надежном местечке и переждем грозу.
Кузницкий явно планировал разделаться со мной подальше от дома, чтобы тело никогда не нашли.
В машине было жарко и душно. Руки у меня вспотели. Галстук стал влажным от пота, и ткань растягивалась теперь легче и быстрее, Кузницкий не спускал с меня глаз, и действовать энергичней было рискованно. Стоило ему заметить напряжение на моем лице, и он немедленно заставил бы меня повернуться, чтобы проверить узлы на моих руках.
Мы ехали ещё минут двадцать, прежде чем мне удалось растянуть галстук настолько, что я смог освободить руки.
Продолжая держать их за спиной, я уцепился пальцами за монтировку и слегка сместился в сторону. Заметив моё движение, Кузницкий приподнял револьвер и прицелился мне в грудь. Потом, понаблюдав за мной, решил, что просто устраивался поудобнее. Он снова положил револьвер себе на колени.
В задней дверце грузовика имелось маленькое смотровое окошечко, находившееся слишком высоко, чтобы я мог увидеть что-нибудь, кроме полоски неба.
Выпрямившись, я сделал вид, что с интересом наблюдаю за показавшимися в окошечке облаками.
Кузницкий бросил на меня быстрый взгляд. Я опустил глаза и уставился в пол. Спустя минуту я снова поднял глаза, придав лицу заинтересованное выражение.
— На что пялишься? — раздраженно спросил он.
— Ни на что. — Я быстро отвел взгляд в сторону.
Вместо того чтобы обернуться и глянуть в окошко, как я рассчитывал, Кузницкий крикнул:
— Конни, ты смотришь в зеркало заднего вида?
— А как же.
— Кто позади?
— Легковая машина с парнем и девкой. Мы только что обогнали их.
Загадочно улыбнувшись, я бросил быстрый взгляд в окошко. На этот раз я не увидел даже облачка — только к голубое небо.
Направив на меня револьвер, Кузницкий быстро повернул голову и тоже глянул в окошко. Вряд ли он предполагал, что его мимолетное движение чревато смертельной опасностью. Мои руки — в этом он не сомневался — были крепко скручены, а сам я находился в нескольких футах от него.
Мгновенно вскочив, я схватил монтировку и швырнул её острым концом вперед. Кузницкий как раз повернул голову, и монтировка угодила ему в левый глаз. Его бросило назад, ударило о дверцу. Задвижка сорвалась, дверь распахнулась, и он вылетел из машины. Из жуткой раны на месте глаза хлестала кровь.
Я схватил ручку чемодана, помешав ему последовать за бандитом.
Кузницкий катился по дороге, но наблюдать за ним мне было некогда — я лихорадочно пытался открыть чемодан.
Грузовичок сбросил скорость, Конни крикнула:
— Что случилось, Куз?
Ответа не последовало, и она затормозила и съехала на обочину. Чемодан не поддавался. Монтировка, с помощью которой я разделался с Кузницким, каким-то чудом осталась в машине.
Я подсунул её заостренный конец под замок чемодана и рванул кверху. И тут грузовик остановился.
Выпрыгнув из кабины, блондинка обежала автомобиль и, увидев распахнутую дверцу, бросилась обратно за сумочкой и револьвером. Я вытащил из чемодана обрез. Там лежал и револьвер Чарли Коззака, но он был в кобуре, а счет шел на секунды.
Блондинка уже держала в руке сумочку, когда оба ствола моего дробовика уперлись ей в бок.
— Спокойно!
Она застыла. Перебросив обрез в левую руку, я дотянулся правой до сумочки и достал револьвер. Конни уцепилась за ручку дверцы, но я оттащил её в сторону.
Ярдах в двухстах позади на обочине стоял «форд». Рядом распростерся Казимир Кузницкий. Из машины вышел молодой мужчина и склонился над ним.
Втолкнув Конни в машину, я подъехал к остановившейся машине. Сплющенный затылок Кузницкого представлял собой кровавое месиво. Должно быть, он ударился головой о бетонное покрытие и умер мгновенно.
Лицо склонившегося над ним мужчины было бледно-зеленым. Он стоял возле трупа и, как зачарованный, не отрывал от него глаз.
— Не горюй, парень, он того не стоит, всё равно угодил бы в газовую камеру, — сказал я.
Он лишь молча посмотрел на меня.
Лицо Конни тоже было зеленым. Если она побежит, то дальше придорожного кювета, где её основательно прочистит. Нагнувшись, я поднял револьвер Кузницкого, затем оттащил тело к обочине.
Скрипнули тормоза, и из подъехавшей патрульной машины выскочили два молодых капрала.
В 3:30 пополудни я сдал Конни и чемодан с деньгами в отдел по борьбе с бандитизмом. По пути в город она упорно молчала, и я так и не узнал её фамилию. Документов в её сумочке не было.
В отделе по расследованию убийств я подробно рассказал о смерти несчастного Марвина Джонсона. Это отняло у меня ещё некоторое время, после чего я наконец добрался до родного отдела по борьбе с проституцией, азартными играми и наркотиками.