ке, исчезли. Единственный урон был нанесен лишь настенной карте Европы, которая сморщилась в нескольких местах, хотя и не обгорела.
– Охрана! – закричал сержант.
Он был не вооружен, но явно уверен, что на его крик оперативно откликнутся, поскольку, повторив свой призыв, не сделал ни шага в сторону двери.
– Мистер Черчилль, – не обращая внимания на сержанта, начал Штефан, – я не причиню вам зла.
Дверь распахнулась, в комнату вбежали два солдата – один держал револьвер, другой – автоматический карабин.
Опасаясь, что его сейчас застрелят, Штефан поспешно произнес:
– Сэр, я вас очень прошу, выслушайте меня. От этого зависит судьба мира.
Во время суматохи премьер-министр оставался сидеть в кресле в конце стола. Штефану показалось, что в глазах великого человека промелькнуло удивление, а возможно, и страх, хотя трудно сказать наверняка. Лицо премьер-министра сохраняло озадаченное и одновременно суровое выражение, известное Штефану по многочисленным фотографиям.
– Погодите. – Остановив охрану взмахом руки, премьер-министр в ответ на протесты сержанта сказал: – Если бы в его намерения входило меня убить, он наверняка сделал бы это сразу же после появления в штаб-квартире. – И, повернувшись к Штефану, добавил: – Сэр, ваш выход на сцену – это нечто особенное. Не хуже, чем у молодого Лоуренса Оливье. И не менее эффектно.
Штефан невольно улыбнулся. Он вышел из угла комнаты, но, сделав шаг по направлению к столу, заметил, что охрана сразу напряглась, и заговорил с почтительного расстояния:
– Сэр, судя по способу моего появления здесь, нетрудно догадаться, что я не просто курьер. То, что я собираюсь вам сообщить, несколько необычно. Информация моя весьма деликатного свойства, и, возможно, вы захотите сохранить ее в тайне.
– Если вы рассчитываете, что мы оставим вас наедине с премьер-министром, значит вы просто сумасшедший! – возмутился сержант.
– Возможно, он и сумасшедший, – заявил премьер-министр, – но очень талантливый сумасшедший. И вы не можете этого не признать, сержант. Если охрана обыщет его и не найдет оружия, я уделю этому джентльмену немного своего времени.
– Но, сэр, вы не знаете, кто он такой. Или что он такое. То, как он явился сюда…
– Сержант, я знаю, как он явился, – оборвал его Черчилль. – И пожалуйста, запомните: об этом известно только нам с вами. Я надеюсь, вы будете держать рот на замке относительно того, что здесь видели. Считайте, что это оперативная информация под грифом «Совершенно секретно».
После выволочки от начальства сержант остался стоять в стороне, периодически бросая злобные взгляды на Штефана, которого обыскивала охрана.
Никакого оружия у Штефана не нашлось, только набитый книгами рюкзак и кое-какие бумаги в карманах. Бумаги ему вернули, а книги сложили в центре стола. Штефана немного позабавило, что, выкладывая книги, никто не обратил внимания на их тематику.
Сержант, по-прежнему с карандашом и блокнотом в руках, повинуясь приказу премьер-министра, вышел вслед за охраной из комнаты. Когда дверь за ними закрылась, Черчилль показал Штефану на стул, который освободил сержант. Секунду они сидели в молчании, с интересом разглядывая друг друга. Затем премьер-министр кивнул на стоявший на подносе дымящийся чайник:
– Может быть, чая?
Двадцать минут спустя, когда Штефан изложил в сжатом виде половину своей истории, премьер-министр пригласил дежурившего в коридоре сержанта:
– Сержант, мы немного задержимся. Боюсь, мне придется на час отложить заседание военного кабинета. Оповестите всех остальных. И передайте им мои извинения.
Через двадцать пять минут Штефан наконец закончил рассказ.
Задав еще несколько вопросов, хорошо продуманных и по существу, премьер-министр сказал:
– Полагаю, для сигары еще рановато, но не хочется отказывать себе в этом удовольствии. Не желаете присоединиться?
– Нет, благодарю, сэр.
Обрезав себе сигару, Черчилль произнес:
– Если оставить в стороне ваше эффектное появление, которое на самом деле ничего не доказывает, кроме существования революционных способов путешествовать, – возможно, это действительно путешествия во времени, а возможно, и нет, – у вас имеются другие доказательства, способные убедить здравомыслящего человека в правдивости вашей истории?
Штефан предвидел подобный вопрос, а потому был готов к нему.
– Сэр, побывав в будущем и прочитав отрывки из ваших военных мемуаров, я совершенно точно знал, что вы будете в этой комнате в этот конкретный день и в этот конкретный час. Более того, я знал, что вы будете здесь делать за час до заседания военного кабинета. – (Затянувшись сигарой, премьер-министр вопросительно поднял брови.) – Вы диктовали письмо генералу Александеру в Италию, где высказывали озабоченность по поводу сражения за Монте-Кассино, которое, затягиваясь, уносило слишком много человеческих жизней.
Черчилль сохранял невозмутимый вид. Если его и удивила осведомленность Штефана, то он никак не поощрил собеседника – ни кивком, ни прищуром глаз.
