Молитва к Прозерпине — страница 57 из 89

Что случилось с Ситир Тра? Откуда мне знать! Если рассудить трезво, скорее всего, тектоны расправились с ней во время битвы, вскоре после того, как меня утащили в Логовище Мантикоры. Но я думал о ней, о Ситир.

Однажды, заметив, что я особенно грустен, Богуд захотел развеять мою тоску. Его женщины приготовили ему трубку, которую он мне любезно предложил. Я уже знал о свойствах конопли. Наши врачи прописывали эту траву от воспалений и боли в ушах, но злоупотребление ею вызывало странное притупление всех чувств, поэтому я отказался. Богуд настаивал.

– Попробуй, – сказал он, протягивая мне трубку. – Это не только конопля, точно так же как вино – это не просто виноград.

Мы находились в комнате, которую свита Богуда обустроила на мавретанский манер: вместо стульев всюду лежали огромные подушки, а вместо стола – разноцветные ковры. Мы были друзьями, и я согласился. Действие этой травы, дорогая Прозерпина, я почувствовал немедленно.

Какой меня разобрал смех! Я хохотал без остановки. И причиной тому служил не субурский юмор, а дым, который я вдыхал. Целый мир вдруг показался мне шуткой, а вся вселенная – проделкой скучающего бога, что мне на самом деле было прекрасно известно (может быть, немного позже я тебе об этом расскажу). Мне хотелось перестать смеяться, но совладать с собой я не мог. Напротив, каждое произнесенное нами слово вызывало у меня новый взрыв смеха. Мы с Богудом передавали друг другу трубку, и он не переставал шутить.

– Рим ненавидит царей, – сказал он между двумя затяжками, – поэтому однажды их изгнали из города. Но сейчас я, жалкий мавр, да к тому еще и черный, приезжаю сюда, и меня встречают с королевскими почестями!

От смеха у меня так болела грудь, словно я проглотил кактус, и мне казалось, что мои челюсти вот-вот сломаются. Я упал на ковры, и от слабости скорчился, согнув колени. И тут мы услышали шум.

Крики, стук, причитания и скорбные рыдания. Все в доме всполошились, а я не мог даже подняться на ноги. Кто-то открыл дверь. Это был мой отец: его мощное тело и бычий затылок. Глаза его покраснели от боли, когда он провозгласил:

– Наша армия в Африке! Ее больше нет!

Богуд посмотрел на меня, немедленно протрезвев. Он был бледен. Я посмотрел на него, а потом на отца.

И расхохотался, просто не смог удержаться от смеха.

Тебе надо было видеть, Прозерпина, какое у Цицерона было лицо.

* * *

Рассказ об уничтожении консульской армии, несмотря на весь описанный в нем ужас, удивительным не казался, по крайней мере мне, потому что я хорошо знал тектонов. Маленькая, ничтожно маленькая горстка солдат, которым удалось выжить, поведала нам обо всем (их рассказ, по правде говоря, был слишком коротким, ведь речь шла об убийстве почти десяти тысяч человек).

Как я тебе говорил, корабли отплыли из Остии и направились в Африку, а если точнее, в столицу провинции, Утику, которая подверглась нападению тектоников. Прибыв туда, консульская армия обнаружила одни развалины, и больше ничего. После любой катастрофы, какой бы страшной и разрушительной она ни была, всегда кто-нибудь выживает, но в Утике не осталось ни одной живой души. Ни в городе, ни в его окрестностях они не нашли ни одного человека, ни единого. Никому не удалось спрятаться от тектонов, укрывшись где-нибудь за стеной или убежав в пустыню, окружавшую город. Именно так действовали тектоники: они поступали, как изголодавшийся человек, который не оставляет на тарелке ни одной крошки хлеба. Чудовища съели всех мертвых и увели с собой всех живых, людей и свиней.

Римский командующий войском, некий Пауло, был в замешательстве: их отправили в Утику спасти людей и уничтожить кротиков, но ни тех ни других не было и следа – ни людей, ни тектонов. Сенат предвидел такое развитие событий и приказал Пауло в подобном случае следовать вдоль побережья на запад и догнать вражескую армию. (Если помнишь, дорогая Прозерпина, я сам объяснил им, каким путем будут двигаться тектоны.) Пауло так и поступил: корабли двинулись на запад, и каждые два или три дня на берег спускался небольшой конный отряд и отправлялся на разведку. Дней через десять всадники, ехавшие впереди, увидели тыловой обоз тектонской армии, которая двигалась по берегу в сторону Мавретании.

Пауло созвал своих офицеров на военный совет. Как им следовало поступить? Картина, которую описали ему разведчики, была поистине ужасающей: восемьдесят тысяч пеших солдат в доспехах из странных живых существ и двадцать тысяч всадников верхом на тритонах с длинными хвостами ящериц. И, словно этого было мало, войско сопровождали бесконечные цепочки гусеномусов, и длина цилиндрического туловища каждого из них составляла почти пятьсот шагов. Шествие замыкало огромное стадо свиней и пленников. Я уже описывал тебе это войско, Прозерпина, потому что его видели нумидийцы. Пауло оставалось только отдать единственный разумный приказ: вернуться в Рим, доложить о размерах бедствия и ждать, пока Сенат не создаст армию специально для борьбы с тектонами.

Но Пауло этого не сделал.

