м при нашем первом знакомстве.
– Доброе утро. Как спалось?
– Спасибо, хорошо. А у тебя… все в порядке? – добавила я, вспомнив о ночной драке.
– Лучше не бывает, – ответил он с улыбкой, лукаво щурясь.
На его теле я не заметила никаких следов ночного боя, да и настроение у победителя было явно приподнятое. Меня поразило, что он остался без единой царапины, ведь, судя по воплям, битва разыгралась нешуточная! Я даже засомневалась, а не приснилось ли мне все это. Кот встал, потянулся и спрыгнул на землю.
– Там еще осталось кое-что, – пригласил он меня, мотнув головой в сторону мешков с отбросами. – Свежее принесут только вечером, так что постарайся набить живот.
И он деловито направился в сторону церковного двора. Когда он поравнялся со мной, я обратила внимание на то, как мускулы перекатываются у него под блестящей шерстью.
– Спасибо, – только и успела я сказать ему вслед.
Я дождалась, пока он скроется под хвойными кустами, и только тогда вспрыгнула на контейнер. В разорванном мешке я разглядела остаток начинки для сэндвичей. Замечу, еды там было ровно столько, чтобы одна небольшая кошка смогла наесться досыта. Мне даже пришло в голову, что кот специально оставил ее для меня – ведь мог бы съесть все сам, – но я тут же прогнала эту мысль. В конце концов, он в этом переулке хозяин. С чего бы вдруг ему делать подобные вещи?
13
Я полюбила наш переулок за тишину. Церковная живая изгородь в конце переулка преграждала путь праздным гулякам, и прохожие тут встречались редко. Здесь, вдали от опасностей многолюдного города, я чувствовала себя увереннее. За магазином, под спиральной пожарной лестницей были свалены ржавые банки из-под краски. Там я устроила себе что-то вроде жилища, возвращалась туда каждый вечер и спала на куске картона.
К жизни в проулке за кафе я приспособилась довольно скоро. Я узнала, что в шесть часов вечера кафе закрывается, и сразу после этого в контейнер выносят остатки пищи, не съеденной за день. Колокольный звон подсказывал мне, что пора возвращаться, и я неслась со всех ног в предвкушении сытного ужина, состоявшего в основном из разных начинок для сэндвичей.
Черного кота днем я почти не встречала – он, видимо, рыскал где-то намного дальше, чем я, – но наши пути, бывало, пересекались, когда по вечерам мы оба жадно бросались к нашему контейнеру. Кот по-прежнему был приветлив и обходителен, пропуская меня к еде первой, но я почему-то все равно его немного побаивалась. Я чувствовала, что он зорко присматривает за своей территорией, и, вспоминая ту драку в мою первую ночь, понимала, что он может постоять за себя. Меньше всего мне хотелось, чтобы он пожалел о том, что до сих пор неплохо ко мне относился.
Недели через две после моего прибытия разноцветные огоньки в витринах исчезли. Улицы, мощенные булыжником и казавшиеся блеклыми даже в праздник из-за низко висящих зимних туч, совсем потускнели, лишившись рождественских украшений. Пешеходов на улицах тоже поубавилось, точно жители города погрузились в зимнюю спячку после безудержного праздничного веселья.
Проснувшись однажды утром, я обнаружила, что первый снег преобразил наш проулок, укутав его толстым белым одеялом. Раньше, еще домашней кошкой, я обожала смотреть на падающий снег. Бывало, сидела на веранде дома Марджери и любовалась снежинками, которые кружились в воздухе, садились мне на нос и на усы, таяли на шерсти. Тогда снег казался мне восхитительным, ведь всего в нескольких шагах была комната Марджери, где жарко горел газовый камин.
Другое дело на улице, здесь снег доставлял мне серьезные неудобства. Он покрывал металлические ступеньки пожарной лестницы, но таял от тепла соседней стены, и ночью, когда я пыталась заснуть, на меня падали ледяные капли. Правда, словно в виде компенсации за все тяготы жизни, моя шерсть стала намного гуще. Не припомню, чтобы прежде она была такой, новый теплый подшерсток удерживал тепло намного лучше. Но даже несмотря на это, я постоянно мерзла. От холода некуда было скрыться, и мне приходилось почти все время проводить в убежище. Я лежала там долгими часами, поджав под себя лапы с потрескавшимися от снега и льда подушечками. Свернувшись клубком, я пыталась удержать тепло и мечтала о сне, приносившем хоть какое-то облегчение.
В просвете между банками мне был виден служебный вход в кафе. Я каждый раз внимательно изучала женщину, выходящую оттуда. Она была моложе Марджери – думаю, ей было за сорок, – с добрыми голубыми глазами и печалью на лице. Иногда она подходила к основанию металлической лестницы, в нескольких дюймах от моего убежища, и перебрасывалась фразами с соседкой, владелицей магазина скобяных товаров.
Я лежала тихо и, оставаясь незамеченной, слушала их разговоры. Так я узнала, что женщину зовут Дебби, что она недавно переехала в Стортон с дочерью Софи, а живут они в квартире над кафе. Я ослабла и была совершенно измучена зимними холодами, а мягкий голос Дебби действовал на меня умиротворяюще. Я закрывала глаза и, под звуки ее голоса, думала о своем. Я грезила наяву о том, какова жизнь в квартире над кафе, представляла себе уютную комнату с камином, перед которым я могла бы валяться, подставляя бока огню, и, устав от жара, переходить на прохладный диван. Я воображала, как Дебби, подобрав ноги, полулежит на диване рядом со мной, читая книгу, и рассеянно гладит меня по спине, и обе мы наслаждаемся обществом друг друга.
