Эрих Клитман хотел собственноручно убить Штефана Кригера, и не только ради благосклонности фюрера, но и потому, что Кригер был идеальным арийцем: белокурым, голубоглазым, с нордическими чертами лица и безупречной родословной. Но ненавистный Кригер, имея все эти преимущества, предпочел предать фюрера, что особенно разъярило Клитмана, который прокладывал себе дорогу к величию, сгибаясь под тяжким бременем неполноценных генов.
И вот сейчас, когда до возвращения исследовательской группы из 1989 года оставалось чуть больше двух минут, Клитман, оглядев троих своих подчиненных, одетых в стиле молодых топ-менеджеров из другой эпохи, почувствовал одновременно и ярость, и сентиментальную гордость за них, настолько сильную, что слезы наворачивались на глаза.
Они все происходили из бедных семей. Унтершарфюрер Феликс Хубач, сержант и второй по званию в отряде Клитмана, был сыном токаря-алкоголика и распустехи-матери, которых всей душой презирал. Роттенфюрер Рудольф фон Манштейн, сын бедного крестьянина, стыдился своего отца-неудачника, а роттенфюрер Мартин Брахер был вообще сиротой. И хотя все они были выходцами из разных земель Германии, оба роттенфюрера, унтершарфюрер и оберштурмфюрер Клитман стали ближе, чем братья, поскольку свято верили только в одно. Они считали, что мужчина должен искренне, преданно и глубоко любить в первую очередь не семью, а государство, Родину и своего вождя, являвшегося воплощением этой самой Родины. Государство стало их единственной семьей, и эта крупица мудрости возвышала их над другими, делая достойными родоначальниками будущей расы сверхлюдей.
Клитман незаметно коснулся большим пальцем уголков глаз, пытаясь смахнуть скупую мужскую слезу, которую был не в силах сдержать.
Через минуту должна вернуться исследовательская группа.
Аппаратура пощелкивала и гудела.
В пятницу, 13 января, в три часа дня на мокрую от дождя парковку мотеля въехал белый пикап и, направившись прямо к задней части здания, остановился возле «бьюика» с государственными номерами от «ниссана». Пикап был явно не новый, выпущен пять-шесть лет назад. Правая дверь помята, порожек в пятнах ржавчины. Владелец автомобиля, похоже, решил выполнить покраску в стиле пэчворк, так как некоторые пятна были зачищены и зашпаклеваны, но не закрашены.
Лора следила за пикапом, слегка раздвинув оконные занавески номера мотеля.
Фары пикапа погасли, дворники замерли. Вышедшая из автомобиля кудрявая блондинка подошла к двери номера Лоры и постучала три раза.
Крис, стоявший за дверью, посмотрел на мать.
Лора кивнула.
Тогда он открыл дверь со словами:
– Привет, тетя Тельма. Ух ты, какой уродский парик!
Тельма, войдя внутрь, горячо обняла Криса:
– Ну, спасибо тебе большое! А тебе понравится, если я скажу, что у тебя нос на семерых рос, а одному достался? И от носа тебе, хоть умри, не избавиться, а парик я всегда могу снять. Ну как, съел? И что ты на это скажешь?
– Ничего, – захихикал Крис. – Ведь я знаю, что у меня очень симпатичный нос.
– Симпатичный нос? Боже мой, малыш, у тебя самомнение совсем как у кинозвезды. – Тельма отпустила Криса, посмотрела на Штефана Кригера, сидевшего на стуле возле телевизора, и повернулась к Лоре. – Шейн, ты видела эту развалюху, на которой я подъехала? Ну разве я не умница? Уже садясь в свой «мерседес», я сказала себе, Тельма – кстати, меня зовут Тельма, – итак, я сказала себе, Тельма, если ты подъедешь к задрипанному мотелю на автомобиле за шестьдесят пять тысяч баксов, то сразу привлечешь к себе слишком много внимания, а оно тебе нужно? Поэтому я попыталась одолжить машину у нашего дворецкого, но можешь представить, на чем он ездит? На «ягуаре»! Неужели Беверли-Хиллз – это «Сумеречная зона» или как? Пришлось одолжить пикап у садовника. И вот я здесь. Ну и как тебе моя маскировка?
На Тельме был кудрявый белокурый парик, блестевший от капель дождя, очки в роговой оправе и выпирающие вперед фальшивые зубы.
– Ты просто неотразима! – ухмыльнулась Лора.
Тельма вытащила вставные зубы:
– Послушай, достав неприметную тачку, я сразу поняла, что сама слишком приметна: знаменитая кинодива и прочие дела. А так как репортеры раскопали, что мы с тобой подруги, и даже попытались задать мне прицельные вопросы о тебе, известной писательнице-автоматчице, я решила сохранить инкогнито. – Тельма швырнула сумку и фальшивые зубы на кровать. – Этот прикид у меня специально для новой роли в ночном шоу. Я уже раз восемь опробовала его в «Баллисе» в Вегасе. И с треском провалилась. Представь, Шейн, публика буквально плевалась. Кто-то вызвал охрану казино и потребовал, чтобы меня арестовали. Они даже усомнились в моем праве топтать ту же землю, что и они. – Ох, Шейн, ты и не представляешь, какими они были грубыми… – И тут Тельма внезапно перестала тарахтеть и залилась слезами; она бросилась к Лоре и прижала ее к себе. – Боже мой, Лора! Я так испугалась, так испугалась! Когда я услышала в новостях про Сан-Бернардино, про все эти автоматы, а потом про то, в каком виде остался твой дом у Биг-Бэра, я решила, что ты… или Крис… Я так волновалась.
