Галя с сомнением покачала головой:
— А что, если все это треп?
— Не думаю, — ответил Александр Борисович. — За долгие годы работы я, слава богу, научился отличать правду от лжи — в каком бы правдоподобном виде ее ни подали.
— Звучит самонадеянно, — сказала Галя.
Турецкий лишь пожал плечами.
— Итак, — продолжил он, — в последнее время Камакин постоянно упоминает о таинственном профессоре физики. Предположительно, он построил для этого физика лабораторию в загородном особняке. Фамилия этого физика — опять же предположительно — Павленко.
— Павлюков, — поправила Галя.
— Да, извини, оговорился. Павлюков. Над чем работает профессор Павлюков, нам неизвестно. Но его работа может принести Льву Анатольевичу баснословные барыши.
— Надо думать, — кивнул Володя Яковлев. — Если он даже Романа Абрамовича собирается нанять к себе лакеем!
— Итак, речь идет об очень больших деньгах. Вывод: нам надо во что бы то ни стало разыскать этого Павлюкова. А для начала — узнать о нем все, что только можно. Кто он, в каком институте или в какой лаборатории трудится, чем занимался по академической линии — диссертации, научные труды и все такое прочее.
Галя Романова смущенно кашлянула в кулак и заговорила, не глядя Турецкому в глаза:
— Александр Борисович, вы не обижайтесь, но мне кажется, что сказки про профессора-физика не имеют никакого отношения к делу, которое мы расследуем.
Турецкий усмехнулся:
— Ты права. Поиски физика не имеют прямого отношения к расследованию убийства вице-мэра Костюрина. Именно поэтому физиком займусь я лично. Так сказать, в частном порядке и в нерабочее время. — Он посмотрел на часы. — Через полтора часа мне предстоит поход в мэрию.
— Если хотите, я могу съездить с вами, — предложил Володя Яковлев.
Однако Турецкий покачал головой:
— Нет. Для тебя у меня найдется работа поважнее.
— Что за работа? — с интересом спросил Володя.
— Покопайся в старых делах. Убийство Олега Павловича Барыкина — первое дело. Он был директором Черемушкинского рынка в то время, когда нынешний вице-мэр Камакин работал там мясником.
— Славное начало трудовой карьеры, — пошутил Володя.
— Похоже, он и сейчас работает по тому же профилю, — с иронией добавила Галя.
Турецкий строго на них посмотрел и ничего не ответил.
— Барыкина зарезали возле гаража, — сказал он. — Засадили стилет под лопатку. На месте преступления мелькал некий Эдуард Кубашев по кличке Калмык. Самого Калмыка убили через два дня. Забили насмерть кочергой. Это второе дело, которым тебе нужно заняться. Возможно, удастся что-нибудь раскопать.
— Тридцать лет назад не раскопали, а сейчас удастся? — с сомнением произнес Яковлев.
— Криминалистика не стоит на месте, — сказал Александр Борисович. — Задействуй экспертов, лабораторию. В общем, считай, что руки у тебя полностью развязаны.
— Ладно, постараюсь, — нехотя ответил Яковлев, которого перспектива копаться в старых делах не очень-то грела.
Несмотря на свою педантичность и аккуратность, Володя Яковлев терпеть не мог бумажную, кабинетную работу. «У меня клаустрофобия. Предпочитаю работать на свежем воздухе» — так объяснял он свою нелюбовь.
Галя сочувственно посмотрела на Володю, а безжалостный Турецкий сухо сказал:
— Начни прямо сегодня. Жду результатов в самые ближайшие дни.
3
Парень поджидал Турецкого под облетевшим кленом. Ожидая, он поеживался от холода и переминался с ноги на ногу, похрустывая сухой, палой листвой. Едва на улице появилась высокая фигура Турецкого, парень двинулся ему навстречу:
— Александр Борисович!
Турецкий остановился и вопросительно посмотрел на приближающегося парня.
— А, это ты. — Он прищурился. — Как рука?
— Ничего. А как ваша шея?
— В порядке.
Турецкий двинулся дальше, и Стогов пошел рядом с ним.
— Я это… извиниться хотел. Спасибо, что не впаяли мне нападение. Я ведь поначалу и правда вас за бандита принял.
Александр Борисович покосился на него и усмехнулся:
— А потом?
— А потом уже по инерции.
— Хороша инерция. — Они остановились перед светофором. Турецкий как-то странно посмотрел на Глеба и вдруг сказал: — Постой… А с чего бы это мне быть бандитом?
Парень смутился:
— Да нет, это я так просто.
— Просто? — Взгляд Турецкого стал холодным и пристальным. — Э нет, все далеко не просто. По глазам вижу, что врешь. Тэк-с, молодой человек. А ну-ка выкладывай, что у тебя за дела с бандюгами?
— Да говорю же — ничего. Кстати, зеленый!
Они двинулись через дорогу.
— Ну мне направо! Всего хорошего! — Стогов повернулся, чтобы перебежать перекресток, однако Турецкий удержал его и почти силой потащил за собой. Перейдя через дорогу, они остановились.
— Это ты своей девочке будешь лапшу на уши вешать, — строго сказал Александр Борисович. — А мне не сметь. Ну-ка садись. — Турецкий кивнул на железную скамейку, сиротливо притулившуюся почти возле самой проезжей части.
Стогов вырвал руку и хотел было заартачиться, но встретился с Турецким взглядом и послушно сел. Турецкий расположился рядом. Достал сигареты:
— Курить будешь?
