Бо́льшую часть времени он был спокойным, задумчивым, иногда меланхоличным, что, по ее мнению, стало следствием ужасов, происходивших на глазах Штефана в нацистской Германии. Возможно, причиной его затаенной печали были непростительные вещи, которые он совершал в прошлом и о которых глубоко сожалел. Ведь он сам говорил, что ему приготовлено место в аду. Лора знала о его прошлом лишь из разговора в мотеле десять дней назад. Больше Штефан никаких деталей не раскрывал. Тем не менее она чувствовала, что ему хочется посвятить ее в тайны своего прошлого, которые не только дискредитировали его, но и выставляли в хорошем свете. Штефан Кригер явно не собирался ничего от нее скрывать; он просто ждал, когда она составит свое мнение о нем и решит для себя, хочет ли знать больше, чем есть.
Несмотря на черную, как кровь, печаль, навсегда поселившуюся в душе Штефана, у него было неплохое чувство юмора. Он хорошо ладил с Крисом и умел его рассмешить, чего Лора не могла не ценить. А еще у Штефана была теплая, нежная улыбка.
И все же Лора его не любила и не надеялась когда-либо полюбить. Интересно, и откуда такая уверенность? Она несколько часов лежала в темноте, размышляя о Штефане, и наконец поняла, что ей был нужен лишь Дэнни и никто другой не мог его заменить. Ее Дэнни был уникальным человеком, с ним она познала совершенную любовь, если такая бывает. И в поисках этой любви Штефану Кригеру придется вечно соревноваться с призраком.
Лора не могла не понимать всей трагичности сложившейся ситуации, обрекающей ее на вечное одиночество. В глубине души она хотела любить и быть любимой. Но их отношения основывались лишь на его безответной любви и ее несбыточных мечтах.
Крис что-то пробормотал во сне и вздохнул.
«Я люблю тебя, дорогой, – подумала Лора. – Я так тебя люблю».
Ее ненаглядный сын стал для нее смыслом существования и на обозримое будущее единственной причиной, заставлявшей двигаться дальше. Лора знала: если хоть что-нибудь случится с Крисом, она больше не сможет утешаться тем, что жизнь – любительница черного юмора. Этот мир, где трагическое и смешное идут рука об руку, станет для нее исключительно местом трагедии, слишком мрачной, чтобы жить дальше.
В трех кварталах от церкви Эрих Клитман свернул на обочину и припарковался на боковой улочке, отходящей от Палм-Каньон-драйв в главном торговом районе Палм-Спрингса. Многочисленные прохожие прогуливались по тротуарам, разглядывая витрины. Молодые женщины были в шортах и коротких топиках. По мнению Клитмана, выставлять свое тело напоказ, что в его время считалось верхом неприличия, не только возмутительно, но и постыдно. При железном порядке, установленном Национал-социалистической рабочей партией фюрера, столь непристойное поведение пресекалось бы на корню. Триумф Гитлера приведет к созданию другого мира, где будут укрепляться моральные нормы, где эти женщины, без бюстгальтеров, с обнаженными руками и ногами, рискуют оказаться в тюрьме или в лагере для перевоспитания, где подобного упадка нравов просто не допустят. Но когда Клитман смотрел на всех этих женщин с упругими ягодицами в обтягивающих шортах, с подпрыгивающими вверх-вниз грудями под тонкими трикотажными майками, ему, к своему ужасу, не терпелось уложить в постель буквально каждую, хотя они и являлись представителями девиантной породы людей, которых Гитлер наверняка уничтожит.
Сидевший рядом с Клитманом роттенфюрер Руди фон Манштейн развернул карту Палм-Спрингса, которой их снабдила группа исследователей, обнаруживших женщину и мальчишку:
– Итак, где именно предстоит нанести удар?
Достав из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги, полученный от доктора Юттнера, Клитман прочел вслух:
– «На федеральной трассе сто одиннадцать, примерно в шести милях к северу от границы Палм-Спрингса, в среду, двадцать пятого января, примерно в одиннадцать двадцать, женщину арестует офицер дорожной полиции Калифорнии. Женщина будет за рулем черного „бьюика-ривьера“. Мальчика, находившегося рядом с ней в автомобиле, возьмут под стражу для обеспечения безопасности. Кригер, очевидно, тоже будет сидеть в машине, но мы не уверены. Вероятно, ему удалось уйти от офицера полиции, хотя мы и не знаем, как именно».
Фон Манштейн уже начертил на карте маршрут, по которому можно выехать из Палм-Спрингса на трассу 111.
– У нас тридцать одна минута, – уточнил Клитман, кинув взгляд на часы на приборной доске.
– Мы доедем даже быстрее, – сказал Манштейн. – Максимум за пятнадцать минут.
– Если мы попадем туда раньше, то сможем убить Кригера до того, как он ускользнет от офицера полиции. В любом случае нам нельзя допустить, чтобы женщину и мальчишку взяли под стражу. В тюрьме добраться до них будет гораздо сложнее. – Он повернулся к сидевшим сзади Брахеру и Хубачу. – Понятно?
Они кивнули, а унтершарфюрер Хубач, похлопав себя по нагрудному карману пиджака, поинтересовался:
– Оберштурмфюрер, как насчет солнцезащитных очков?
– А что с ними не так? – нетерпеливо спросил Клитман.
