Молли хотела больше любви. Дневник одного открытого брака — страница 53 из 57

– Я хочу, чтобы сегодня все было без лишней спешки. Идет?

Я молча киваю.

– Моя девочка, – довольно протягивает он.

Глава 18

Как-то утром в середине октября я слушала подкаст по дороге из спортзала домой. Нейт перешел в седьмой класс и теперь настаивает на том, чтобы ездить в школу на метро самостоятельно, поэтому в дни, когда у меня нет рабочих семинаров, я наслаждаюсь внеплановыми часами свободы. Голос Айры Гласса прерывается входящим вызовом, и, достав телефон из кармана, я вижу номер родителей на экране.

– Как дела? – сразу спрашиваю я, ожидая услышать мамин голос.

На другом конце раздается негромкое покашливание.

– Привет, Молли. Это папа. Есть минута?

Под его притворно жизнерадостной интонацией я слышу нотки усталости. Нутром я чую, что что-то не так.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– И да и нет, – говорит он и хмыкает. – Мама в больнице.

Вот такая манера «не беспокойся, подумаешь, вопрос жизни или смерти» – типичная линия поведения моего отца. Как бы мне хотелось протянуть свои руки на эти тысячи километров, что нас разделяют, и хорошенько его встряхнуть.

– Что случилось? – строго спрашиваю я, рассчитывая на то, что мой тон убедит его говорить правду и не приукрашивать ситуацию.

– Ну у нее были проблемы с туалетом.

Я закатываю глаза. Мой отец не выносит обсуждения телесных функций. А значит, мои вопросы должны быть конкретнее.

– Ты имеешь в виду инфекцию мочевого пузыря? Или что-то с мочеиспускательным каналом?

– О нет, ничего подобного, – говорит он, вероятно испытывая чувство благодарности за то, что я не предположила вслух опущение матки. – Просто запор.

– Пап, с «просто запорами» не попадают в больницу.

Кажется, он почувствовал некоторое облегчение от того, что я это сказала.

– Я так и думал. Поэтому, когда она жаловалась на боль в животе, я не придал этому значения. – И теперь я узнаю ключевую эмоцию в его голосе: чувство вины. – Но вдруг посреди ночи она сказала, чтобы я позвонил в «скорую». Сейчас они делают какое-то сканирование. Я только что вернулся домой, чтобы выгулять Хьюго. Надеюсь, через несколько часов мы узнаем, что произошло.

– Пап, я скоро буду.

– О, в этом нет необходимости, – сразу реагирует он, но тут же осекается: – Хотя твоя мама обрадуется, если ты приедешь.

– Я прямо сейчас куплю билет.

* * *

Сидя в такси по дороге в аэропорт и зная, что отец редко задает правильные вопросы и у него все равно нет мобильного телефона для поддерживания со мной связи, я звоню в больницу и разговариваю напрямую с лечащим врачом. У моей мамы заворот кишечника, и ей требуется срочная операция. Как только я вешаю трубку, набираю в поисковик телефона: «Заворот кишок и болезнь Паркинсона». И вот я уже падаю в кроличью нору всех проблем со здоровьем, которые возникают при прогрессирующей болезни Паркинсона: трудности с пищеварением, падения, пневмония, даже галлюцинации и деменция. Я отправляю Стюарту ссылки на статьи о самых ужасных перспективах, а он отвечает мне:

Так ты сведешь себя с ума, детка. Может, вместо этого послушаешь музыку?

Я знаю, что муж прав. Но прослушивание музыки сейчас кажется мне предательством по отношению к страданиям моей матери. В самолете я слушаю белый шум в наушниках и закрываю глаза. Но мой страх не желает утихать. «Моя мама умрет, – думаю я. – Если не сейчас, то в скором времени».

Когда я приезжаю в больницу, ту самую, где когда-то родилась я, уже около пяти часов вечера. Отца я нахожу в коридоре. Он спит на стуле, прижав подбородок к груди, и тихонько похрапывает. У него на коленях лежит толстая историческая биография, и палец заложен между страницами, чтобы не потерять место, где он остановился. Папина борода уже совсем седая, а редеющие волосы зачесаны, чтобы прикрыть лысину на голове. Мне хочется дотронуться до него, но я боюсь потревожить папин сон. Он открывает глаза и резко выпрямляется на кресле.

– Ты здесь! – произносит он со смесью шока и облегчения.

– Привет, пап, – говорю я и неловко наклоняюсь, чтобы обнять его.

– Привет, малышка, – отвечает он, похлопывая меня по спине. – Хорошо, что ты приехала.

* * *

ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ, когда мама просыпается от наркоза и видит меня, в ее глазах появляются слезы, но она не может ни улыбнуться, ни тем более заговорить со мной. Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как она приняла последнюю дозу синемета — ее чудо-препарата от болезни Паркинсона. А без лекарств она пленник в собственном теле. Даже если мы принесем ей таблетки из дома, она не сможет их проглотить. И я уговариваю дежурного ординатора пройти через все необходимые бюрократические процедуры, чтобы добавить леводопу[42] в ее капельницу. Как только лекарственный препарат попадет в кровь, понадобится еще несколько часов, прежде чем он подействует и она сможет двигаться.

