— Сядь!
Татьяна села на диван. Камакин поставил рядом с диваном стул и уселся на него. Приблизил к Татьяне лицо и тихо прошипел по-змеиному:
— А теперь, солнышко, расскажи, как ты капала на меня следователю.
— Не понимаю, о чем ты, — холодно ответила Перова.
Камакин поморщился:
— Солнышко, не делай из меня дурака. Это меня сильно злит. Ты ведь не хочешь, чтобы я разозлился, правда?
— Нет, не хочу.
— Правильно, — кивнул Камакин. Он снова наклонился к ней. Маска приветливости и радушия окончательно спала с его лица. Теперь на Татьяну смотрел безжалостный, жестокий и совершенно чужой ей человек.
— Попытка номер два, — проговорил он глуховатым, рокочущим от холодной ярости голосом. — Что ты рассказала про меня Турецкому?
Глаза Камакина потемнели и стали похожи на глаза акулы — такие бесчувственные, бездушные и холодные. Не глаза, а две синие пластмассовые пуговицы. Перовой стало страшно. Под взглядом этих жутких глаз Татьяна вжала голову в плечи.
— Я сказала… Сказала, что мы с тобой любовники, — тихо пробормотала она.
— Так, — неопределенно сказал Камакин. — Дальше.
— Что мы с тобой недавно ссорились и ты хотел от меня уйти. Но потом вернулся. Еще… еще я сказала, что ты упоминал имя какого-то профессора.
Лицо Камакина помрачнело.
— Ты назвала фамилию? — спокойно спросил он.
Татьяна покачала головой:
— Нет.
— Говори правду — назвала или нет?
— Нет. Говорю тебе — нет!
Камакин долго смотрел на Татьяну, потом презрительно, без всякого замаха, ударил ее по лицу тыльной стороной ладони — как будто муху согнал. Голова Татьяны мотнулась в сторону.
— Сука, — коротко сказал Камакин. — Если бы я тебя так не любил, я бы тебя прикончил собственными руками.
Татьяна потрогала ушибленное место и зло проговорила:
— Зачем? У тебя же есть для этого опричники.
Камакин поморщился, — видимо, хотел изобразить усмешку. Но не получилось.
— Ты права, — сказал он. — В общем, так. В городе ты появляться не можешь, пока я не закончу здесь все дела. Будешь жить на даче. Убежать не пытайся. Если все-таки попробуешь, за твою жизнь я не ручаюсь. Пойми меня правильно, солнышко, я пытаюсь обезопасить себя, — неожиданно смягчившись, сказал он. — А если со мной ничего не случится, значит, и с тобой все будет в порядке.
Он протянул руку и приподнял ее лицо за подбородок. Потом нагнулся и поцеловал в губы.
— Я хочу, чтоб ты знала — теперь мы вместе. И всегда будем вместе. Если мне придется куда-нибудь уехать, ты отправишься со мной.
— Я? Куда я поеду? — рассеянно спросила Татьяна.
Он улыбнулся:
— Вполне возможно, что никуда. Теперь все зависит от двоих людей: от нашего Эйнштейна и от следователя Турецкого. Вернее, от того, кто из них двоих окажется расторопней. Я ставлю на первого, а ты?
— Я? Я… не знаю. То есть, конечно, на Эйнштейна! Но я… Господи, я вообще не понимаю, что происходит.
Татьяна прижала ладони к лицу и неожиданно разрыдалась. Она думала, что Камакин будет утешать ее, и уже заранее собралась почувствовать на своих щеках и губах его короткие, покрытые черными жесткими волосками пальцы, от которых почему-то всегда пахло одеколоном. Однако ничего подобного не произошло.
— Успокойся и возьми себя в руки, — резко сказал Камакин. — Ну!
Татьяна всхлипнула и вытерла пальцами глаза.
— Зачем ты послал за мной этого борова? — обиженно спросила она. — Он пугал меня ножом.
— Я не мог приехать за тобой сам. За мной следят. И все это, кстати, по твоей милости.
— Кто следит? Почему следят?
— Об этом тебе лучше не знать. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Это как-то связано с этим… физиком? Он здесь? Он что-то делает для тебя, да? Ты ведь собирался разбогатеть.
— Ты задаешь слишком много вопросов, — сухо сказал Камакин.
Он встал со стула.
— Теперь ты будешь жить здесь. Обживайся. Холодильник забит едой. В шкафу есть куртки, тулупы и резиновые сапоги. Это, конечно, не «Вивьен Вествуд» или «Нина Черутти», но гулять по саду — в самый раз. Да, и еще. Тут постоянно живет пара охранников. Не обращай на них внимания, ладно? Сделай вид, что они невидимки.
Татьяна вытерла рукавом кофты заплаканное лицо.
— А ты? — спросила она дрогнувшим голосом. — Ты уже уходишь?
— Солнышко, мне нужно работать. В спальне есть ди-ви-ди и куча дисков с фильмами и музыкой. На столе — ноутбук с играми. Скучать тебе не придется.
На Татьяну вдруг накатила страшная тоска. Она представила себе, как будет жить здесь — одна, в этой халупе посреди леса, жить долго и скучно. Это было невыносимо! Перова вскочила с дивана и приникла к Камакину.
— Когда ты приедешь? — спросила она, проникновенно глядя на него снизу вверх.
Он пожал плечами:
— Не знаю. Постараюсь заехать завтра. У тебя мобильник с собой?
Татьяна кивнула:
— Да.
— Если что — звони. Но только если будет что-то важное. Ну все, солнышко, мне пора уезжать. — Он крепко ее обнял и поцеловал в губы. — Не скучай.
