# мненепойдётфиолетовый
В какой-то момент весь наш разговор сошёлся на Никите. Ян с трепетом рассказывал о мальчишке, о тех солнечных днях, когда братская дружба только начинала крепнуть – как вытаскивал его из подвалов, как защищал от бойких девчонок, как лупил веником, когда тот воровал его диски с порнушкой, как переживал, когда ушла мама и когда сильно пожалел о своей категоричности – маленькая жизнь со взрослыми проблемами. Я увидела другого Яна. Открытого и простого, будто он обычный парнишки с соседнего подъезда, считающий тараканов домашними питомцами. Я увидела другого Яна и постыдилась собственных мыслей.
# даженедумайобэтом # нельзя # danger
– А вот здесь мы с распухшими языками, потому что переели креветок, – пояснял Румянцев, листая фото за фото. – Ой, о чём это я? Ты ведь знаешь, что это такое.
– Креветки? Ты о подружках Даяны? – ёрничала я.
– Они самые.
Ян пролистывал ленту, а я не сводила с него глаз: дегтярные ресницы, розоватый румянец, похожий на болезненный, смазанный изгиб губ, специфическая ухмылка, мелкие родинки на белоснежной коже – всё то, что должно отталкивать и раздражать, но происходило иначе.
– Здесь я сломал ногу. Решил, что смогу подвинуть турник.
– Идиот…
– А вот это вообще умора. Пьяный Костян пытался помочиться и долго искал ширинку. Мы вручили ему сардельку в руки, так тот загадил штаны. И ковёр. Тогда я впервые услышал, как истерит Даяна. Ты знала, что они родственники?
– Ага…
– Эй, ты вообще слушаешь?
Перед глазами мелькнула яркая фотография, но Ян быстро её перелистнул, что ещё разожгло моё любопытство. Вырвав телефон из его рук, я вернула кадр и прыснула от смеха:
– Боже, что это? – воздуха не хватало. – Румянцев ходил в балетный кружок? Неужели, это правда? Дай мне сутки и я напишу однотомник убийственных шуток на сей счёт. Чёрт, ты действительно был балеруном?
Не скрывая обиды, он выхватил мобильник.
– В шесть лет, без двух дней неделя, – буркнул парень, а потом задумавшись, поиграл бровями. – Хочешь посмотреть на меня в лосинках? Сейчас я буду выглядеть более эффектно, нежели когда был юнцом.
– Ох, избавь меня от этого.
– А что? Сравним кто могущественнее – я или Рус?
– Исключено. Меня стошнит.
– Тогда твоя очередь показывать постыдные фото, – в его глазах заплясали чёртики. – И не говори мне, что таких не имеется.
– Напротив, количество существенное, – призналась я. – Но я не покажу тебе их. Это конфиденциальная информация.
Тупица Румянцев стал перебирать предположения:
– Дай угадаю, ты была жирной и прыщавой?
– Нет.
– Любила носить мужскую одежду и страдала от вшей?
– Мимо.
– Никогда не поверю, что ты не гадила под дверь соседям и не надувала лягушек, – его глаза округлились. – Ты целовалась с фламинго! Я прав?
– Что? – задохнулась я. – Нет!
– Сейчас проверим, – Румянцев подобрал мой мобильник с пола, и тот сразу же завибрировал. – О, Рус звонит. Я отвечу? Спасибо.
– Не смей!
– Алло, Русланчик, милый, не пугайся моего голоса. До утра сидела в караоке и пела песни о любви. Каждую посвятила тебе. Тебе же нравится Rammstein? – Ян увернулся, когда я попыталась прервать их разговор. – Что? Позвать Киру? Но ведь это я, любимый. Не веришь? А как насчёт твоего обрезания? Только я могу знать об этом.
Я устала бегать за ним. Вернулась на кровать, скрестила руки и насупилась. По правде говоря, я не хотела разговора с Русланом, но и о том, что провожу время с Румянцевым – он тоже знать не должен. Я понимала, ему нелегко, но я страдала больше. Всё как-то навалилось в одночасье, накрыло с головой будто расплата за ворованные купюры из папиной заначки – другого объяснения я попросту не нашла.
– Что с ним стало? – спросил Ян, сбросив вызов. – Какой-то он хлюпик.
– Слушай, не каждый может переключаться так быстро, как делаешь это ты, – по вредной привычке заступалась я.
Ян громко хмыкнул. Он давно выкупил наш неоднозначный союз.
– Тебе не надоело быть мамочкой? – спросил он, и телефон снова завибрировал. – Сынок сегодня сам не свой. Терроризирует мобильник. Вот негодник.
Мне удалось вернуть телефон, но я когда взглянула на экран, то почувствовала слабость в коленях. Это был Даниил Альбертович. В сообщении было сказано следующее: «Плохая новость. Никита впал в кому. Его подключили к искусственной вентиляции лёгких. Пожалуйста, передай это Яну. Ты знаешь, как правильно».
– Что такое? Сынок прищемил свою крохотную мошонку? – смеялся Ян, но быстро отрезвел, почуяв неладное. – Эй, Кира, ты побледнела. Что случилось?
– Ничего. То есть случилось, но…
– Я успел изучить, когда тебе страшно. Говори.
– Ты не должен…
– Говори!
– Никита, – сипло выдавила я, боясь его реакции. – Он в коме Ян. Состояние ухудшилось, но это не повод…
Послышался хруст пластика, на панельных стенах образовались глубокие дыры. Воздух наполнился цементной пылью. Румянцев беспорядочно колотил руками, отчего на острых костяшках образовались кровавые ссадины.