Раньше я бы не раздумывая бросилась к Дебби, надеясь, что она пожалеет меня и предложит у себя жить. Но теперь я понимала, что на кону стоит слишком многое: если Дебби догадается, что в проулке живут бездомные кошки, она может починить крышку контейнера, и мы останемся без съестных припасов. Кот всегда был осторожен и не попадался Дебби на глаза. И я, считаясь с его опытом, подавляла свою природную общительность и старалась оставаться незамеченной.
В конце концов Дебби обнаружила мое присутствие по чистой случайности. Снег начал, наконец, таять, и на мою постель непрерывно лилась ледяная капель, выгоняя меня на улицу. Время шло к обеду, и Дебби хлопотала в кафе. Зимнее солнце низко висело в небе, и, хотя его слабые лучи почти не грели, я села рядом с контейнером и подставила нос свежему ветерку. Решив привести себя в порядок, я изогнулась и закинула заднюю лапу за ухо. В это время дверь кафе приоткрылась. Я обернулась и обнаружила, что на пороге стоит Дебби, сжимая в руке пластиковый мешок с объедками. Женщина смотрела прямо на меня, и от ужаса я застыла на месте, как будто в надежде, что это поможет мне остаться незамеченной.
– О, привет, киса, – ее голос звучал удивленно, но ласково. Я хотела отскочить от контейнера – мне не хотелось, чтобы Дебби сочла меня побирушкой, – как вдруг ее рука опустилась мне на спину и прошлась по ней до самого хвоста. Непроизвольно моя спина выгнулась навстречу, и я только теперь осознала, как же давно меня никто не гладил и как мне этого не хватало. Я посмотрела на Дебби, а она поднесла пальцы к моей мордочке и, пока я обнюхивала их, почесала мне под подбородком. То, что она проделала это почти машинально, вселило в меня надежду – я поняла, что эта женщина любит кошек.
– А ты красотка, знаешь? – сказала она с улыбкой, и я мяукнула в знак согласия. Я очень надеялась, что наш разговор продолжится, но из кафе нетерпеливо окликнули: «Мам, ну ты где? Я никак не найду свое домашнее задание!» Дебби со вздохом сунула мешок в контейнер и ушла, прикрыв за собою дверь. Я еще долго не сводила глаз с этой двери, надеясь, что Дебби снова появится, но напрасно. Не дождавшись, я продолжила свое умывание, предаваясь горестным воспоминаниям о своей ласковой и любящей хозяйке.
Воодушевленная доброжелательным отношением Дебби, я почувствовала себя смелее и перестала бояться обнаружить свое присутствие. Теперь я не пряталась, когда женщина выходила, а сама садилась у контейнера и дожидалась шести часов, пристально глядя на дверь. Услышав щелканье замка, я подбегала и терлась головой о косяк.
– Добрый вечер, кисонька. Как твои дела? – говорила Дебби, забрасывая мешки в контейнер у меня над головой, и ее голубые глаза весело блестели. Я терлась о ее щиколотки и мурлыкала, поднимая хвост.
Через несколько дней Дебби появилась с тарелкой в руках. Оттуда пахло копченым лососем и тунцом под майонезом, так, что я даже привстала на задние лапы, пытаясь дотянуться и заглянуть в нее. Женщина поставила тарелку у порога и приветливо погладила меня.
– Это тебе, киса. А в мешки больше не лазай, договорились? – рассмеялась она, глядя, как я жадно поглощаю угощение.
Она ушла в дом, оставив меня наедине с едой. Ах, есть из посуды было намного вкуснее, чем с асфальта! Почувствовав, что на меня смотрят, я оглянулась через плечо и заметила, как в тени контейнера мелькнула тень черно-белого кота. Проглотив то, что было во рту, я облизнулась и направилась к нему.
– Я уже поела. Там еще много осталось, присоединяйся, если хочешь, – предложила я, набравшись храбрости. Кот бросил в сторону кафе полный сомнения взгляд.
– Она не злая, даже добрая, – уверила я его, – Тебе надо тоже с ней познакомиться. Вполне милая женщина.
Кот покачал головой.
– Я вообще-то не из тех, кто водится с «милыми женщинами», – хмыкнул он. – И никогда таким не был.
Его реплика меня поразила. Я попыталась представить себе кошку, которой не хочется иметь дела с «милыми женщинами». По мне, это было почти то же самое, что сказать «мне не по душе тунец под майонезом». Конечно, я убедилась, что могу кое-как выжить и без тунца, и без милых женщин, но это не значило, что я предпочитаю совершенно обходиться без них. Черный кот тем временем живо подбежал к миске и принялся торопливо есть, то и дело нервно поглядывая на дверь кафе.
Было заметно, что ему не по себе находиться так близко к кафе. Однако, доев оставленную Дебби еду, он признал, что моя дружба с нею может пойти на пользу нам обоим. Слышать от него эти слова было очень приятно. Он казался мне совершенно уверенным во всех отношениях, и только сейчас я поняла: все, что касалось отношений с людьми, его явно пугало. В этой области я оказалась более опытной и осведомленной, чем он. Подружившись с Дебби, я сделала то, чего сам он боялся. Впервые с самого начала нашего знакомства я почувствовала, что теперь мы на равных.