– Мамочка?
Я открываю глаза и вижу маленькое личико Нейта прямо перед собой. Позади него на экране телевизора – Даша-путешественница, которая уговорила белку Тико проехаться с ней через мост, но старый ворчливый тролль пытается помешать им.
– Я съел все хлопья. А можно мне еще немножко? Пожалуйста.
– Конечно, милый. Только дай мне одну минутку.
– Хорошо. – Сын протягивает ко мне свою маленькую пухлую ручку и кладет ее поверх моей, лежащей на груди. А затем оборачивается к экрану, чтобы посмотреть, как Даша справится с новой преградой, возникшей на нее пути.
Я снова закрываю глаза и пытаюсь вернуться в тот момент, на котором остановилась. Я расстегиваю ремень Мэтта, тяну вниз собачку молнии и просовываю руку в его боксеры. Скольжу пальцами по его твердому члену… Поцелуй на моей щеке и легкое покалывание щетины. Открыв глаза, я вижу нависшего надо мной Стюарта. Муж к чему-то принюхивается.
– Ты пахнешь по-другому, – констатирует он. – Ты не принимала душ, когда вернулась?
– Извини, – тихо отзываюсь я. – Было очень поздно. Я не думала, что ты будешь против.
– Ну я как бы против, – сухо отвечает супруг и уходит.
Что это значит для тебя, Молли?
Я не знаю, что это значит для меня, и не хочу знать. Опасность, которую я ощущала все это время, теперь вполне осязаема. Сейчас я одновременно и актриса в фильме ужасов, входящая в темный лес, где прячется маньяк, и встревоженная зрительница в зале кинотеатра, которой хочется крикнуть: «Нет! Не ходи туда!» И все знают, что произойдет дальше. Это часть острых ощущений.
Я достаю телефон и набираю сообщение: «Извини, Митчелл. Я хочу отменить нашу встречу на следующей неделе».
* * *Я планирую съездить с Дэниелом и Нейтом к моим родителям. Маме становится все хуже, и эту поездку откладывать больше нельзя. Кроме того, есть еще одна причина, по которой я хочу увидеть мать: мне нужно поговорить с ней, а точнее, я хочу вернуться к одному нашему разговору и поставить наконец в нем точку.
Конечно же, Стюарту нужно работать, и на выходных он останется дома. В ночь перед отъездом я допоздна собираю вещи: один большой чемодан с одеждой для меня и мальчиков, две небольшие сумки с игрушками и легким перекусом на время полета. Стю заходит в комнату и перекладывает стопку нижнего белья в сторону, чтобы сесть на край кровати.
– Уделишь мне минутку?
– Конечно, – отвечаю я, не поднимая глаз. – А ты не знаешь, где резиновые сапожки Нейта?
Если верить прогнозу погоды, ближайшие дни в Чикаго будут дождливые, но я твердо решила, что мы с детьми не будем сидеть дома.
– Понятия не имею, – говорит он. – Лена пригласила меня на выходные. Пока вас нет дома.
Я перестаю складывать майки и смотрю на мужа.
– Лена? В смысле – твоя бывшая девушка Лена?
– Ага, – отвечает Стюарт. – Кажется, я уже говорил тебе, она сейчас переживает довольно тяжелый развод. Лена просто хочет поговорить.
– О-о, просто поговорить? – я опускаю глаза и делаю вид, что сосредоточенно изучаю кучу одежды, разложенной на кровати.
– Думаю, да. Но что, если бы это был не просто разговор? Как бы ты к этому отнеслась?
Мое сердце сжимается до размера мячика для пинг-понга, прижимается к легким и, кажется, даже перекрывает мне дыхание. Из всех девушек из прошлого Стю Лена – одна из немногих, кто расстался с ним, а не наоборот. Но они остались друзьями. Лена была одной из пяти его бывших, которые присутствовали на нашей свадьбе, что в целом можно рассматривать как проявление некоего привилегированного положения на фоне его многочисленных девушек. Я не то чтобы ревновала мужа к ней. Лена старше меня и с годами стала довольно тучной женщиной. Но я знаю, что где-то в глубинах сознания Стю хочет показать бывшей, кого она упустила. И мысль о том, что они проведут выходные вместе, заставляет меня чувствовать себя подавленной.
– Я не уверена, – начинаю я, по-прежнему не глядя на него. Боюсь, что начну плакать, если сейчас взгляну на мужа. Ощущение, что я вот-вот расплачусь, не покидало меня с тех пор, как я провела ночь с Мэттом. Точнее, оно появилось после того, как прошло несколько дней и я поняла, что, возможно, больше никогда его не увижу. Его девушка вернулась, и теперь мужчину переполняет чувство вины. – Думаю, ничего страшного. Ну, в смысле, это нечестно, если я единственная, у кого будет… ну знаешь…
– Круто, – коротко бросает Стю и встает на ноги, чтобы уйти. – Сомневаюсь, что что-то будет. Она до сих пор держится за своего мужа, но я хотел убедиться, что ты не против. Просто на всякий случай.
– А-ага. Поняла, – произношу я.
Стюарт останавливается в дверях:
– Ты уверена, что все нормально?
– Да, – я наконец поднимаю на него взгляд и натянуто улыбаюсь. Неужели он не понимает, что я вру? – Я просто немного волнуюсь из-за поездки.
