– Богам? Они вообще не верят в богов.
Он посмотрел на меня удивленно:
– Это разумные существа, и они не верят в богов?
– У них нет богов, уверяю тебя.
– Как это возможно? Они неверующие, подобно грекам?
– Нет. Они просто не задаются вопросами космогонии. Ни один из них не посвящает ни единой минуты своего времени размышлениям о божествах или о бессмертии духа. Это им совершенно безразлично. Они только едят, убивают и едят. Завоевание для них означает просто поглощение. Тектоны подчиняются лишь собственному желудку, который имеет странную особенность: он принимает исключительно мясо, и в огромных количествах, но не всякое мясо. Их войска способны опустошить самые густонаселенные провинции Италии за месяц или два. И когда я говорю «опустошить», я имею в виду ликвидировать всех их жителей, сожрать их.
Философ проявлял интерес к моим рассказам, но не понимал меня, потому что сводил все исключительно к вопросам интеллектуальным.
– Их общество делится на роды, как римское? – спрашивал он. – А какие из них самые знатные?
– У них нет ни племен, ни родов. Тектоны не имеют никаких родственных связей.
– Как???!!! – воскликнул он, искренне удивленный.
– Тектоники – это индивиды, одинокие индивиды, которые не связаны между собой родством.
– Но все же у них должны быть отец и мать, дедушки и бабушки, внучки и внуки!
– Нет. У них нет ни отца, ни матери. Сейчас у меня нет времени описывать, как они рождаются и размножаются. Что же касается братских отношений, то они им неизвестны, потому что у них нет ни братьев, ни сестер. А поскольку у них нет ни жен, ни детей, они никого не любят. Само понятие любви или даже дружбы им совершенно неизвестно и, по правде говоря, просто непонятно. Я объяснял им, что люди прикладывают множество усилий, чтобы воспитать своих детей. Они опешили и спросили меня без тени иронии: «А почему вы их не едите? Пользы от этого было бы больше».
– Мне кажется, это противоречит самому существованию народа, – заметил старый философ. – Если они так алчны и не любят даже самых близких из своих соплеменников, что им мешает сожрать друг друга?
– Только вопрос выгоды и предельный жизненный эгоизм, – ответил я. – Тектоники понимают, что хорошо дисциплинированное войско требует суммы индивидуальных усилий, и в этой организации они добились невероятных успехов.
– Позволь мне, – настаивал он, – по крайней мере поинтересоваться политикой тектонов: какие вопросы они обсуждают? И к какой форме правления склоняются: монархии или республике?
– У них нет ни царей, ни консулов, потому что они – закостенелые индивидуалисты и не потерпели бы никакого правительства, которое бы заботилось об общем благе. Тектоники допускают только одну руководящую фигуру, чей титул можно было бы перевести очень приблизительно как «вождь». Такой тектон временно возглавляет отряд, отправляющийся на поиски добычи. Его выбирают иногда за особую воинскую доблесть или за то, что он знаком с географией места охоты либо с противником, которого армия надеется победить и сожрать.
Неожиданно этот разговор мне наскучил.
– Я готов обсудить с тобой все сложное и запутанное устройство тектонской республики, когда тебе будет угодно и когда это станет возможно, – раздраженно сказал я. – Но сейчас есть дела более срочные. Я тебе уже говорил: они завоевывают земли, а потом убивают их жителей и съедают их, убивают и съедают. Их политическая дискуссия сводится к одному-единственному вопросу: какие еще области подземного мира можно обнаружить, исследовать и покорить, чтобы убить больше живых существ и получить больше пищи. А сейчас они направляются сюда! – закричал я. – Тектоны – это зло, зло чистой воды. Их жестокость недоступна пониманию человека, который никогда не жил в их бездне. А сейчас они идут сюда, чтобы сожрать нас! Тебе это ясно?
Моему отчаянию не было предела. Я пережил адские мучения и вернулся из преисподней, чтобы предупредить моих соплеменников о том, что им грозит самая страшная опасность во вселенной. И с чем я столкнулся? Никто не хотел меня слушать.
И вдруг – проблеск надежды: этот старый седобородый философ склонился ко мне и успокоил меня, мягко положив руку на мое колено:
– Марк, я готов тебя слушать, но, если ты не поможешь мне, я не смогу помочь тебе.
На протяжении следующих пяти дней этот старый и почтенный мудрец приходил ко мне каждое утро. Мы прогуливались по двору, как перипатетики, или садились у пруда, где плавали рыбки. Он просил меня поделиться с ним всеми знаниями о тектонах и о подземном мире, которые мне удалось получить. Я не имел ничего против и во всех подробностях описывал ему подземный мир и его обитателей, ибо это могло облегчить участь римлян. Благодаря этим беседам мы подружились, и всякий раз, когда старый философ собирался уходить, мы обнимались на прощание. Я полюбил этого человека.
Однако на шестой день мне надоели его вежливые допросы.
– Ты не можешь понять одного, – в отчаянии воскликнул я, – дело не терпит отлагательств! Их легионы уже движутся к поверхности земли.
Но потом я постарался успокоиться, потому что в глубине души понимал, что этот старик – моя единственная надежда: только благодаря ему мой отец, Рим и Сенат могли выслушать меня и поверить моим словам. Я решил рассказать ему одну историю, случившуюся во время моего заточения, думая, что это поможет ему понять, какая страшная опасность нам угрожает.
