– Ну а как насчет него? – спросил Крис, показав на раненого.
Лора вспомнила предупреждение доктора Бренкшоу об опасности обезвоживания. Оставалось надеяться, что раненый скоро очнется, ведь находившегося в коме человека нельзя было поить насильно, поскольку он мог захлебнуться.
– Ну… Пожалуй, купи еще апельсинового сока. Быть может, мне удастся привести нашего больного в чувство. – Когда Крис выбрался из автомобиля, Лора добавила: – Купи еще чего-нибудь нам на ланч. Только не скоропортящегося. Скажем, упаковку хлеба и банку арахисового масла. Еще аэрозольный дезодорант и шампунь.
– А почему ты дома не разрешаешь мне все это есть? – ухмыльнулся Крис.
– Потому что без сбалансированного питания мозги у тебя усохнут еще больше, чем сейчас, малыш.
– Странно, что, убегая от наемных убийц, ты не прихватила с собой микроволновку, свежие овощи и банку с витаминами.
– Насколько я понимаю, ты собираешься сказать, что я отличная мать, хотя и перестраховщица. Комплимент принят. Твоя точка зрения учтена. А теперь иди. – Крис собрался было закрыть за собой дверь, но Лора его остановила: – И, Крис…
– Я знаю, – ответил мальчик. – Будь осторожнее.
Когда Крис ушел, Лора завела двигатель и включила радио, чтобы послушать девятичасовые новости. И услышала сообщение о себе: разгром в доме возле Биг-Бэра, стрельба в Сан-Бернардино. Как и все криминальные новости, сообщение грешило неточностями, было бессвязным и лишенным смысла. Однако полученная информация подтвердила опасения Лоры, что полиция ищет ее по всей Южной Калифорнии. Если верить ведущему, власти надеются в ближайшее время найти беглянку, поскольку ее хорошо знают в лицо.
Прошлой ночью она была в высшей степени поражена, когда доктор Картер Бренкшоу признал в ней известную писательницу Лору Шейн. Лора не считала себя знаменитостью: она была всего-навсего рассказчицей, сочинительницей историй, создающей на ткацком станке языка особую словесную ткань. К тому же она только один раз совершила тур по стране для представления своей книги. Мероприятие оставило самые жуткие воспоминания, и этот опыт стал для Лоры первым и последним. А еще она не была частым гостем в телевизионных ток-шоу. Никогда не рекламировала товары в телерекламе, никогда публично не поддерживала политиков и всегда старалась избегать средств массовой информации. Она согласилась с тем, чтобы ее фото помещали на задней сторонке суперобложки, считая это вполне безобидным, поскольку к тридцати трем годам научилась без ложной скромности признавать, что является довольно привлекательной женщиной. Но ей даже в голову не могло прийти, что ее, по словам полиции, хорошо знают в лицо.
И вот теперь Лора беспокоилась не только потому, что утрата анонимности делала ее легкой добычей для полиции, но и потому, что в современной Америке известность чревата резким снижением уровня самокритики и потерей мастерства. Мало кому удалось остаться стоящим писателем, сделавшись публичной фигурой, а внимание средств массовой информации погубило не один талант. Эта ловушка страшила Лору не меньше, чем возможность оказаться в руках полиции.
И она, к своему удивлению, поняла: если ее пугает перспектива стать знаменитой и тем самым лишиться своего дара, значит она по-прежнему верит в светлое будущее, дающее возможность творить дальше. Сегодня ночью Лора клялась сражаться до последней капли крови, чтобы защитить сына; при этом она знала, что их положение реально безнадежно, а враг слишком силен и коварен. Однако сейчас кое-что изменилось, в душе вдруг затеплилась искра надежды и сдержанного оптимизма.
Возможно, благодаря чудесному сну.
Крис вернулся с большой упаковкой булочек с корицей и орехами, тремя пакетами апельсинового сока и всем остальным по списку. Лора с сыном уминали булочки, запивая их соком, и им казалось, что они в жизни не ели ничего вкуснее.
Покончив с завтраком, Лора перебралась на заднее сиденье и попыталась разбудить раненого. Безуспешно.
Тогда она отдала третий пакет сока Крису со словами:
– Прибереги это для него. Возможно, он скоро проснется.
– Но если он не будет пить, то не сможет принять пенициллин, – заметил Крис.
– Ничего. Пенициллин понадобится только через несколько часов. Доктор Бренкшоу ввел ему достаточную дозу прошлой ночью. Так что антибиотик все еще работает.
Однако Лора не могла унять грызущего ее беспокойства. Если раненый не очнется, они не узнают природу опасного лабиринта, в котором заблудились, а значит, не смогут оттуда выбраться.
– Что дальше? – поинтересовался Крис.
– Мы найдем автозаправочную станцию, воспользуемся их туалетом, потом найдем оружейный магазин и прикупим патронов для «узи» и револьвера. Ну а затем… поищем какой-нибудь мотель. Правильный мотель, где можно будет перекантоваться.