– Я! Всё! Оплачу! – кричал он, продолжая наносить удар за ударом. – Ничего! Не бойся! – подставка под косметические средства была откинута зверским толчком ноги. Стеклянные флакончики рассыпались на осколки. – Проклятье! Не может быть! Чёрт! Я убью эту сволочь! Убью!
– Угомонись! Это не конец! Так бывает!
– Нет! Я убью их всех! Каждого, кто был на этой вечеринке!
Наблюдать за буйством Яна было сложно и страшно, но я нашла в себе смелость подойти. Холодные пальцы коснулись обжигающих щёк. Он весь горел.
– Приди в себя, – сказала я приказным тоном, настырно удерживая зрительный контакт. – Я и без твоих выступлений знаю, какой ты упрямый, но выслушай меня. Да, ситуация изменилась. Пусть в худшую сторону, но это не повод опускать руки, а тем более размахивать ими. Посмотри на себя, Ян, ты уничтожаешь себя. Какой пример ты подаёшь брату? Что при любой кризисной ситуации нужно лишаться головы и биться об стены, доводя себя до полного изнеможения? Так?
Его губы расползлись в ухмылке, как в защитной реакции. Золотой отпрыск не привык выслушивать упрёки, а прислушиваться к ним и подавно. Но для того, чтобы достучаться до самонадеянного нигилиста, нужно говорить на его языке.
– Ну что нюни развесил, Румянцев? Ведешь себя, как больная истеричка. Даже стыдно за тебя. Легче всего капризничать, чем выбрать взрослую позицию. Ты тут не один подавлен, знаешь ли. Никогда бы не подумала, что ты такой размазня. Ещё имеешь наглость с Терёхина смеяться. Слабак. Но если это не так, то докажи это. Возьми себя в руки, твою мать. Иначе одолжу тебе платье с прокладками. Глянь, как пальчики поранил. На ранку не подуть?
Всем своим видом я демонстрировала отвращение к парню, но в глубине души корила себя за грубость. Всё ждала его реакции, ибо заигралась, и последние несколько фраз были кинуты опрометчиво. А вот Ян не спешил отвечать, сверлил меня искристым взглядом и всё шире натягивал улыбку.
– Если готов выпустить очередь матерных слов, то можешь не утруждаться. Мне плевать на твои оскорбления. Как и на оставшиеся целые панели в этой комнате.
– Ошибаешься, – резко просветлел он. – Мимо, голубка.
– Тогда о чём ты задумался?
Ян прислонился ко мне лбом так, что наши носы соприкоснулись. Дыхание прервалось. Ладошки вспотели.
– Я думаю о том, что за такой причиндал у этого Руслана, что из всех возможных кандидатур ты выбрала именно его?
– Ты не исправим, – застонав, закатила я глаза, а потом толкнула его в ванну, но парень не сопротивлялся. – Жди меня здесь. Я принесу бинты.
На его лбу выскочили испарины. Тёмная челка опустилась на глаза.
– Да ладно тебе, голубка. Всего лишь царапины, – уверял Ян, шатаясь на месте.
Чтобы он не говорил, но этому парню не хватало заботы. Того материнского слюнявчика, от которого он так яро отмахивается.
– Ох, не нужно строить из себя мужика со стальными яйцами, – изображала я сухость. – Я не за твои вавки переживаю. Ты все полы мне кровью забрызжешь, – бросила я и вышла в коридор.
Сняв с себя маску амазонки, я с бешенной скоростью метнулась к Лине. Уже через несколько секунд колотила ладошками по её двери.
– Кира? – удивилась она, провернув ручку. – Что такое?
Не удостоив девушку ответом, я переступила порог. Стены комнаты были украшены плакатами рок-групп и светодиодными надписями. Пахло автомобильным ароматизатором. Повсюду были разбросаны вещи и исчерканные листы из тетради. На полках красовались кошмарные куклы вуду. Складывалось ощущение, что я попала в место для сектантских обрядов.
#большеникакихпосвящений
– У тебя есть бинты или пластыри, мазь? Что-нибудь? – сердце колотилось в груди. Моя душа болела за Яна – эгоистично, но это так.
Лина задумалась, проведя языком по губам. Сверкнул серебристый пирсинг.
– Кажется, где-то были. Но что случилось? Ты меня напугала.
– Румянцев, – на выдохе сказала я, – он поранился. А точнее, разгромил там всё.
Лина полезла в аптечку, но продолжала меня допрашивать:
– Он с тобой? – прозвучало, как укор. – Как он?
– Плохо. Очень плохо. Никита в коме. Ему стало хуже.
Лина подняла на меня изумрудные глаза и горестно вздохнула.
– Печаль, – её ресницы намокли, но она сдержала слёзы. – Да уж, ситуация патовая. Очень жаль, что так вышло. Есть предположения, что с ним случилось?
#молчи #молчи #молчи
– Пока нет, – бессовестно лгала я. – А у тебя?
Девушка покачала головой.
– Держи. Всё что есть, – она протянула мне худенький марлевый рулон. – Прости, я бы предложила свою помощь, но у самой небольшие проблемы.
– Что такое? – мне следовало поторопиться, но я помнила о приличии.
– А ты загляни сюда и сама всё поймёшь.
Лина указала на верхнее окошко между прихожей и ванной. Подставив табурет, я заглянула в форточку и чуть не грохнулась обратно на пол.