4
Весь день Татьяна маялась от безделья. Фильмы на дисках оказались все старые. Музыка — пошлая. Книжек тут не было вообще.
«Хоть бы какой-нибудь журнал оставил», — в сердцах подумала девушка, бродя по комнатам. На улице в беседке сидели два охранника. Молодые, коротко стриженные, в черных куртках и с одинаковыми бездумными лицами. Люди-тени. Невидимки.
Татьяна попробовала с ними поговорить, однако оба парня отвечали односложно и скучно. В сердцах Перова решила, что они просто тупые (возможно, она не ошиблась).
На улице было прохладно. Небо затянули серые, косматые тучи. Дул холодный ветер, и от этого стало еще скучнее и тоскливее. Бесцельно бродя по двору, Татьяна заметила краем глаза какое-то движение за забором, отделяющим ее от соседнего двора. Она подошла к забору.
В соседнем дворе, рядом со ржавым железным баком, возился какой-то чудик.
— Эй! — окликнула его Татьяна. — Эй, вы!
Чудик поднял голову и прищурился.
— Что? — глупо спросил он.
Татьяна приветливо улыбнулась:
— Мы с вами вроде как соседи.
— Э-э… — Незнакомец растерянно почесал лысый затылок. — Да вроде того.
«Какой страшненький, — подумала Татьяна. — Но на безрыбье и рак рыба. Если я с кем-нибудь не поболтаю, я с ума сойду».
— Чем это вы там заняты?
Мужчина рассеянно посмотрел на железный бак.
— Да я, видите ли, выбрасываю мусор, — сказал он. — А… вы? Вы чем занимаетесь?
— Страдаю от безделья, — весело ответила Татьяна.
Мужчина кивнул. Подумал и сказал:
— Я, признаться, никогда не испытывал ничего подобного.
— Вы это о чем? — не поняла Татьяна. — Хотите сказать, что никогда не страдали от безделья?
Он кивнул:
— Угу.
Перова посмотрела на него с нескрываемым любопытством.
— А вы странный, — сказала она. — Разве такое возможно?
Незнакомец пожал плечами:
— Ну, знаете… Мне всегда было чем заняться. Я и сейчас занят. Видите ли, я…
— Вижу! — кивнула Татьяна и улыбнулась. — Выбрасываете мусор. Хотя вы его уже выбросили. Теперь-то чем займетесь?
— Ну…
Татьяна положила руки на забор:
— Слушайте, особых угощений у меня нет, но час назад я нашла в шкафу банку вишневого варенья. Может, попьем чаю?
Мужчина стушевался и стал растерянно озираться по сторонам, как примерный ребенок, который ищет воспитателя, чтобы спросить у него разрешения.
— Я бы с радостью, — промямлил он наконец, — но…
— Вот и хорошо! — бодро кивнула Перова. — Тогда перелазьте через забор, и пошли пить чай. Немедленно!
Мужчина вздохнул и подошел к забору. Перелез он довольно быстро, но при этом умудрился порвать брючину и поцарапать руку.
— Какой вы неуклюжий, — весело сказала Татьяна.
За спиной у нее хрустнула ветка. Она обернулась. Охранники стояли в пяти шагах от нее и угрюмо смотрели на незнакомца. Вид у того был более чем беззащитный. Он страдальчески морщился и тер пальцами расцарапанную руку.
— Татьяна Ивановна, — заговорил один из охранников, — это запрещено.
— Да ну? — прищурилась на него Перова. — Милый, ты же не хочешь, чтобы я закатила истерику и бросилась выцарапывать тебе глаза? Ты, конечно, сильный парень и окажешь мне достойное сопротивление. Но представь, что скажет твой босс, когда увидит, что я вся в синяках и кровоподтеках! А без крови тут не обойдется — обещаю тебе.
Охранники переглянулись. На их низких, бугристых лбах отобразилась мучительная работа мысли.
— Да ладно вам, — примирительно сказала Татьяна. — Мы просто попьем чаю и поболтаем. По-соседски. Иначе я тут сдохну от скуки.
Охранники стали тихо переговариваться между собой.
— Ну что? — спросил один.
— Да пусть пьют, хрен с ними. Нам даже легче — оба кролика в одной клетке.
Говорили они настолько тихо, что Татьяна, как ни напрягала слух, услышала лишь «пусть пьют» и «кролики». Она нахмурилась.
— Ладно, — с ленцой в голосе произнес один из охранников, — пейте свой чай. Если что — мы поблизости.
Они повернулись и побрели к своей беседке, где их ждал стол, украшенный пепельницей, большой тарелкой с жареными на углях свиными хрящами и бутылкой сухого вина (пить более крепкие напитки Камакин им строго-настрого запретил).
— Да хватит вам тереть, инфекцию занесете! — строго сказала незнакомцу Перова.
Он послушно отнял пальцы от руки и выжидательно посмотрел на нее. Вид у него был растерянный и несчастный. К тому же он был очень уродлив, и от этого выглядел еще более жалким. Лысый, почти безбровый, с маленькими, круглыми глазками и большим, лягушачьим ртом.
— Вас как зовут-то? — спросила Татьяна.
— Меня? Э-э… Сергей Иванович.
— Значит, Серж. А я Татьяна. Будем знакомы. Ну что, пошли в дом?
Она повернулась и направилась к крыльцу. Сергей Иванович побрел за ней.
В доме он немного осмелел. По крайней мере, уже не краснел при каждом слове и, в общем, держался молодцом. Татьяна наполнила чашки золотистым чаем с запахом жасмина. Поставила на стол печенье, конфеты и вазочку с вишневым вареньем. При виде конфет глаза у гостя загорелись.