сь ужасно забавным видеть возмущение на лице моего отца, который слыл настоящим праведником, когда он встречался в коридоре с одной из таких полунагих красавиц. Цицерон решил осторожно предупредить своего гостя и попросил его по возможности ограничить присутствие обнаженных женщин отведенными для них покоями. Богуд послушался, чтобы не оскорблять хозяина дома, но недоумевал: по его мнению, законы гостеприимства требовали, чтобы он разделял своих женщин с амфитрионом. Поэтому он спросил Цицерона, самого серьезного и хладнокровного человека в мире:
– Как же ты узнаешь, какая тебе больше нравится, если не видишь их раздетыми?
Мой отец готов был провалиться сквозь землю, а мне было безумно смешно.
На востоке Мавретания граничила с Проконсульской Африкой, и у меня, дорогая Прозерпина, не было никаких сомнений в том, что Богуд прекрасно знал о тамошних событиях, им овладел страх, и ему нужна была помощь.
Когда в Африке орудовал Либертус, Богуд даже пальцем не пошевелил, потому что с этим восстанием должны были разбираться римляне. Однако появление тектоников его встревожило.
Мавретанцы обладали замечательными отрядами для проведения разведки: нумидийской конницей. Нумидийцы скакали на маленьких, быстрых и очень выносливых лошадках и считались лучшими наездниками в мире, а их легкой коннице не было равных на земле (по крайней мере, на ее поверхности). Когда до Богуда дошли странные слухи, он отправил отряд нумидийцев разузнать, в чем дело. Рассказы этих разведчиков заставили его побледнеть, хотя его кожа была чернее муравьиного брюшка.
Нумидийские всадники заметили армию тектонов, которая после нападения на Утику и захвата города продвигалась по берегу на восток. Разведчики последовали за ними на почтительном расстоянии, чтобы потом доложить обо всем своему царю.
Во главе войска тектонов ехали двадцать тысяч всадников верхом на своих ящерицах размером с хорошую лошадь, которых я уже видел раньше. За ними шагали остальные отряды: восемьдесят тысяч пехотинцев. По словам Богуда, им как будто не было конца: огромная колонна, казавшаяся черной из-за темных доспехов тектоников, двигалась достаточно быстро для пеших отрядов. Их было так много, что они заполонили все дороги вдоль моря. И пехотинцы шли не одни: их сопровождали огромные животные, которых мне доводилось видеть раньше, – гусеномусы. (На языке тектонов они назывались «ооогогусеноммы», но я их для удобства переименовал на латинский манер.) Нумидийцев они поразили, потому что отдаленно напоминали гигантского размера гусениц. Но если наши гусеницы были крошечными, то эти чудища могли достигать в длину двух с половиной стадиев[76], то есть пятисот шагов. Пятисот шагов, Прозерпина! Они были огромны, выше слона, а их цилиндрические туловища могли бы без труда занять все свободное пространство на городской улице. Вдоль спины у этих чудищ проходило большое углубление, словно природа решила проложить там канаву. Тектоники пользовались этим и возили в углублениях всю необходимую для войска поклажу.
Гусеномусы странно и отвратительно воняли, словно рядом с ними кто-то тушил чеснок в уксусе. Их кожа цветом напоминала шкуру льва, но при этом была скользкой, как у рыбы, поэтому по бокам их гигантских туловищ всегда свисали сетки, кожаные ремни, стремена и блоки разных видов, при помощи которых тектоны забирались на них и спускались, а также загружали их и разгружали. Иногда этих ремней и канатов было так много, что за ними трудно было разглядеть коричневатую шкуру гусеномусов.
Вдобавок гусеномусы обладали еще одним свойством, благодаря которому были словно специально созданы для путешествий длинными караванами: они могли присасываться своей пастью к задней части своего соплеменника. Этим чудовища тоже напоминали наших гусениц походного шелкопряда и, подобно им, несмотря на свою безмозглость, выстраивались в цепочки из дюжин или даже сотен особей. Зрелище гигантских зверей, выстроенных в строгую колонну, конца которой не видать, производило жуткое впечатление. Гусеномусы передвигались длинной вереницей, а солдаты-тектоники либо шагали, выстроившись в колонны по обе стороны их тел, либо устраивались в вышеописанных выемках на спинах животных и ехали со всеми удобствами.
Однако если авангард армии тектонов и центральная часть всей процессии показались разведчикам-нумидийцам впечатляющим зрелищем из-за огромной численности войска и протяженности колонн, то вид тылового обоза их ужаснул. Когда они увидели эту страшную картину, разведчиков охватили страх и отчаяние.
Шествие колонн замыкал отряд, отвечавший за снабжение войска провизией. Между двумя гигантскими гусеномусами, которые ограничивали колонну справа и слева, двигалось стадо, состоявшее в равных долях из людей и свиней. Тысячи и тысячи пленных, мужчин, женщин и детей, бежали вместе со свиньями, потому что тектоники не видели никакой разницы между людьми и этими грязными животными. А замыкали это шествие тектоники, которые кололи своими копьями задницы людей и свиней, не разрешая им замедлить шаг. Как у людей, так и у животных был серьезный повод подчиняться: если кто-нибудь останавливался или падал на землю, его тут же пожирали или убивали и, четвертовав тело, отправляли на съедение солдатам.
