Оно не бьется несколько секунд.
Соседка не остается в долгу и на меня обрушивается залп сразу из нескольких кусочков овощей. Но видя, как она смеется, уже заранее прощаю ее за тысячу таких нападений вперед.
На удивление Мия не отталкивает меня. Мы продолжаем болтать. Неловкость и Скованность уходят, оставляя с нами только Интерес и Веселье.
Перемещаемся в гостиную и включаем телевизор, но только для фона. Я столько всего узнаю о ней, что хочется взять блокнот и записать каждое слово, чтобы не забыть.
Мия рассказывает о поездке с родителями в горы на рождество. О школьной экскурсии, где она заблудилась в лесу и ее искали целых четыре часа. Узнаю о том, что её бабуля печет божественные пироги с вишней, а мама вышивает крестиком огромные картины. Еще много больших и маленьких, забавных и просто обычных историй, но я готов слушать сколько угодно.
Мне нравится, как она все время поправляет свои фиолетовые волосы, то распуская, то закручивая их на макушке. Как забавно щурит глаза и кусает указательный палец, стараясь вспомнить что-то. И как внимательно она слушает мои рассказы, которых тоже звучит не малое количество.
— Сколько тебе лет? — задаю вопрос, который интересует меня с самого первого дня.
— Девятнадцать, — Мия опирается головой на спинку дивана, обнимая себя за колени. — А так и не скажешь, да? — поворачивает голову в мою сторону, и взгляд становится грустным.
Конечно, она выглядит младше, но ее это совсем не портит. Наоборот, выглядит милой и невинной, а в комплекте с ее замашками кикбоксера и острым язычком, вообще идеальное сочетание.
— Ну, как тебе сказать… Мне все время хочется отправить тебя делать уроки и дать конфетку, — говорю я, а Мия сдерживает улыбку, закусывая нижнюю губу, — а еще иногда отшлепать.
— Пошел ты, — толкает в плечо, — просто ты уже старый и завидуешь мне. Сколько тебе? Сорок пять? Сорок шесть?
— Двадцать пять.
— Все равно старый, — бросает Мия и подскакивает с дивана, замечая, что я приближаюсь к ней.
Поднимаю ладони вверх и киваю на место рядом с собой, предлагая ей сесть обратно. Мия недоверчиво косится на меня, но все же возвращается. Вот это зря. Она тут же оказывается в захвате. Зажимаю ее шею одной рукой и ерошу волосы, пока недавно сооруженный пучок не рассыпается фиолетовыми волнами.
— Хватит, — хохочет Мия, стараясь ударить меня и вырваться, но я пресекаю все ее попытки. — Все-все, ладно, ты не старый.
— Вот так-то лучше, — отпускаю ее, но остаюсь так же близко. Просто не могу заставить себя отсесть.
Мия убирает волосы с лица и встречается со мной взглядом. Нокаут. Она лупит меня и без рук.
— Почему же ты решила молчать? — вопрос срывается с языка, прежде чем успеваю обдумать возможную его глупость.
Мия опускает глаза, резко втягивая воздух, но после медленно выдыхает, снова смотря на меня.
— Еще два года назад я действительно не могла разговаривать, а когда… — запинается, сцепляя руки в замок. — Когда голос вернулся, поняла, что это бесполезное умение. Слова ничего не значат. Пустые звуки, не имеющие смысла. Ложь, лесть, оскорбление, осуждение… Вот зачем нужны слова. Лучше молчать, — смотрит вниз и говорит с таким убеждением, что даже страшно.
— Так это твоя стена? Защитная броня? — спрашиваю серьезно, даже не пытаясь шутить. Хочу понять ее. Мия кивает.
— Просто я… — вижу, как она напряженно думает, пытаясь сформулировать мысли, — я не хочу, не могу заводить какие-то отношения. Будь то дружба или еще что-то. Это все ненастоящее, воздушные замки из лжи и пустых обещаний.
Могу согласиться с ней, но не во всем.
— Дружба не терпит лжи, — уверенно.
— Дружба и есть одна большая ложь, — невесело усмехается.
— Почему ты не могла говорить, Мия? Что произошло?
Три года назад
— Да ладно тебе, Лия, это совсем не страшно, — Джонни опирается о перила и смотрит вниз.
Это самая глупая идея за сегодняшний день. Даже глупее, чем забросать грязью толстяка Эрика. Но ребята абсолютно заражены мыслью, что это будет крутое доказательство нашей дружбы.
— Но течение такое быстрое, и здесь гораздо выше, чем с тарзанки, — пытаюсь убедить этих четырех идиотов не прыгать с моста.
— Да все будет в порядке, — Гарри уже сидит на поручне, болтая ногами в воздухе.
Смотрю на темно-синий поток, несущийся под мост, и тяжело сглатываю. Это безумие. Я, конечно, все еще на испытательном сроке после порванного рюкзака и вряд ли мое мнение идет в расчет, но… Мы можем погибнуть.
— А камни? Мы не знаем, какая там глубина и что на дне, — не сдаюсь я.
— В прошлом году я видела, как другие ребята прыгали отсюда, — Мелани кокетливо опирается локтем о железную балку и перекидывает свои белокурые волосы за спину.
Знаю, для кого она это делает. Маленькие мурашки топчут спину, подсказывая, кто стоит за мной.
— Лия, мы же все вместе прыгнем, поэтому в случае чего сможем помочь друг другу, — Марк кладет мне руку на плечо, подталкивая к краю.
