Дальше следствие может разобраться с электронной почтой. О возможности восстановления удаленных файлов Вадим Александрович, скорее всего, был наслышан. Это реальная опасность для Пирогова.
А что со мной? Он считает меня трупом и думает потом избавиться от него.
Во дворе уже сгущался сумрак. Значит, на отдых и даже на минимальное восстановление у меня времени нет. Я посмотрел на часы. Плохо, что я не знаю, когда Пирогов уехал. Но прошло никак не больше двух с половиной часов.
До Тропининой, как сказал Илья Константинович, надо добираться три часа. Если спешить, то можно, конечно, успеть и скорее. Необходимо срочно что-то предпринимать. Чем быстрее, тем лучше. Но голова моя жутко болела и соображать отказывалась.
Человеческая воля способна победить физическую боль, если та не достигает уровня шоковой. Конечно, у каждого из нас разный, свой собственный порог чувствительности к боли. У меня он достаточно высок.
Может быть, сказывались многократные ранения и хирургические операции после этих передряг. В результате у меня выработалась устойчивая привычка терпеть боль.
Короче говоря, я усилием воли заставил себя не чувствовать пробоину в голове и постарался заставить ее думать. Ко мне тут же пришла интересная мысль.
Я вернулся в комнату, где лежал. Лужа крови уже начала густеть на полу. Я удивился, что она такая черная, но не стал думать об этом, чтобы не отвлекаться. Я даже не желал замечать, что лужа достаточно большая, значит, я потерял много крови. Да, это в состоянии вызвать определенную слабость организма, но я сумею преодолеть такую беду усилием воли. Мне уже несколько раз приходилось это делать. Сейчас было не до того, чтобы любоваться ранами.
Компьютер был все еще включен. Фильм, который я смотрел, уже закончился. Монитор оказался черным. Я пошевелил мышкой, и компьютер вернулся в нормальное рабочее состояние. Я проверил значки на нижней панели управления, увидел, что Интернет подключен, открыл браузер и сразу вошел в почту.
Вот тут-то моя хваленая память и подвела меня едва ли не первый раз в жизни. К сожалению, я напрочь забыл адреса капитана Сани и старшего лейтенанта Столярова, который тоже мог бы мне помочь. Единственное, что я, превозмогая горячую головную боль и непонятную пульсацию крови в висках, смог вспомнить, – это адрес сайта интернет-газеты, которой руководил отставной подполковник внутренней службы по имени Виктор.
У меня что-то случилось не только с памятью, но и с глазами. Я плохо различал знаки на клавиатуре, стер рукавом кровь со щеки, прикрыл глаз, залитый больше всего, и кое-как набрал адрес. Сайт открылся. Я влез в окно для написания письма и срочно потребовал позвать к компьютеру Виктора. Сообщил, что дело касается маньяка, а сам я ранен.
В ответ практически сразу пришло только одно слово: «Подождите».
Конечно, такие переговоры неудобны и очень медленны. Тем не менее это была какая-то связь. Новое письмо пришло через минуту. Это был уже Виктор. Он спрашивал, что случилось. Я не стал долго объяснять, сообщил, что ранен, наколотил телефонный номер Надежды Ивановны, который почему-то не забыл. Потом я попросил Виктора срочно позвонить женщине и сообщить, что с минуты на минуту к ней приедет убийца и маньяк Пирогов Вадим Александрович. Пусть она убегает подальше и прячется как можно надежнее.
Отправив это письмо, я стал набирать следующее. Тут Виктор сообщил мне, что позвонил и предупредил. Я дал ему номер мобильника капитана Радимовой из уголовного розыска и попросил передать ей, кто убийца.
Да, с номерами телефонов моя память почему-то расставаться не пожелала.
Виктор должен был сообщить Сане, что Пирогов поехал убивать Тропинину. Я просил капитана Саню срочно поднимать группу захвата и выезжать на место, которое укажет Илья Константинович.
Почти сразу пришло письмо от Виктора. Он не стал дожидаться, когда получит еще что-то от меня, и сам сообщил мне, что из-за публикации даже одних только телефонных переговоров поднялся большой скандал. К делу подключились ФСБ, следственное управление и областная администрация. Губернатор временно отстранил своего первого заместителя от исполнения обязанностей. По телевидению уже выступал представитель либеральной оппозиции, желая воспользоваться ситуацией перед скорыми выборами. В заключение Виктор спросил только, где я нахожусь и нужна ли мне помощь.
Только после этого я набрал третье письмо с адресом квартиры Пирогова и попросил вызвать «Скорую помощь». Виктор обещал приехать сам и позвонить медикам.
Молодой фельдшер «Скорой помощи» зашил мне рану на голове. Виктор приехал раньше и помог мне снять бронежилет, из которого мы выковыряли три пули. После чего, несмотря на переломанные ребра, я снова надел эту штуку, спасшую мне жизнь.
Я вынужден был дать фельдшеру расписку в отказе от госпитализации. Мне хотелось завершить дело самому.
С аппарата Виктора я позвонил капитану Сане и попал, кажется, в самое горячее время. Сам я в такие моменты на звонки никогда не отвечаю. Но Радимова, видимо, надеялась на получение какой-то вести и взяла телефон в руку.
Она кричала не на меня:
– Он уходит! Стреляйте!