– Нам надеть их прямо сейчас или нет? Может, в них мы будем не так сильно отличаться от местных жителей? Я присмотрелся к людям на улице. Многие из них действительно в темных очках. Но не все.
Клитман оглядел пешеходов, стараясь не отвлекаться на откровенно одетых женщин, и понял, что Хубач прав. Более того, никто из мужчин в пределах видимости не придерживался так называемого властного стиля, столь любимого молодыми топ-менеджерами. Хотя, возможно, все молодые топ-менеджеры в этот час уже сидели у себя в офисе. Но чем бы ни объяснялось отсутствие на улице парней в темных костюмах и черных лоферах «Балли», Клитман чувствовал, что он и его люди, даже сидя в автомобиле, слишком бросаются в глаза. А поскольку многие прохожие были в солнцезащитных очках, Клитман решил, что в таких очках у него будет хоть что-то общее с местными.
Оберштурмфюрер надел «Рэй-Бан», его примеру тотчас же последовали фон Манштейн, Брахер и Хубач.
– Ну все, погнали, – сказал Клитман.
Но не успел он снять машину с тормоза и завести мотор, как кто-то постучал в окно водителя. Это был офицер полиции Палм-Спрингса.
Какое-то шестое чувство подсказывало Лоре, что суровое испытание близится к завершению. Они или уничтожат институт, или погибнут в ходе операции. Лора уже практически достигла того состояния, когда лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
В среду утром, 25 января, Штефан по-прежнему чувствовал ноющую боль в мышцах плеча, правда не слишком острую. Тем не менее подвижность плеча полностью восстановилась, а значит, пуля не повредила нервы. Благодаря каждодневным тренировкам левая рука Штефана стала гораздо сильнее, и теперь он был почти уверен, что сможет реализовать свой план. Но от Лоры не могло укрыться, что его страшит предстоящее путешествие.
Он надел пояс Кокошки, который Лора достала из сейфа в ту ночь, когда на ее пороге появился раненый ангел-хранитель. И хотя Штефану было по-прежнему страшно, как только он надел пояс, беспокойство сменилось железной решимостью.
В десять утра каждый из них, включая Криса, принял по две капсулы антидота для нейтрализации воздействия нервно-паралитического газа «вексон» и запил их апельсиновым напитком с витамином С.
После чего они загрузили в автомобиль три «узи», «смит-вессон» 38-го калибра, «Кольт-коммандер марк IV» с глушителем и небольшой нейлоновый рюкзак с книгами. Два баллона с нервно-паралитическим газом уже лежали в багажнике «бьюика». Изучив инструкцию в синем пластиковом пакете, прикрепленном к баллону, Штефан решил, что для выполнения поставленной задачи ему вполне хватит одного баллона. «Вексон» был разработан для применения в первую очередь в закрытых помещениях, чтобы уничтожать противника в бараках, укрытиях, подземных бункерах. На открытом воздухе газ слишком быстро рассеивался и распадался при наличии солнечного света, поэтому его эффективность ограничивалась радиусом двести ярдов от места распыления. Однако при полностью открытом клапане одного баллона хватало, чтобы отравить воздух в здании площадью пятьдесят тысяч квадратных футов, чего было вполне достаточно для выполнения поставленной задачи.
В 10:35 они сели в машину и, покинув дом Гейнса, направились в сторону пустыни неподалеку от трассы 111, севернее Палм-Спрингса. Лора проверила, пристегнут ли у Криса ремень безопасности, на что мальчик сказал:
– Вот видишь, если бы твой автомобиль был машиной времени, мы бы попали в сорок четвертый год с комфортом.
Несколько дней назад они совершили ночную вылазку в пустыню, чтобы найти подходящее место для возвращения Штефана в свою эпоху. Им нужно было заранее знать точное географическое местоположение, чтобы сделать расчеты, которые позволили бы Штефану вернуться к ним сразу после того, как он завершит свою работу в 1944 году.
Штефан собирался открыть баллон с «вексоном» еще до нажатия на кнопку на поясе возвращения домой, чтобы нервно-паралитический газ, начав распыляться в воротах, мог поразить всех, кто находился в главной лаборатории на другом конце Молниеносного перехода. Таким образом, Штефану придется в любом случае распылить какое-то количество газа в точке отправления, в связи с чем казалось разумным сделать это в уединенном месте. Расстояние между домом Гейнса и улицей составляло менее двухсот ярдов, а значит, мостовая попадала в зону действия «вексона», и Лора со Штефаном могли ненароком убить случайных прохожих.
Кроме того, хотя газ оказывал смертоносное действие в течение предположительно сорока – шестидесяти минут, Лора опасалась, что его остатки, хотя и не смертельные, возможно, имеют долговременные токсичные эффекты. А ей отнюдь не хотелось оставлять следы боевых отравляющих веществ в доме Тельмы и Гейнса.
Небо было голубым, ясным, безмятежным.
Через пару кварталов начинался спуск в ложбину, где дорогу окаймляли огромные финиковые пальмы, и Лоре показалось, будто в полоске неба, видневшейся в боковом зеркале, возникло странное пульсирующее свечение. Интересно, как должна выглядеть молния в безоблачном небе? Наверняка не так драматично, как на фоне свинцовых туч, поскольку в первом случае ей приходится спорить с солнцем. На самом деле молния могла выглядеть именно так, как и показалось Лоре: странным пульсирующим свечением.