Я растянулся на постели, такой пьяный, что видел не одну, а две женские фигуры, и грубо приказал ей раздеться. Женщина подчинилась. И тут, Прозерпина, из-под покровов показалась она – Ситир. Ситир Тра оказалась в моей комнате!
Возможно, она уже несколько дней бродила по нашему дому, полному женщин, скрытых под покрывалами. Ситир могла обойти все наши комнаты и сады в такой одежде, и никто бы ее не заметил. Но сейчас, когда она сбросила свой карнавальный костюм, никаких сомнений не оставалось: это была она, Ситир. Ее обнаженное тело, ее маленькие груди, разделенные татуировкой косого креста, ее венерин бугорок, безволосый, как и ее череп. Это была она, собственной персоной, и ее ярко-зеленые глаза в ту ночь смотрели на меня сурово и беспощадно.
Я попытался что-то сказать, но язык у меня заплетался. Она сама начала разговор.
– Я принесла тебе известия от Либертуса, – сказала она. – Он просил передать тебе вот что.
В ночном мраке Ситир казалась статуей, которая говорила со мной из темного угла комнаты. Ее голос звучал безразлично, словно издалека. На самом деле она просто повторяла заученные наизусть слова.
– Либертусу известна твоя история, – сказала она. – Он знает, что семь лет назад ты стал первым римлянином, который столкнулся с первыми тектонами. Либертус осведомлен о том, что тогда твое поведение было безупречным и что ты поднял людей на борьбу с чудовищами, которые обитают в подземном царстве смерти. В день битвы ты потерпел поражение, и чудовища увлекли тебя в бездонный колодец, в глубины ада. Благодаря чуду ты вернулся на землю живым, как те мертвецы, которых оживляет богиня Прозерпина. И что теперь? Как ты используешь свою жизнь? Никак.
Ситир замолчала, а потом закончила послание, которое поручил передать мне некий Либертус:
– Семь лет тому назад ты был мальчишкой, но повел себя как настоящий мужчина, а теперь ты мужчина, но ведешь себя как мальчишка.
Я попробовал подняться с постели. Мне было наплевать на этого Либертуса, на интерес, который он проявлял к моей жизни, и на его высокопарные слова. Меня волновала только она, она. Я хотел сказать ей, что люблю ее, что там, в преисподней, среди ужасов, которые не поддаются описанию, меня спасла только эта любовь. Но от выпитого вина язык мой заплетался, а стоило мне подняться на ноги, как я тут же споткнулся и растянулся во весь рост на полу. Ахиям не нравились пьяницы, и слова, которые она произнесла, не были продиктованы Либертусом, а были ее собственными:
– Посмотри сам, ты как младенец – даже ходить не умеешь.
Сил у меня хватило только на то, чтобы лежа на полу с мольбой протянуть к ней руку. Она присела на корточки совсем близко от моего лица и стала меня рассматривать, как какую-то диковинную зверушку.
– Ситир…
Больше ничего произнести я не сумел. Ситир уходила, она уже приблизилась к окну. Я в отчаянии уткнулся лбом в пол и заплакал. Патриции не плачут. Но я рыдал, закрыв лицо рукой. И тут она отошла от окна и вернулась, чтобы меня утешить. Ситир коснулась моей руки пальцами, которые сжали мои точно так же, как в тот день, когда тектоны утащили меня в Логовище Мантикоры и она не смогла им помешать. Я взглянул на нее.
– Ты уже сказала мне все, что велел передать мне Либертус, – сказал я, – но что мне может сказать Ситир Тра?
Я увидел на ее лице то же самое грустное-прегрустное беспомощное выражение: она смотрела на меня точно так же семь лет тому назад у Логовища Мантикоры. На сей раз Ситир сказала мне ласково слова, причинившие мне боль:
– Возвращайся, птенчик. Ты до сих пор остаешься там, внизу.
И она выскочила через окно, словно кошка.
На следующее утро голова у меня раскалывалась, точно по ней долго били молотом. И по сердцу тоже. Ситир был жива. Но что означал ее тайный визит? Я ничего не понимал.
Расположившись в саду, я начал завтракать в полном одиночестве, если не считать сопровождавших меня головной боли и отвратительного настроения, но чуть позже ко мне присоединился царь Богуд. Он хотел знать мое мнение о случившемся, потому что был чрезвычайно обеспокоен и имел для этого веские основания: разбив консульскую армию, тектоники направлялись прямо к его владениям. Их конечной целью был, разумеется, Рим, но, чтобы добраться до этого города, сначала они пересекут Мавретанию и разрушат все на своем пути. И ничто не могло защитить его народ от челюстей тектонов. Как он должен поступить?
– Ты царь, – сказал ему я. – Я никогда еще не говорил царям, что им делать, а чего не делать.
– В таком случае, мой друг Марк, – настаивал он, – скажи, что сделал бы ты?
Он был моим другом, поэтому я откровенно изложил ему свое мнение:
– Мой друг, царь Богуд, я бы велел своим близким немедленно покинуть дом, как бы дорог он им ни был. Потом я бы велел своему народу срочно покинуть столицу царства, Тингу, как бы эти люди ее ни любили. Я бы приказал им взять с собой только все необходимое, скрыться на самой высокой вершине Атласа и оставаться там, пока война не закончится. Если род человеческий выйдет из нее победителем, они смогут вернуться, когда захотят, а если мы потерпим поражение, после Конца Света жизнь для людей будет возможна только в отдаленных краях, недоступных взору чудовищ, и на самых высоких горах, куда тектоны не смогут проложить свои туннели.