– Ты любишь философию и дебаты о морали, добре и зле, поэтому я расскажу тебе только один эпизод моей жизни в подземном мире. Это всего лишь крошечная деталь, но она помогает понять суть характера тектоников. Возможно, услышав эту историю, ты поймешь, что тектоны способны нас уничтожить.
Я замолчал, глубоко вздохнул и начал свой рассказ:
– Подземный мир очень разнообразен: там, внизу, тоже есть леса и джунгли или нечто подобное; огромные озера, с которыми не сравниться нашим океанам, полные водой или другими, менее приятными жидкостями; глубокие колодцы и горные хребты, каким бы странным ни казалось нам известие о горах, спрятанных под землей. Точно так же там проживают тысячи народов и племен, чей облик может показаться нам весьма невероятным; однако эти существа способны мыслить и рассуждать, подобно нам. Эти народности отличаются друг от друга, как жители Рима от скифов или обитателей Бактрии[71]. Так вот, одна из подземных областей населена существами, которых называют «огодики», но я переименовал их на латинский лад и называю «огодикусами»… Огодикусы – самые очаровательные существа во всей вселенной. Самый высокий из них не достает нам даже до пояса, они мохнаты, как медвежата, и ласковы, как котята. Их огромные глаза, размером с яблоко, совершенно круглые, а губы всегда улыбаются, образуя или латинскую букву V, или греческую лямбду – Λ. Их настроение постоянно меняется от одной крайности к другой: они то невероятно печальны, то беспечно радуются жизни. Питаются огодикусы в основном ласкушками (овощами, напоминающими красную спаржу) и медом, приготовленным из яиц огромных пауков, которых они приручают и пасут, как мы – коз. Можно сказать, что огодикусы всю жизнь остаются детьми, но гораздо наивнее наших отпрысков.
Тут я вспомнил одну деталь, которая вызвала у меня улыбку:
– Тебе как философу, вероятно, будет любопытно узнать, что самый священный текст этого племени рассказывает о том, как один огодикус наступил на ногу другому. И целую тысячу лет их священники обсуждали это событие.
– Один наступил на ногу другому? – удивился старый философ. – Какое это может иметь значение?
– Важно то, что он сделал это нарочно.
– Не понимаю.
– И огодикусы тоже не понимали, как один из их соплеменников мог причинить другому боль умышленно. Почему он так поступил? Как мог этот огодикус захотеть нанести ущерб товарищу?
Естественно, республика огодикусов была устроена немного сложнее – я только описал это племя в общих чертах. И сразу же меня посетили иные воспоминания, и улыбка исчезла с моих губ.
– На протяжении семи лет я пребывал в плену у тектонов, но мне не раз удавалось бежать и избавляться от их ига, поэтому я несколько лет свободно странствовал по подземным странам, ища дорогу на поверхность земли. У тектонов, как и у нас, есть подчиненные им народы. Однажды я попался в лапы таких прислужников тектонов, и они вернули меня своим хозяевам. Меня посадили внутрь каменного шара, и в этой камере мне было жутко: я не знал, что они собираются со мной сделать. Сначала мое одиночество нарушал только светлячок размером с саранчу, который освещал округлые своды фиолетовым светом. А потом принесли огодикуса.
– Зачем им понадобилось сажать к тебе огодикуса?
– Ты задал совершенно справедливый и точный вопрос. Вот именно: зачем его посадили в мою камеру? Ответ таков: они хотели, чтобы я его полюбил. Иногда тектоники ловили огодикусов. Согласно их плану, я должен был приласкать и утешить малыша, что я и сделал. Мы оказались вместе в каменном мешке, страшно далеко от родных мест, и, сидя рядом со мной на полу, он клал голову мне на колени, а я гладил его, и маленький огодикус мирно засыпал.
От волнения мне пришлось прервать свой рассказ. Я снова глубоко вздохнул и продолжил:
– Когда огодикусы чувствуют, что их любят, их тело источает некие масла, которые тектоники считают изысканным яством. Поэтому его и бросили в мою камеру. Я понял это сразу, когда его схватили и съели живьем. Беднягу привязали к горизонтальной балке, и тектоники пожирали его медленно, стараясь не повредить основные жизненные органы, потому что из его тела во время бесконечной агонии продолжало сочиться восхитительное масло.
Я помолчал, чтобы немного прийти в себя.
– А теперь попробуй поставить себя на мое место, – сказал я старому философу. – Как мне следовало поступать, когда вогнутая дверь моей камеры открывалась и туда вталкивали следующего маленького огодикуса? Я должен был приласкать его, зная, что из-за этого судьба несчастного будет еще ужасней, или проявить к нему враждебность? Стоило мне выбрать второй путь, осыпать его пинками и оскорблениями, как отсутствие ласк приостановит выделение масел, столь любимых тектонами, и они, по крайней мере, просто сожрут его быстро. Но как ты думаешь, что я чувствовал, избивая невинное существо наивнее дитяти? Огодикусы, бедняжки, не могли понять, чем продиктованы мои ярость и враждебность. Они были в полном недоумении, и это было самое ужасное. Я помню грустную гримасу на их лицах, их сжатые губы и огромные глаза, из которых лились янтарные слезы. Ты никогда не видел, как плачут огодикусы. Они способны разжалобить любое живое существо, потому что их плач – средство защиты, которое должно заставить любого хищника отказаться от своих намерений. – Я произнес эти слова и тут же поправился: – Только если огодикус не встретится с тектоном.