Понял Дафин говор птичий и, сокрушаясь от таких козней дьявольских, вскочил на ноги да спросил птицу:
— А в каком краю, в какой стороне горе мыкает Арап?
— Ступай все под гору, иди три дня и три ночи и найдешь его, — ответили птицы.
Собрался Дафин в путь-дорогу да и пошел. Не присядет, не приляжет, все идет без устали. А на рассвете дня четвертого дошел он до пруда широкого-преширокого, ни конца ни края не видать. Вдали, на склоне горы колодец чернеет, а рядом человек стоит, то поднимает, то опускает длинный-предлинный журавель. Подошел Дафин поближе и увидел старца, как лунь белого, иссушенного долгими годами.
— Бог в помощь, дедушка!
— Спасибо, сынок.
— Что же ты так стараешься, дедушка, бадью за бадьей достаешь, будто всю воду вычерпать хочешь?
— Ох, добрый молодец, тяжкое проклятие свалил мне на голову дьявол. Осужден я воду черпать, чтоб лилась она с горы ручьем неиссякаемым и озеро расширяла. А ты кто будешь?
— Нездешний я, дедушка. Увел черт меня, и теперь ума не приложу, как мне из царства его выбраться да вольной жизни себе добыть.
Присел дед на сруб колодца, призадумался, стал перебирать в уме всякие способы спасения.
— Так вот, — сказал он наконец. — Можешь ты спастись отсюда только через Вестру, юную девицу, привезенную сюда дьяволом из-за тридевяти земель, тридевяти морей, чтоб стала она орудием зла. Переняла она уже от черта силу да искусство бесовское, но сердцем еще чиста, как младенец. Пройди-ка ты по ту сторону озера, подстереги ее, как купаться придет, схвати одежду ее и удирай, только упаси тебя боже оглянуться — сразу всю власть над нею потеряешь. Благословлю я вас, и, коль удастся от черта избавиться, век свой счастливо проживете.
Обрадовался Дафин, услыхав речь Арапа, будто рай земной воочию увидал. Пошел он берегом озера широкого легким шагом молодецким, дошел до места заветного, схоронился в кустах и сидит — не пикнет.
Красива заря вечерняя в синеве небес, но где ей тягаться с красавицей Вестрой, которая как раз спускалась с пригорка к озеру. Шла она походкой смелой, шагала лебедушкой белой. До озера дошла, платье скинула, окунулась в воду и сразу обернулась лебедем белоснежным. Тут она принялась купаться, баловаться, крыльями вздымать брызги алмазные и чудеса творить разные — глаз от нее не оторвать. Но Дафин не стал ее разглядывать, а схватил одежку, ноги на плечи, да был таков. Вышла Вестра на берег, хватилась, а одежды нету. С испугу сердце у нее зашлось. Поглядела на все четыре стороны да и заметила Дафина-молодца. Пошла она за ним следом, стала песни заводить, лаской ему льстить. Дафин то, Дафин се, а он бежит и бежит без оглядки, хоть и чует — загораются пятки. Еще пуще Вестра старается, песней сердечной его чарует:
Дафин, милый мой,
Цветок полевой.
Сладкий, как мед,
Не стремись вперед.
Ты не удирай.
Добра не бросай,
Оглянись назад.
Будешь встрече рад.
Тяжко Дафину, стоном стонет, до того оглянуться хочется, а все же осилил он сердце свое, не оглянулся. Добежал до колодца, стал перед Арапом, только тот положил ему руку на плечо — Вестра тут как тут. Вернул ей старик платье, поставил обоих на колени и благословил, чтоб жили-поживали, горя горького не знали. Затем достал он из-за пояса два колечка обручальных и надел молодым на пальцы. Встали молодые, поблагодарили и собрались было уже в путь-дорогу, как вспомнил Дафин птичий рассказ и промолвил:
— Будь же, дедушка, прощен и избавься от кары дьявольской.
Только прозвучали слова эти, как старик Арап исчез, будто сквозь землю провалился. В мгновенье ока не стало ни колодца, ни журавля, только след от них на примятой траве остался. Давно уж, видно, пора было им сгинуть с лица земли.
Дафин ходит женихом, а Вестра все грустнее становится и под конец молвит:
— Никогда нам не перейти предела царства этого без согласия дьявола. Пойди ты к нему, попроси руки моей.
Пошел Дафин ко дворцу чертову, долго пробирался он по скалам да оврагам, да диким буеракам, и вот встает перед ним крепость черная, как сажа. Вошел он и очутился перед нечистой силой.
— Здравствуй, бес.
— Здравствуй, — отвечает черт да спрашивает: — Каким гнусным ветром занесло тебя сюда?
— Пришел я попросить у тебя руки Вестры.
— Вестру я тебе отдам, коли выполнишь три моих приказа, а коль возьмешься за дело и не осилишь — прощайся с белым светом.
— Берусь, ваша темность, твои приказы выполнить.
— Хорошо, приходи вечерком.
Под вечер приходит Дафин к дьяволу. Вышел дьявол во двор, на запад глянул и спрашивает:
— Что ты там видишь?
— Край земли, — отвечает Дафин.
— А на юге?
— Тоже.
— Коли хочешь руки Вестры, так до утра вспаши мне все это поле, посей пшеницу, вырасти да пожни, сгреби да скопни, пшеницу намолоти, на мельницу отвези и с восходом солнца хлебца свежего мне отведать принеси.