Стогов уныло покачал головой:
— У меня свои. Мне бы огонька.
— Ах да. У вас же вечные проблемы со спичками. — Александр Борисович улыбнулся.
Закурив и дав прикурить парню, Турецкий спокойно и веско спросил:
— Так что у тебя за дела с бандитами?
— Да какие там дела, — махнул рукой Глеб. — Так, схлестнулся разок, вот и все.
— Расскажи подробней.
— Да тут и рассказывать особо не о чем. Вы же уже знаете, что я за Вероникой следил. Дурак был, думал, что влюблен. Это я сейчас вижу, что она дура набитая.
Турецкий удивленно посмотрел на парня:
— Это как же ты определил?
— Да когда по телевизору передали, что Костюрин убит, я ее возле универа подкараулил. Подошел и говорю: «Все, говорю, каюк твоему папику». А у них там что-то вроде любви было. Ну вот. Думал поддеть ее, а она вместо этого только плечами пожала и говорит: «Этому каюк, зато куча других осталась». «Ты что, — спрашиваю, — совсем не переживаешь?» А она мне: «Да нет, переживаю. Вот духи новые купила. Теперь переживаю — вдруг не мой запах». Вот и весь разговор. Понимаете, мужик для нее — всего лишь кошелек на двух ногах. Любой.
— Ну ты тоже не обобщай. Может, она еще не встретила того, кого смогла бы по-настоящему… Ладно, неважно. Мы вроде немного отвлеклись. Рассказывай дальше. Значит, следил ты за Вероникой. И что?
— Это было дня за три до того, как его убили. Обычно он ее до самого подъезда не подвозил. Не знаю уж почему. Может, она стеснялась, может, еще что-то… А в этот вечер подвез. Выбрались они, в общем, из машины, но к подъезду не пошли, а разговаривать стали. Костюрин был какой-то потрепанный. Галстук набок съехал и все такое. Вечер был темный, а я за кустами сирени стоял. Я как раз объясниться с ней хотел, с семи часов ее во дворе ждал…
— А приехали они во сколько? — уточнил Турецкий.
— Часов, наверно, в десять. Ну вот. Я как только машину его увидел, сразу решил — все, прикончу урода!
Турецкий хмыкнул.
— Ну не в смысле «убью», а всего лишь хариус попорчу, — поспешно пояснил Глеб.
— Другое дело, — кивнул Турецкий. Покосился на парня и поправился: — Хотя это тоже уголовщина. Рассказывай дальше.
— Подобрался я поближе и слышу: «Прости, дорогая, так дальше не может продолжаться. Я вел себя как полный подлец. Мы должны расстаться». Ну тут из меня весь гнев, само собой, улетучился. Зачем, думаю, калечить старичка, если он и так свою вину осознал. А Вероника ему отвечает: «Решай сам. Но знай, что я тебя люблю».
Глеб поморщился и смачно сплюнул в помятую железную урну.
— Противно даже вспоминать, — прокомментировал он свои действия. — В общем, много чего они друг другу наговорили. Я так понял, что его жена застукала. Вот он и пошел на попятную. Но дело не в этом. Пока они ругались, ко мне кто-то сзади подошел. Так мягко, что я сразу и не заметил. Подошел и руку мне на плечо положил. Я чуть не заорал от неожиданности, а он мне тихо так говорит: «Не шуми, брателла». И ухмыляется. Здоровый такой сволочь, в черной бейсболке и в очках.
Стогов снова сплюнул в урну. Затем продолжил:
— Взял он меня за плечо и потихоньку в сторону отвел. Я бы ему вмазал промеж стекляшек, но шуметь не хотел.
— Почему?
Глеб смущенно усмехнулся.
— Не хотел, чтобы Вероника увидела, что я за ней слежу. Ну и вообще… Ну вот. Отвел он меня в сторонку и говорит: «А ты кто такой будешь? И какого хрена тут торчишь?» Я ему: «А тебе какое дело?» А он мне: «Дергай отсюда, и чтоб я тебя больше здесь не видел. А будешь и дальше крутиться возле этого дядьки, я тебе мозги вышибу». И добавил: «Шайце».
— Так и сказал?
Глеб кивнул:
— Так и сказал. Это по-немецки «дерьмо». Тут у меня конкретно руки зачесались ему в пятак врезать. Только гляжу — а у него слева куртка оттопыривается. Я, конечно, дурак, но не настолько, чтобы на пулю нарываться.
— Думаешь, ствол? — с сомнением спросил Александр Борисович.
— Да уж не бутылка пива, — усмехнулся в ответ Стогов. — Ну тут я подумал, что это, наверно, телохранитель Костюрина. Потом-то я уже допетрил, что телохранители по кустам не лазают. А тогда на меня какое-то затмение нашло.
— И что ты сделал?
— Да ничего. Вырвался и дал деру. А вы бы что на моем месте сделали?
Вопрос был риторический, и Турецкий не стал на него отвечать. Вместо этого он спросил:
— Кто, по-твоему, этот мужик?
— Не знаю. Но зуб даю, он не просто так по кустам лазил, а за Костюриным следил. И еще — тут есть одна странность…
— Какая? — насторожился Александр Борисович.
— Да понять не могу, как это он так бесшумно ко мне подобрался? Там ведь ветки, листья… Газеты даже какие-то валялись. А у меня проблем со слухом никогда не было.
— И на старуху бывает проруха, — заметил Турецкий.