Нумидийцы, посланные на разведку Богудом Справедливым, увидели эту картину и наблюдали за ней целый день с ужасом, пока бесконечная колонна двигалась перед их взорами.
Богуд поделился со мной и моим отцом сведениями, которые доставили ему его люди, однажды вечером после ужина.
– А кто ими командует? Кто их генерал? – поинтересовался Цицерон.
Я знал, что понятие «руководства» у тектонов сильно отличается от нашего. У них не было царей, консулов или генералов в том смысле, который придаем этим словам мы. Но у меня не оставалось ни малейшего сомнения в том, кто из тектонов мог возглавлять этот поход.
– По словам моих всадников, – сказал Богуд, – ими командует некий тектоник-инвалид, которого легко отличить от остальных, потому что ему недостает кисти левой руки. Он едет впереди войска на первом гусеномусе во всей цепочке и отдает оттуда приказы своим легионам, а те выполняют их беспрекословно.
– Нестедум, – вырвалось у меня его имя вместе с сокрушенным вздохом.
Это был он. Кто же еще мог решить истребить род человеческий? И поймать меня. Однако оставим мои личные переживания и вернемся к рассказу Богуда Справедливого.
Когда нумидийские всадники держали путь назад в Мавретанию, их обнаружил кавалерийский отряд тектонов-разведчиков (Если помнишь, Прозерпина, тектоны ездили верхом на животных, которые по форме напоминали ящерицу, но были размером с пони или с маленькую лошадку; мы их называли тритонами.) Завязалась схватка. Несмотря на ужас, внушаемый тритонами, нумидийцы смогли справиться с противником без большого труда, потому что были лучшими кавалеристами в мире. Хотя тритоны выглядели угрожающе, они были неловкими и управлять ими стоило большого труда. Разведчики Богуда обрушили на врага град своих коротких и страшных дротиков, убили дюжину тектонов и скрылись с поля боя с невероятной скоростью. Мавретанский царь рассказал об этом событии, не придавая ему значения, словно речь шла о чем-то неважном, но я попросил его уточнить некоторые детали: хотя это была простая стычка, она могла служить доказательством того, что тектонов можно победить. Остальная часть его рассказа никаких больше радостей нам не доставила.
И если все повествование внушало страх, то последняя его часть оказалась еще ужаснее. Богуд Справедливый не мог забыть того, что рассказали ему разведчики о детях.
В толпе несчастных, которых тектоны гнали в обозе своей армии, естественно, встречались и младенцы, захваченные в плен вместе с матерями. Когда какая-нибудь из этих матерей не выдерживала тягот похода, она передавала кому-нибудь дитя, которое несла на руках, то есть перед смертью вверяла своего ребенка другому человеку. Рано или поздно этот человек, не выдержав веса дополнительной ноши, тоже лишался сил и, прежде чем погибнуть в зубах тектонов, тоже передавал дитя кому-нибудь еще. Так продолжалось до тех пор, пока хрупкая цепочка выживания не обрывалась, потому что никто из пленных больше не хотел жертвовать собой. Далеко не все соглашались нести детей. Многие предпочитали прожить хоть немного дольше: пусть даже эта жизнь была скверной и гадкой, они хотели жить, спотыкаясь под ударами копья в поясницу и в задницу, жить в ожидании страшной расправы, жить, шагая в окружении свиней. Когда наконец не находилось рук, готовых взять ребенка, он падал на землю, и никто его не поднимал. Только они – тектоны.
Богуд прервал свой рассказ, и тяжелое молчание повисло над нашим столом. Цицерон был человеком чувствительным; ужас и жестокость этой сцены безумно его огорчили. На его глаза даже навернулись слезы, а мои веки остались сухими. Я уже рассказывал тебе, Прозерпина, о его осторожных замечаниях, о его жалобах на то, что после пребывания в подземном мире его сын сильно изменился. С каждым днем я раздражал его все больше, и тем вечером его неприязнь увеличилась еще немного.
– Что с тобой, Марк? Неужели тебя не волнует подобная сцена? – спросил он меня сурово.
Мне не хотелось говорить ему, что там, в недрах земли, мое тело и мое сердце перенесли куда более страшные мучения, которых он никогда не будет в состоянии даже понять. Но его слезы меня бесили. И знаешь почему, Прозерпина? Потому что их вызвало не сострадание несчастным, а просто удачно построенный, трогающий за душу рассказ.
– Мне, безусловно, жаль пленников, и особенно детей, – сказал я, – но этот трагический эпизод не идет ни в какое сравнение с нашими обычаями.
– Объясни свои слова, – попросил Цицерон, пораженный моим ответом не меньше Богуда.
– По сути дела, тектоны только съедают плоть своих пленников, в то время как мы поглощаем и тело, и души наших рабов. Именно в этом и заключается рабство, не правда ли?