Я отправляю отца домой отдыхать, используя в качестве предлога их лабрадора.

– Иди и позаботься о Хьюго, папа. Я останусь с мамой на ночь.

Пока он целует маму в лоб и что-то шепчет на ухо, я отвожу взгляд.

Найдя в шкафу одеяло и подушку, я устраиваюсь в мягком кресле рядом с маминой кроватью. Всю ночь я внимательно слежу за выражением ее лица и держу за руку, когда она вздрагивает.

В течение ночи медсестры постоянно заходят и выходят из палаты, чтобы проверить жизненно важные показатели моей матери. Некоторые из них включают свет. Когда они пытаются заговорить с ней, я отвечаю за нее.

– У нее болезнь Паркинсона, – объясняю я снова и снова, потрясенная тем, что эта информация не указана на самом видном месте в ее медицинской карте. – Она пропустила несколько доз лекарства, пока ей делали операцию, и не может ни говорить, ни двигаться, пока оно снова не начнет действовать.

Мамины глаза находят мои, и я вижу, что в них отражается благодарность.

К рассвету ей удается прошептать хриплым шепотом:

– Молли.

– Я здесь, мама, – сразу реагирую я, крепче сжимая ее руку. – Я здесь.

* * *

Следующие несколько дней я дежурю у маминой кровати, сидя в кресле, и принимаю экседрин, чтобы унять свою бушующую мигрень. Отец постоянно приходит нас навещать, но я вскоре отправляю его домой, ведь ему трудно выполнять те задачи, которые я взяла на себя. Голос моей матери все еще слаб, а из-за плохого слуха отца ей трудно обратить на себя его внимание. Я же, напротив, чутко реагирую на удовлетворение всех ее потребностей: нажимаю кнопку вызова медсестры, когда маме нужно в туалет; каждый час поправляю ее подушки; протираю ей рот губкой, смоченной в ледяной воде. Очевидно, что мама предпочитает мою заботу грубым попыткам отца быть полезным, и я отправляю его домой каждый день после обеда, чтобы он «позаботился о Хьюго».

На третий день в больнице мама обеспокоилась тем, что пропустит встречу со своим книжным клубом.

– Я боюсь, что они будут переживать из-за меня.

– Хочешь, я отправлю групповую рассылку? – спрашиваю я.

– Но у тебя нет их адресов.

– А я войду в твою почту. Какой у тебя пароль?

Кажется, мама поражена тем, что я так просто могу разобраться с этой ситуацией. После того как я отправила сообщение для участников книжного клуба, она спрашивает, могу ли я посмотреть, кто писал ей за последние несколько дней. Я уже отправила сообщения всем членам нашей семьи: сестре, тетям, племянникам и двоюродным братьям, а теперь сканирую мамин почтовый ящик в поисках других имен.

И тут я вижу его: письмо от Джима. Беглый взгляд на список входящих матери показывает, что мужчина пишет ей довольно часто. Темы писем обычно нейтральные: «Слишком смешно!» и «Ты уже вернулась?».

– Хочешь, я тебе его прочитаю? – спрашиваю я, колеблясь. – Он прислал его вчера.

– Конечно, – сразу реагирует она.

Я смотрю на хрупкое тело матери, такое крошечное на фоне огромной больничной койки. Думаю, их переписка уже не слишком пикантна (если она вообще такой была), поэтому я смело нажимаю на входящее сообщение и читаю вслух.


Привет, Дорогуша! Я пытался дозвониться до тебя сегодня утром, но никто не отвечает, а автоответчик переполнен. Надеюсь, у тебя все хорошо. Дай мне знать, если вы с Филом захотите встретиться за завтраком на следующих выходных! Целую, твой Д.


– Как мило, – отзывается она. Я перевожу взгляд на мамино лицо и внимательно смотрю на ее легкую полуулыбку, как студент-искусствовед изучает таинственную Мону Лизу. – Не могла бы ты написать ему ответ и рассказать, что случилось? А еще добавь, что я позвоню, как только вернусь домой. А я пока закрою глаза на несколько минут, если ты не против.

– Конечно, мам.

Я четко следую маминым указаниям и нажимаю «Отправить» как раз в тот момент, когда в палату входит отец. Я чувствую, как у меня перехватило дыхание, как будто участвую в сокрытии страшного преступления. И мне приходится напоминать себе, что отец знает все о Джиме. Ради всего святого, они до сих пор собираются вместе за завтраком по выходным!

Но теперь у меня возникла одна идея.

– Привет, пап, – шепчу я, кивая в сторону спящей матери. – Думаю, я пока съезжу домой и приму душ.

– Отличная идея, – соглашается он и протягивает мне ключи от своей «Хонды». – Не нужно вставлять ключ в замок зажигания. Просто держи его в кармане.

Последние три года я ездила на его «новой» машине каждый раз, когда приезжала домой, а мой собственный автомобиль работает точно по такому же принципу.

– Да, пап. Я знаю.

* * *

И вот я в родительском доме. Одна в том месте, где прожила столько лет. Когда я выпускаю Хьюго из задней комнаты, он виляет хвостом в экстазе от присутствия другого живого существа.