Трясущимися руками хватаюсь за раскаленный металл и перекидываю сначала одну ногу, а потом другую. Оглядываюсь на ребят повторяющих мои действия в надежде, что кто-нибудь из них одумается и поддержит меня. Марк улыбается, поворачиваясь в мою сторону, и страх немного отступает.
— Один, — кричит Марк, весело смеясь и вскидывая лицо к небу. Солнце гладит его щеки, делая кожу еще светлее.
— Два, — верещит Мелани.
— Три, — орет Джонни.
Вибрация от перил переходит в мои руки, и я разжимаю ладони, бросаясь вниз.
Мы поможем друг другу в случае чего.
Сейчас
— Почему ты не могла говорить, Мия? Что произошло? — спрашивает Дерек.
Слова становятся поперек горла, но как только поднимаю глаза на собеседника, то они вылетают сами собой. Не знаю, что он сделал со мной, но я хочу все рассказать.
— Я прыгнула с моста, — чувствую мерзкую воду, заполняющую нос и рот. Уже давно не вспоминала этот момент. Единственный человек, которому я это рассказывала от и до, была мой психиатр.
— Зачем?
Невесело хмыкаю, подозревая, о чем думает Дерек.
— Это не была попытка суицида, я не настолько ненормальная, — не отвожу взгляд, чтобы видеть его реакцию. Только первоначальные эмоции правдивы, остальное легко можно переврать. — По крайней мере, была, — добавляю тихо.
— Забава? — уточняет Дерек. Он выглядит спокойным, сосредоточенным и внимательным.
— Точно! Веселье! — смех вырывается из горла, хотя здесь нет причины для него. — Мои чудо-друзья сказали, что это круто. Прыгнем с моста все вместе, а потом будем всю жизнь вспоминать. Только вот прыгнула я одна, — ноги пронзает холод и боль, как при падении в воду.
Кадры прошлого мелькают перед глазами, замораживая реальность. Лечу вниз и замечаю Эрика, плывущего вдоль моста прямо подо мной. Паника сотрясает тело. Стараюсь перегруппироваться, чтобы не задеть его, но уже слишком поздно. Удар такой сильный, будто я влетаю в бетонную стену с разбега. Остаюсь в сознании еще несколько секунд, охваченная болевой агонией и глотая пресную грязную воду.
Беспокойные мысли растворяются в темноте, забирая меня с собой.
Я думала, что умерла.
Затем череда больничных кадров. Белые стены и люди в халатах. Запах лекарств и антисептиков. Изможденное и искаженное злостью лицо Эрика. Его истошный крик: «Довольна, сука!? Повеселилась?! Вы со своими дружками-уродами совсем с ума сошли?! Ты же нас чуть не убила!»
Вспоминаю, как отчаянно желаю извиниться, но не могу вымолвить ни слова. Падаю на колени и начинаю рыдать, сжимаю голову руками. Эрик бросает на меня взгляд полный ненависти и уходит.
Это же была случайность. Я не знала, что он был внизу.
Я — нет, а вот кое-кто знал…
Дерек накрывает мои побледневшие сцепленные руки своими и нежно поглаживает. Сосредотачиваюсь на его прикосновениях и возвращаюсь в настоящее. Сосед смотрит в глаза, будто понимает, сочувствует, сожалеет…
— Только не надо делать вид, что тебе жаль. Им вот не было. Совсем, — выдергиваю ладони из приятного плена и поднимаюсь с дивана. Понимаю, он хочет успокоить меня, но это лишнее. — Внизу был мальчик.
Я задела его при падении. Нам очень повезло, что мы оба не погибли. Хорошо, что компания взрослых ребят отдыхала неподалеку. Нас вовремя вытащили и доставили в больницу. А мои «друзья» просто стояли и смотрели, как я тону. Думаю, они наслаждались. Это ведь было специально подстроено, — начинаю ходить взад-вперед. Эмоции закручиваются как ураган. — Я знала об их жестокости, но никогда не думала, что они используют ее против меня. Вернувшись в школу, все четверо мне улыбались, довольные своей проделкой. Так что не надо мне рассказывать о чудесах дружбы. Ладно?
— Вы были детьми… — начинает Дерек, но мой нервный смех перебивает его.
— Ооо… взрослые не лучше… Все считали, что я сделала это специально. Никто мне не верил, даже родители. Знаешь, довольно трудно убедить всех в своей невиновности, когда не можешь говорить. Тем более, когда все показания против тебя, — глаза жгут слезы, а кожу царапают горечь и боль. Но я продолжаю. Не могу остановиться. — Но это еще не все достоинства взрослых. Отец трахнул какую-то девку в нашем доме, только потому что ему захотелось разнообразия. А потом они с мамой устроили веселенькую бойню за совместно нажитое имущество. И единственное что они не могут поделить до сих пор, так это меня.
Вот тебе любовь и семейные узы, — затылок печет, будто кто-то палит его лазером, но адская машина во мне уже набрала космическую скорость. — Так что в жопу всю эту вашу гнилую дружбу, любовь, семью и прочее дерьмо, о котором рассказывают как оно на самом деле прекрасно! Это все равно, что накрыть его белым платочком и сказать, что оно не воняет.
Взгляд Дерека приклеен ко мне, а губы сжаты в тонкую линию. Его карие глаза пытаются успокоить меня мягким свечением, но я слишком разгорячена. Вижу, как усиленно он думает, стараясь подобрать правильные слова. Только вот мне это не нужно. Слова мне не нужны.