– Я отвезу вас в аэропорт утром, – говорит муж. – Буду скучать по вам.
«С чего бы тебе скучать по нам? – ехидно думаю я. – Ты остаешься один дома да еще и пойдешь на свидание с Леной, а оно, между прочим, с возможным продолжением.»
Но вслух я произношу:
– Мы тоже будем по тебе скучать.
* * *К тому времени как наш самолет приземляется в аэропорту О’Хара, у меня начинается жуткая мигрень. Отец предложил встретить нас, и я с облегчением выдыхаю, когда вижу его, стоящего со сцепленными за спиной руками (прямо как часовой на боевом посту) возле ленты выдачи багажа. Его борода с проседью аккуратно подстрижена, но волоски из густых бровей торчат в разные стороны. Он пристальным взглядом обводит толпу людей, и я машу ему рукой, пока он не замечает меня.
– Хоппин! – кричит Нейт, используя имя, которым называет отца старший сын моей сестры. Мой малыш врезается в ноги дедушки, и папа наигранно хрипит, как будто детский удар был невероятно сильным. Нейт в восторге смотрит на дедушку. Отец гладит младшего внука по волосам и протягивает руку, чтобы поприветствовать рукопожатием старшего.
«Серьезно? – тут же проносится в моей голове. – Ему всего восемь лет, а мы уже отказались от объятий? Наверное, я должна быть благодарна, что отец не заставляет внуков называть его просто Филом».
– Привет, пап, – говорю я, заключая его в объятия, прежде чем он успевает их избежать.
– Привет, малышка, – говорит он и неловко пару раз похлопывает меня по спине.
В машине я спрашиваю отца о здоровье мамы:
– Скажи честно, как она себя чувствует?
– О, мы оба держимся, – говорит он, не отрывая взгляда от дороги. – Я взял на себя некоторые домашние дела, например стирку. Знаешь, ей тяжеловато ходить по лестнице. И в основном я закупаю продукты и сам готовлю.
Он переводит взгляд на меня, оценивая мою реакцию на такое развитие событий. Во времена моего детства отец никогда не занимался домашними делами, и я знаю, что он хочет, чтобы я похвалила его сейчас. Я едва заметно киваю ему и немного приподнимаю брови, имитируя удивление. Но мне кажется, что теперь таких усилий мало и уже слишком поздно. Я вспоминаю, как тяжело маме давался быт, и молчу, просто слушая его.
Мигрень ни на секунду не отступает. Я чувствую ужасную боль, когда обнимаю маму. Когда хожу за Нейтом по дому, в сотый раз прося его не мучить собаку. Когда пью кофе и когда готовлю обед. Когда смотрю, как мальчишки карабкаются по веревочному городку или качаются на качелях под моросящим дождем. Мигрень – моя верная спутница. Ей удается вытеснить из моей головы все мысли о Стюарте и Лене. Перед тем как лечь в постель, я глотаю таблетку тайленола[12], который прячу от мамы.
У меня есть несколько минут, прежде чем лекарство начнет действовать. В течение этого времени я рассматриваю узоры на голубых обоях и забываюсь сном. Бо́льшую часть моего детства это комната была родительской спальней. Я унаследовала ее только летом перед одиннадцатым классом, после того как моя сестра уехала из дома, а родители решили перебраться в освободившуюся спальню. Но я никогда не обживала эту комнату. Ковер, лампа, комод и даже кровать – все это когда-то принадлежало моим родителям. И мне до сих пор кажется, что все эти вещи принадлежат только им.
И я стараюсь не думать о том, кто еще мог здесь лежать. Но трудно не вспоминать о том, что я знаю.
* * *Примерно за год до рождения Дэниела мы со Стюартом поехали на выходные в Бостон. Моя любимая тетя, старшая сестра моей матери Анна, приехала в гости к своему сыну – моему брату Генри, – чтобы отпраздновать свой шестидесятый день рождения. В глазах моей примерной матери Анна была несносным ребенком. Тетя была в разводе, много пила и только что сделала татуировку. Она пригласила нас с мужем на ужин, и в какой-то момент, во время нашей совместной трапезы, после третьей порции тоника с водкой разговор зашел о семье. Я редко встречалась с тетей без присутствия матери и, воспользовавшись этим моментом, призналась:
– Знаешь, что в маме сводит меня с ума? – сказала я. – Она всегда так чертовски идеальна. На нее едва ли можно за что-то рассердиться.
– Пфф, – фыркнула тетя. – Твоя мама не такая уж и идеальная.
– Что ты имеешь в виду?
– Ох, мне не следовало этого говорить, – ответила Анна, явно наслаждаясь моим замешательством. Я заметила, что Генри принялся сосредоточенно пить воду, избегая визуального контакта со мной.
– Что? Расскажи мне, – потребовала я.
Тетя выпрямилась и неторопливо отпила из своего бокала. А затем сказала будничным тоном:
– У нее была интрижка на стороне.
– Что?! – воскликнула я. Казалось, что лампы в помещении погасли и столики вокруг нас исчезли, а свет прожекторов упал на Анну и заиграл бликами на стекле бокала, который она снова поднесла к губам. – Когда? С кем? – не унималась я.
Стюарт положил руку мне на бедро.
– Это неважно, детка. Твои родители все еще женаты. И, похоже, они любят