Услышав приказ такой, испугался и загрустил Дафин и темнее ночи черной вернулся к Вестре. Закралась к нему и такая дума — не послала ли она его на гибель неминучую? Разве под силу кому такой приказ выполнить?
— Не тревожься ты, не печалься, — говорит ему Вестра. — Такой приказ легче легкого выполнить.
Взглянула Вестра на горы дальние, свистнула, что было мочи, и, откуда ни возьмись, налетело чертей видимо-невидимо, все поле кишмя кишело.
— До утра выполните мой приказ, — говорит им девушка. — От дворца его темнейшества на запад и на юг до края земли должны вы все поле вспахать, пшеницей засеять, урожай вырастить, собрать, помолотить, зерно смолоть и, едва день забрезжит, — хлеб горячий мне представить. Поняли?
— Да! Да! — закричали бесенята в один голос.
Принялись они за дело, все в руках у них кипело. Одни пахали, землю разворачивали, другие шли следом с бороною, третьи сеяли, четвертые ползком на четвереньках духом своим корни согревали. Чудесно поле преобрази- лося. К утру пшеница уже созрела, и взялись черти — кто косить, кто молотить, кто на мельницу возить, с первою же зарей хлеб был уже в печи.
Только солнышко красное всходить стало — и хлеб теплый, только что из печи, лежал уже пред добрым молодцем. Взял Дафин белый каравай, положил на полотенце да и отнес его черту.
— Вот, ваша темность, выполнил я приказ твой, получай каравай.
Нахмурился черт, как глянул на поля свои, но хлеб взял. Потом повел Дафина на склад оружейный и велит:
— Выбери себе оружие по нраву, второй приказ мой на охоте выполнишь. Приходи завтра да подстрели зайца в моем саду. Но помни, охотиться будешь только у меня в саду. Понял?
— Понял, ваша темность, — ответил Дафин и с радостью на душе отправился к Вестре.
— Отчего ты так веселишься? — спрашивает она.
— Как же мне не веселиться, когда бес так опростоволосился. Тоже мне приказ: подстрелить зайца в его саду.
— Не смейся, не веселись, Дафин, как бы потом плакать не пришлось. Ведь этот заяц будет не простой косой, а сам черт обернется зайцем. Завтра ты не гонись за ним с оружием, так ничего не добьешься, а садись у входа во дворце и жди. Я обернусь в борзую, стану за ним гнаться, ни в какой норе спрятаться не дам. Когда он из сил выбьется, то попытается проникнуть во дворец; тут ты его и хватай да и стукни изо всех сил головой о лестницу.
Спрятался на следующий день Дафин за дверью дворцовой, а борзая принялась гоняться за серым, вот-вот схватит и разорвет. Почувствовал заяц, что туго ему пришлось, не сдобровать видно, и бросился ко входу во дворце. Поймал его Дафин за уши, схватил за лапки задние и раз! — головой о лестницу. Взвыл заяц от боли. А Дафин, как ни в чем не бывало, знай себе — бьет его головой о кромку ступенек.
Такой шум и вой поднялся, что вышла из хоромов своих чертова жена да как увидела, что творится, чуть было за волосы не схватилась да не заголосила, только вовремя спохватилась и прикрикнула на Дафина:
— Что же ты, Дафин, такой шум-гам поднимаешь?
— Вот поручил мне их темность поймать ему зайца, выполнил я его наказ, а теперь хочу прикончить серого и на кухню отнести.
— Постой, не убивай его, дай мне его живым, я с него шкуру спущу и зажарю.
— Нет, я сам должен его их темности отдать.
— Как же ты дашь ему зайца, когда он только вечером вернется? Подай его сюда, я его поджарю на ужин, и ты тоже с нами поешь.
Отдал ей Дафин зайца да и пошел себе с чистой совестью отдыхать после трудов праведных. А под вечер пришел он к лешему во дворец жаркое заячье отведать. Принял его черт как ни в чем не бывало, угощает, притворяется, будто рад ему безмерно, а у самого голова перевязана, под глазами синяки. С трудом раскрывая рот, говорит дьявол Дафину, что согласен отдать ему Вестру, но надо прийти наутро и выбрать ее среди дочерей чертовых.
— Хорошо, — сказал Дафин и ушел, довольный тем, что избавился, наконец, от поручений дьявольских.
— Чего ты так радуешься? — спросила его Вестра, идя ему навстречу.
— Как же мне не радоваться, когда нечистый велел мне взять тебя да и пойти своей дорогою.
— Милый мой Дафин, не знаешь, как тяжело будет выполнить этот приказ. Тут плакать надо, а не радоваться. Завтра он тебя заставит искать меня средь сотен девушек, похожих на меня, как две капли воды, и лицом, и волосами, и платьем. Как же ты меня отличишь?
— Да будь вас хоть сколько звезд на небе, а тебя я все равно узнаю.
— Не говори так, а послушай-ка лучше, что я тебе скажу. Завтра гляди внимательно каждой в глаза да выбирай ту, у которой слезы польются.
Так они и порешили. На второй день пришел Дафин за своей Вестрой, а лукавый его отвел в комнату, где стояло множество девушек, — все одна в одну, вылитые Вестры. Долго глядел на них Дафин, да никак не мог найти свою суженую. Да как и отличить ее, когда стояли они, точно в поле пшеничном колосья золотые, соком налитые — все на одно лицо. Время шло, все сильнее сжималось его сердце от страха и печали, как вдруг заприметил: блестят на девичьих ресницах две жемчужин