Я дал Богуду время обдумать мои слова, а потом продолжил:
– После этого, когда мои близкие и мой народ окажутся в надежном убежище, я бы возглавил свое войско или, по крайней мере, ту его часть, которая может быть особенно полезной в этой борьбе за выживание рода человеческого, – нумидийскую конницу. Собери их, царь Богуд, вооружи и снабди всем необходимым и всадников, и лошадей. А потом присоединись к легионам Республики. Я бы поступил именно так.
Он внимательно меня слушал. А я добавил:
– И не забудь об ахиях. Постарайся созвать всех, которые странствуют по твоим владениям. Их будет немного, ибо Мавретания – страна небольшая, но они у вас есть. На сегодняшний день, как тебе известно, ахии разделились на два лагеря из-за некоего подобия религиозной гражданской войны, но и те и другие согласятся сражаться с тектониками. А раз они согласятся сражаться, им лучше действовать вместе с войсками, а не поодиночке и по собственному усмотрению, как они это делают обычно. Будь с ними любезен и вежлив. Их нельзя заставить присоединиться к армии силой, поэтому прояви к ним искренние добрые чувства и, в первую очередь, будь справедлив – как с ними, так и со всеми остальными людьми, потому что они желают одного: восстановить справедливость в этом мире. В конце концов, тебя же называют Богуд Справедливый. Пойми и полюби ахий и используй их против тектонов, потому что единственные человеческие существа, которыми тектоники восхищаются, которых уважают и боятся, имея для этого все основания, – это ахии.
В тот же день Богуд отбыл в Мавретанию.
14
Когда до Рима стали доходить сообщения о том, что на берегах моря появляются трупы гусеномусов, я понял, что тектоны уже оставили позади Геркулесовы столпы (так называли, дорогая Прозерпина, пролив, отделявший Мавретанию от Испании). В местах, значительно удаленных от пролива, – около Сагунта, Тарракона, Массилии[82] и даже на некоторых пляжах Лигурии – люди видели некое подобие огромных китов, выброшенных на берег. Это были гусеномусы.
Тебе, Прозерпина, наверное, хочется узнать, каким образом тектоникам удалось переправить столь многочисленное войско с одного континента на другой, ведь мы знаем, что эти существа не переносили соленой воды. Но на самом деле это оказалось не так уж трудно.
Гусеномусы плавали, словно пустые бочонки, и гребли ногами, похожими на лапки гигантского насекомого. Длина каждой особи составляла пятьсот шагов, то есть два с половиной стадия. Ширина пролива в самом узком месте насчитывала семьдесят семь стадиев, а это означало, что перекрыть пролив можно было, построив живой мост из трех с лишним десятков гусеномусов. Как ты помнишь, Прозерпина, эти животные передвигались цепочкой, и каждый следующий присоединялся ртом к задней части предыдущего. Самый первый в цепочке вошел в воду (направлял и подгонял его, кстати, мой старый знакомый Нестедум). Таким образом тектоны протянули цепочку гусеномусов с одного берега до другого.
Построив эту основу, тектоны уложили на спины животных доски, и все войско, включая пехоту, тритонов и даже свиней и пленников, переправилось по этому странному и чудовищному мосту. На переправу ушло полтора дня, но операция завершилась успешно. Правда, всех гусеномусов им поднять на другой берег не удалось: некоторые отделялись от цепочки, и морское течение уносило их вдаль. Каждый раз это была небольшая катастрофа. Поэтому на песчаных морских берегах недалеко от наших городов и появились трупы гусеномусов.
Я основывался на догадках, но потом их подтвердил мне живой свидетель, который специально прибыл в Рим, чтобы мне об этом рассказать. События развивались так.
Маленькое рыболовное судно следовало вдоль испанских берегов, и неожиданно его команде открылось невиданное зрелище: длинный-предлинный мост, состоявший из огромных гибких существ с коричневатой кожей. Качаясь на волнах, они соединяли берега двух континентов. Команда испугалась, и крошечное судно, увлекаемое волнами, разбилось о бок гусеномуса, точно о скалы. Тектоны подняли потерпевших крушение моряков и тут же сожрали их живьем. Всех, кроме одного, – с этим человеком хотел говорить сам Нестедум.
Представь себе эту сцену, дорогая Прозерпина: несчастный рыбак, мокрый до нитки, дрожа от ужаса, стоит на коленях. За его спиной разворачивается величественная картина целой тектонской армии, которая высаживается в Европе и держит путь на север. А прямо перед ним – однорукий тектоник.
Мы, римляне, обычно прятали культи в металлические чехлы, но тектоники были гораздо хитроумнее нас: они присоединяли к обрубку животное, напоминавшее морского ежа, но, в отличие от ежей, имевшее шесть отвратительных мохнатых лап с острыми шипами, как у паука. Эти щупальца были вдвое длиннее человеческих пальцев. Животное присасывалось ртом к культе и оставалось там навсегда, питаясь кровью своего хозяина. Со временем взаимодействие двух чудовищ становилось таким совершенным, что тектоник мог управлять лапами своего помощника, словно собственными пальцами. (Не спрашивай меня, Прозерпина, как им это удавалось, но я говорю чистую правду.)