Он был не худшим и не лучшим из римских военачальников, а просто типичным результатом cursus honorum – системы, которая способствовала продвижению честолюбцев, а не умелых людей. Кроме того, она имела еще один недостаток, потому что римские магистратуры, Прозерпина, длились не дольше вздоха. Человек, занимавший пост консула или генерала, знал, что ему отводится только один год или одна военная кампания для достижения успеха и бессмертной славы. В этом отношении Республика не допускала исключений, хотя такой порядок был очевидной глупостью. Не раз талантливые генералы, разбив врагов Рима, при заключении мирного договора не использовали плодов своей победы по очень простой причине: если переговоры с неприятелем очень затягивались, мандат генерала заканчивался и его могли сменить. В таком случае его заместитель возвращался в Рим с победой, и ему доставалась вся слава, которую он ничем не заслужил. Враги Республики об этом знали и нарочно затягивали переговоры, чтобы добиться наилучших условий, – и очень часто им это удавалось! Генерал вынужден был выбирать между мирным договором, невыгодным его государству, и потерей собственных привилегий; естественно, он выбирал первый вариант. Люди – странные существа, Прозерпина, а некоторые политические образования – еще страннее.

Таким образом, Пауло оказался перед обычной дилеммой римского генерала. Исходя из донесений разведчиков, продолжать поход было опасно, но эта африканская экспедиция был вершиной его военной и политической карьеры. По возвращении в Рим Пауло должен был передать командование консульской армией и флотом другому человеку и поэтому мог потерять последнюю возможность достичь славы. Он созвал своих офицеров, чтобы решить, как действовать дальше.

Хотя может показаться, что Пауло хотел выслушать различные мнения, на самом деле все обстояло не совсем так. Большинство офицеров были выдвиженцами генерала с теми же самыми интересами и той же культурой честолюбивого патриция. Пауло не искал у них совета, а просто хотел подтверждения своего решения, и, как и следовало ожидать, большинство высказалось за то, чтобы дать битву и расправиться с кротиками. Однако на совете раздались и голоса разумных офицеров, потому что в войске нашлись и такие – опытные и решительные вояки, которые отнюдь не были дураками. Они сказали очевидные вещи: не стоит заниматься ерундой, войско тектонов слишком огромно. К тому же, по их мнению, хороший командир должен понимать, когда победа невозможна, и, наконец, здравый смысл и разумная предосторожность говорили им, что легионы, находящиеся так далеко от своих баз, неспособны сражаться с таким многочисленным врагом. Как нам стало известно позже, голоса разделились поровну, и только решающий голос Пауло склонил чашу весов. Ты догадываешься, дорогая Прозерпина, за что он проголосовал? В истории Рима упоминается очень мало трусливых генералов, но неосторожных, сумасшедших и безрассудных в ней пруд пруди.

План состоял в следующем: поскольку корабли двигались быстрее, чем пешие отряды тектонов, флот должен был догнать и перегнать колонны врагов, следовавшие вдоль побережья. Обогнав войско неприятеля, армия должна была выбрать выгодную для сражения местность, высадиться там и ждать тектонов, чтобы их разгромить. Так они и поступили.

С этой минуты, Прозерпина, армия была обречена. Вопрос заключается в следующем: как мог разумный генерал отправить десять тысяч людей на борьбу с сотней тысяч тектонов? Будем немного снисходительны к Пауло, потому что его ошибке есть некоторое оправдание.

Во-первых, скорее всего, он не поверил словам своих разведчиков. На одном из первых уроков тактики и стратегии наши учителя вдалбливали нам, что разведчикам свойственно преувеличивать численность врага: страх умножает то, что видят глаза. «Опытный генерал, – говорили они нам, – количество солдат пехоты, которое видели разведчики, всегда делит на два, конных всадников – на четыре, а слонов – на десять». (Когда первые сообщения о переходе Ганнибала через Альпы дошли до Рима, говорили, будто в его войске тысяча слонов, а на самом деле выжил после перехода по горным тропам только жалкий десяток этих гигантов.) Во-вторых, Пауло никак не мог поверить, что войско тектонов насчитывало сто тысяч солдат, потому что передвижение и снабжение такой армии по тем временам не представлялось возможным: кормить в походе даже пятидесятитысячную армию было весьма сложно. Генерал не знал или не хотел верить, что тектоны питались людьми, что мы сами были их кормом и обеспечивали их потребности, что чудовища гнали за войском всех обреченных на съедение и пополняли свои запасы всякий раз, когда на пути им попадался незащищенный городок или селенье.

И наконец, третье обстоятельство, которое умаляет вину Пауло, заключалось в том, что в те времена никто не был сведущ в тектонах (если, конечно, не принимать в расчет некоего Марка Туллия Цицерона). Тектоники, как известно, уничтожили Утику, но сколько городов в отдаленных провинциях было разрушено в разные эпохи какими-нибудь странными варварами с лицами, покрашенными в синий или еще какой-нибудь яркий цвет? На окраинах мира всегда происходили события, которые никого не волновали. Единственным человеком, знавшим сущность тектонов, был я, но Помпей не озаботился тем, чтобы поделиться моими сведениями с Сенатом, – как я узнал позднее, он их нарочно скрыл. А это означало, что Пауло получил первые достоверные сведения о гусеномусах, верховых тритонах и ревущих щитах от своих разведчиков и мог подумать, будто тектоники – просто сборище разнообразных странных зверушек. В конце концов, в Африке же водились огромные и уродливые животные, которых показывают в цирке, не так ли? По сути дела, Пауло рассчитывал руководить не битвой, а большой охотой и подготовил операцию, исходя из этого убеждения. Даже само слово «кротики» сводило на нет то чувство опасности, которое должен внушать любой враг.