Когда они наконец где-нибудь залягут на дно, то окажутся по крайней мере в пятидесяти милях от дома доктора Бренкшоу, где их в последний раз обнаружили преследователи. Но разве расстояние имеет хоть какое-нибудь значение для людей, меряющих свой путь не милями, а днями и годами?
Большинство нужных Лоре мотелей располагались в некоторых районах Санта-Аны, южной части Анахайма и прилегающей местности. Лоре не нужны были суперсовременные гостиницы типа «Красный лев» или мотели вроде «Говарда Джонсона», с цветными телевизорами, пушистыми коврами и подогреваемыми бассейнами, поскольку в солидных заведениях требовались удостоверение личности и кредитная карта, а Лора категорически не желала оставлять официальных свидетельств своего пребывания, способных навести на ее след или полицию, или убийц. Нет, она искала мотель, нуждавшийся в ремонте и находившийся не в том состоянии, чтобы привлекать туристов, какую-нибудь жалкую дыру, где ради поддержания коммерции были готовы принять наличные и не задавать лишних вопросов.
Лора знала, что найти нужный мотель будет нелегко, а потому не слишком удивилась, что в первых двенадцати заведениях ее не смогли или не захотели принять. Единственными постояльцами этих занюханных мотелей были молодые мексиканки с младенцами на руках или держащимися за их юбку детишками, а также молодые или средних лет мексиканцы в кроссовках, слаксах, фланелевых рубашках, джинсовых или вельветовых куртках, в соломенных ковбойских шляпах или бейсболках. И все эти люди смотрели на Лору настороженно и с подозрением. Самые ветхие заведения превратились в общежития для нелегальных иммигрантов, сотни тысяч которых осели в округе Ориндж. В одном номере селились целыми семьями – по пять, шесть, семь человек в тесном пространстве с минимумом удобств; они делили между собой ветхую кровать, два кресла, ванную с плохо работающим водопроводом, причем платили за все про все по сто пятьдесят долларов и даже больше в неделю, и это без чистого белья, уборки, каких бы то ни было коммунальных услуг, но зато с полчищами тараканов. И тем не менее иммигранты предпочитали влачить столь жалкое существование, позволяя безжалостно эксплуатировать себя в качестве дешевой рабочей силы, лишь бы не жить на родине под мудрым руководством несменяемого «революционного народного правительства», лишающего своих граждан каких-либо надежд на светлое будущее.
В тринадцатом мотеле под названием «Синяя птица», рассчитанном на нижний сегмент туристического рынка, владелец, он же менеджер, пока еще не поддался искушению разбогатеть, выжимая все соки из нищих иммигрантов. Несколько из двадцати четырех номеров все-таки сдавались нелегалам, но при этом горничные ежедневно меняли постельное белье и проводили уборку, в каждом номере стоял телевизор, а в стенном шкафу лежали две запасные подушки. Тем не менее портье охотно взял у Лоры наличные деньги, не стал требовать документы и старательно избегал ее взгляда. Все это служило печальным свидетельством того, что еще год-два – и «Синяя птица» станет очередным памятником политической недальновидности и людской алчности в мире, где таких памятников не меньше, чем надгробий на старом городском кладбище.
Здание мотеля имело U-образную форму, с парковкой в центре. Лоре достался номер в правом дальнем углу задней части здания. Возле входа в их номер росла большая веерная пальма, довольствующаяся маленьким клочком земли посреди бетона и асфальта и, несмотря на смог, все-таки пустившая новые ростки в самый разгар зимы, словно мать-природа выбрала это растение в качестве предупреждения о своем намерении вернуть себе право на нашу планету, когда человечеству придет конец.
Лора с Крисом разложили кресло-каталку и, особо не скрываясь, пересадили туда раненого, будто просто помогали инвалиду. Полностью одетый, он вполне мог сойти за параплегика… если, конечно, не обращать внимания на свесившуюся набок голову.
Номер оказался маленьким и более-менее прибранным. Ковер потертый, но недавно почищенный, а катышки пыли в дальнем углу еще не достигли размера перекати-поля. Красно-коричневое клетчатое покрывало на двуспальной кровати обтрепалось по краям, клетка оказалась недостаточно мелкой, чтобы скрыть две большие заплаты, зато простыни были хрустящими и пахли стиральным порошком.
Семнадцатидюймовый телевизор был прикручен к обшарпанному ламинированному столику, задние ножки которого были прикручены к полу. Сев на один из двух разномастных стульев, Крис включил телик и принялся крутить треснувшую ручку в поисках мультиков или старой комедии положений. Он начал смотреть «Напряги извилины», но решил, что фильм слишком дебильный, чтобы быть смешным, и у Лоры невольно возник вопрос: сколько мальчиков его возраста думают аналогичным образом?
– Почему бы тебе не принять душ, – предложила она, сев на второй стул.
– И потом снова надеть грязную одежду? – с сомнением в голосе спросил Крис.
– Я знаю, что это глупо, но советую все-таки попробовать. Гарантирую, ты почувствуешь себя гораздо лучше даже в старой одежде.
– Но стоит ли вообще заморачиваться с мытьем, чтобы потом напяливать мятые шмотки?
– И с каких это пор тебя коробят мятые вещи? Тоже мне, модник нашелся!