Я уловил сразу три автоматные очереди. Для мента или просто гражданского человека это была одна длинная. Но я, несмотря на пробитую голову и боль в груди, четко разделил три автомата. Мое ухо делает это машинально.
– Ушел! В машины! За ним! – прокричала капитан Саня. – Радимову помощь окажите. – Только после этого она поднесла аппарат к уху: – Слушаю. Кто это?
– Это я. Ушел он, говоришь? В какую сторону двинулся?
– Тим, миленький! Как ты? Что с тобой?
– Куда двинулся, спрашиваю.
– В сторону города, на своей машине. Тим, как ты?
– Живой еще, к его сожалению. Наверное, под крылышко к отцу рванул. С какой стороны он в город заезжать будет?
– От Песчанки.
– Понял. Я знаю, где его перехвачу.
– Тим, не лезь. Его и так блокируют. Ты же ранен!
– Будут новые трупы ментов. Они с ним не справятся.
Я уже нащупал в кармане ключи от своего «Джимни». Пирогов не взял их.
Я посмотрел на часы, решил, что пора, и поехал по левой стороне дороги. По встречной полосе. Это было мое первое и главное нарушение, за которое обычно лишают прав. Но я пошел на такое преступление намеренно.
Фонари едва теплились. Но улица была не широкая, и этого хватало.
А у меня был включен дальний яркий ослепляющий биксеноновый свет, который в городе, да еще на освещенных улицах, обычно не применяется. Там положено ездить с ближним светом. Это второе вопиющее нарушение. Такой свет бьет по глазам водителя встречной машины не хуже тренированного кулака.
Оба нарушения умышленные и необходимые. Хрен вам, уважаемые гаишники, а не права. Я еще и не такое устрою!
Вот появились встречные фары и замигали. Это он. Больше некому. По свету узнать можно. Пирогов просил меня переключиться на ближний свет и освободить встречную полосу. А вот хрен и ему тоже.
Яркий, слегка синеватый галогеновый свет мне по глазам не бил. У него машина намного ниже, да и вообще она люксовая. У «мерина» так называемое динамическое освещение. Фары автоматически переключаются на ближний свет. А у меня такой автоматики нет. Моя маленькая, юркая, как таракан, машина несравненно проще. Все переключение света осуществляется вручную.
Пирогов лихорадочно пытался тоже перебраться на встречку, чтобы пропустить меня. Нет, голубок, не получится у тебя ничего. Я постараюсь этого не допустить.
Он пытался свернуть на свою полосу, но и я выскочил туда же. Не улизнет!
У него есть подушки безопасности, а у меня – только ремень. Зато очень крепкий.
Моя машина почти проскочила мимо люксового седана и вдруг легонько ударила его по касательной, сразу за задним колесом. Классика жанра! Я сделал это на скорости около шестидесяти километров в час и после удара активно дал по газам.
Этот маневр позволяет даже старенькому «Запорожцу» развернуть люксовый «мерин», даже, может быть, бронированный. А в моем «Джимни» табун лошадей почти вдвое больше, чем в «Запорожце».
Есть! Периферийным зрением, весьма напряженным в этот момент, я успел заметить, как в салоне «Мерседеса» все подушки безопасности сработали именно так, как и должны были. В первую очередь те, которые называются лобовыми, хотя такого удара и не случилось. Там регулировки очень тонкие.
Я слышал, что раньше эти подушки не срабатывали даже при переворачивании машины. Естественно, шли жалобы. Зато сейчас они иногда даже на удар сзади реагируют. Не подвели немецкие автомеханики, которые эти подушки регулировали, обеспечили парню срок на зоне. Не зря говорят, что немцы законы уважают.
Сработала даже коленная подушка безопасности, мешающая водителю надавить на педаль газа. Ноги прижала.
Машина заглохла. Должно быть, датчик удара приказал бортовому компьютеру прекратить подачу топлива. Так он обычно и срабатывает. Чтобы восстановить поступление бензина, нужно открыть капот, нажать кнопку на этом датчике и держать ее так пятнадцать секунд.
Продумать все это я, естественно, не успел. Все мысли попадали в мою зашитую и перебинтованную голову одним-единственным символом, который был ей безоговорочно понятен.
Я надавил на акселератор, и красивый черный седан S-класса, все еще блестя лаком, просто развернулся в обратную сторону. Это, как я уже сказал, классика жанра из арсенала профессиональных охранников. Главное здесь – самому удара не испугаться и газ не отпустить. Так нас учили когда-то на автомобильном полигоне ГРУ. Мы, курсанты спецкурса, тогда помяли много учебных машин.
Я выполнил свой план. Развернул тяжеленную машину убийцы и его самого запер в ней подушками. Дело сделано. Он даже пошевелиться в водительском кресле не может.
Я выключил двигатель своего «Джимни», выпрыгнул на асфальт и подскочил к дверце «мерина»:
– Приехали! Тормоз в пол. Туши свет, урод. Знакомиться будем.
Ствол пистолета ударил его в скулу. Я бы лучше в рот ему вбил эту пушку по самую рукоятку, чтобы губы вместе с языком в лохмотья рассечь, чтобы он ощутил вкус своей хлещущей крови и поперхнулся ею. Такая метода всегда облегчает проведение последующего допроса.