Впрочем, Штефан и не нуждался в поощрении, так как знал, что не ошибается.
– Из ваших военных мемуаров, которые вы впоследствии напишете, мне запомнилась вступительная часть послания генералу Александеру, которое вы не закончили диктовать сержанту из-за моего появления. Итак: «Надеюсь, вы сможете мне объяснить, почему эта тропа протяженностью всего две-три мили через гору Монте-Кассино, где находится монастырь, стала единственным местом, выбранным вами для наступления…»
Премьер-министр снова затянулся сигарой, пустил кольцо дыма и внимательно посмотрел на Штефана. Их стулья разделяло всего несколько футов, и пристальный взгляд Черчилля нервировал Штефана больше, чем он того ожидал.
Наконец премьер-министр нарушил молчание:
– Значит, вы получили эту информацию из мемуаров, которые я напишу в будущем?
Штефан встал со стула и разложил шесть толстых книг, которые охрана вынула из рюкзака, – изданных «Хаутон Миффлин» в бумажной обложке по 9,95 доллара за штуку – на конце стола перед Уинстоном Черчиллем.
– Сэр, перед вами ваша шеститомная история Второй мировой войны. Принято считать, что эта работа является наиболее авторитетной оценкой данного военного конфликта, а также величайшим произведением не только в области истории, но и литературы.
Он собрался было добавить, что в 1953 году Черчилль стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, в том числе и за эти работы, но решил промолчать. Ведь жизнь, лишенная таких грандиозных сюрпризов, становится менее интересной.
Премьер-министр тщательно изучил обложки всех шести книг, первую страницу и последнюю и позволил себе улыбнуться, когда прочел три строчки из критической статьи в литературном приложении «Таймс». Затем открыл один том и небрежно перелистал страницы, но читать не стал.
– И это не искусная подделка, – заверил премьер-министра Штефан. – Если вы прочтете любую страницу на выбор, то узнаете свой неповторимый стиль. Вы найдете…
– Мне нет нужды это читать. Я вам верю, Штефан Кригер. – Черчилль отодвинул книги и откинулся на спинку кресла. – Кажется, я понимаю, почему вы ко мне пришли. Вы хотите, чтобы я организовал бомбардировку района Берлина, где расположен ваш институт.
– Да, премьер-министр, вы совершенно правы. Это необходимо сделать до того, как сотрудники института закончат изучение доставленных из будущего материалов по ядерному оружию и ознакомят с ними широкую научную общественность Германии, что может произойти со дня на день. Вы должны действовать, прежде чем они вернутся из будущего с чем-то таким, что повернет ход войны не в пользу союзников. Я дам вам точные координаты института. Ведь, так или иначе, бомбардировщики военно-воздушных сил Соединенных Штатов и Великобритании с начала года совершают дневные и ночные налеты на Берлин…
– Парламент постоянно поднимает шум по поводу бомбардировки городов, даже вражеских городов, – заметил Черчилль.
– Да, но речь не идет о бомбардировке всего Берлина. Поскольку цель четко обозначена, эту миссию, естественно, придется выполнить в дневное время. Однако, если вы нанесете удар по этому району, если сотрете это здание с лица земли…
– Несколько кварталов по обе стороны от института будут разрушены до основания, – закончил за Штефана премьер-министр. – Мы не можем нанести удар с хирургической точностью, чтобы уничтожить только один квартал.
– Да, я все понимаю. И тем не менее вы должны отдать приказ, сэр. На этот район необходимо сбросить намного больше бомб, причем в ближайшие несколько дней, чем на любой другой клочок земли на арене военных действий в Европе за всю Вторую мировую войну. От института должна остаться лишь горстка пыли.
Минуту-другую премьер-министр молчал, задумчиво разглядывая сизую струйку сигарного дыма, и наконец произнес:
– Конечно, мне нужно проконсультироваться с моими советниками. Полагаю, мы сможем подготовить и начать бомбардировку не раньше чем через два дня от сегодняшнего числа, то есть двадцать второго, но не позднее двадцать третьего.
– Думаю, эти сроки вполне подойдут, – облегченно вздохнул Штефан. – Но только не позже. Ради бога, сэр, только не позже!
Из своего укрытия за мескитовым деревом с повисшим над ним перекати-полем Клитман наблюдал, как женщина, скорчившись у левого крыла «бьюика», обозревает пустыню к северу от себя. Клитмана она не видела. Когда она переползла к другому крылу, повернувшись спиной к Клитману, он рванул вперед и, пригнувшись, побежал к следующему укрытию – выветренной одинокой скале, за которой невозможно было спрятаться целиком.
Оберштурмфюрер мысленно проклинал лоферы «Балли» у себя на ногах. Подошва оказалась слишком скользкой для такого рода заданий. Теперь Клитман понимал, что для выполнения миссии по ликвидации людей глупо было одеваться, как молодой топ-менеджер или баптистский священник. Ну ладно, хотя бы очки «Рэй-Бан» пригодились. Слепящее солнце отражалось от каждого камня и каждого бархана; без солнцезащитных очков Клитман не видел бы лежавшую впереди местность, а значит, постоянно оступался и падал бы.