– Я тебе потом все расскажу, – произнесла Лора, не разжимая объятий, – но главное, что мы в порядке и надеемся, нам удастся выбраться из той задницы, в которой оказались.
– Но почему ты мне не позвонила, паразитка такая?!
– Я тебе позвонила.
– Только сегодня утром! Через два дня после того, как о тебе уже трубили во всех новостях! Я чуть с ума не сошла.
– Прости. Конечно, нужно было позвонить раньше. Мне просто не хотелось без особой необходимости втягивать тебя в эту историю.
Тельма неохотно разжала руки:
– Пойми, идиотка несчастная, да я и так уже по уши в этой истории, потому что ты в нее втянута. – Вынув бумажный носовой платок из кармана замшевого пиджака, Тельма промокнула глаза.
– А еще один есть? – спросила Лора.
Тельма дала ей платок, и они дружно высморкались.
– Тетя Тельма, мы в бегах, – объяснил Крис. – А когда ты в бегах, очень трудно поддерживать связь с людьми.
– Итак, – судорожно вздохнула Тельма, – Шейн, ну и где ты хранишь свою коллекцию отрезанных голов? В ванной? Слышала, ты обронила одну в Сан-Бернардино. Неаккуратненько. Это что, твое новое хобби или ты всегда ценила красоту человеческих голов без всяких излишеств?
– Тельма, я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказала Лора. – Тельма Акерсон. Ну а это Штефан Кригер.
– Очень рада знакомству, – улыбнулась Тельма.
– Прошу прощения за то, что продолжаю сидеть, – ответил Штефан. – Я еще до конца не поправился.
– Если вы прощаете мне мой жуткий парик, я готова простить вам все, что угодно. – Это тот, кто я думаю?
– Да.
– Твой ангел-хранитель.
– Да.
Тельма подошла к Штефану и смачно расцеловала его в обе щеки:
– Штефан Кригер, я понятия не имею, откуда вы прибыли и кто, черт возьми, вы такой, но я вам ужасно благодарна за то, что вы столько раз приходили на помощь моей Лоре. – Сделав шаг назад, Тельма села в ногах кровати рядом с Крисом. – Шейн, да у тебя тут роскошный мужик. Ты только посмотри на него, он просто красавчик. Спорим, Шейн, ты его сама пристрелила, чтобы не удрал. Он выглядит именно так, как и должен выглядеть настоящий ангел-хранитель. – Штефан явно смутился, но Тельму было не остановить. – Кригер, вы просто неотразимы. И я хочу узнать о вас все. Но сперва деньги, которые ты, Шейн, просила. – Открыв объемистую сумку, Тельма извлекла оттуда толстую пачку стодолларовых купюр.
Окинув взглядом деньги, Лора сказала:
– Тельма, я просила у тебя четыре тысячи. А тут как минимум в два раза больше.
– Думаю, тысяч десять – двенадцать. – Тельма подмигнула Крису. – Если уж мои друзья в бегах, то пусть ни в чем себе не отказывают.
Тельма внимательно выслушала всю историю, ни разу не выказав недоверия. Штефан был поражен широтой ее взглядов. Но Тельма с ходу все объяснила:
– Эй, я выросла в приютах Макилрой и Касвелл-Холл, а значит, для меня уже не осталось загадок Вселенной. Путешественники во времени из сорок четвертого года? Легко. В приюте Макилрой я могла бы показать вам даму размером с диван в платьях из обивочной ткани, и при этом ей платили вполне внушительную зарплату социального работника за то, что она обращалась с сиротами как с последним отребьем. Тоже мне, нашли чем удивить!
Тельма была явно поражена, узнав, откуда прибыл Штефан, ну и конечно, потрясена тем положением, в котором оказались все трое, но даже в этих не слишком радостных обстоятельствах она оставалась собой и продолжала искать во всем смешную сторону.
В шесть часов вечера Тельма, снова надев фальшивые зубы, направилась дальше по улице в мексиканский ресторан за едой навынос.
– Когда вы в бегах от служителей закона, нужно набивать живот бобами. Настоящая еда для крутых ребят.
Она вернулась с мокрыми от дождя пакетами, набитыми тако, коробками с энчиладой, двумя порциями начос, а также бурритос и чимичанга. Они разложили еду в ногах кровати. Туда же придвинули свои стулья Лора со Штефаном; Тельма с Крисом сели в изголовье.
– Тельма, здесь еды на десятерых, – заметила Лора.
– Ну, я прикинула, этого должно хватить, чтобы накормить нас и заодно тараканов. Если тараканы останутся голодными, они озлобятся, выползут наружу и перевернут пикап моего садовника. У вас ведь тут есть тараканы, да? Я хочу сказать, такое замечательное место и без тараканов – все равно что отель «Беверли-Хиллз» без папарацци.
Во время еды Штефан изложил свой план, как закрыть ворота и уничтожить институт. Тельма время от времени прерывала его остротами, но когда он закончил, сразу стала серьезной:
– Штефан, это ведь очень опасно. Безрассудство, граничащее с глупостью.
– Другого пути у нас нет.
– Понимаю, – кивнула Тельма. – Так чем я могу помочь?
Крис, не успевший донести до рта кукурузные чипсы, сказал:
– Тетя Тельма, вы должны купить нам компьютер.