– Увидишь.
Ее голос звучал сонно и ничуть не соблазнительно, но он пообещал, что сейчас придет.
Сюзетта выключила лампу и отдала комнату во власть мягкого света ночника, стоявшего на прикроватном столике. Ей не составляло никакого труда представить, как муж в холодном сиянии компьютерного монитора сохраняет результаты работы в облачном хранилище. Ни порнографии, ни ссылок, позволявших ему поддерживать интерес к ней, в ноутбуке Алекса она не нашла, зато обнаружила сайт, где Ханна раздобыла фотографии покойников, – ханжеский феномен, хотя, надо признать, и патологически завораживающий. Просмотрев историю браузера, Сюзетта испытала скорее облегчение, нежели чувство вины, лишь удостоверившись в том, что знала и так. Глупо, что она заподозрила мужа, пусть даже на миг, и переложила на него вину за козни Ханны. Алекс не был извращенцем, и Ханна наверняка обрушила бы на него свой гнев, если бы он ее каким-то образом обидел. Но ее все еще тревожило то, как избирательно дочь подошла к процессу выбора фотографий. На многих сайтах были дети, от младенцев до подростков, еще на нескольких – мужчины. Однако Ханну заинтересовали лишь покойницы в возрасте около тридцати пяти лет. Сюзетта вспомнила о гневе, порой охватывавшем ее, когда она подростком лежала по ночам без сна и мучилась от боли в животе. Иногда она представляла, как прокрадывается в спальню матери и вонзает в ее спящее сердце нож.
Неужели и Ханну преследуют такие фантазии? Иногда Сюзетта боялась, что девочка прочтет ее мысли; сожаления, которые она старательно в себе подавляла; надежду на то, что любовь затмит ее прохладные чувства (если бы только Ханна вела себя с ней приветливее!); отчаянное желание освободить больше времени и личного пространства.
Минуту спустя на лестнице послышались шаги Алекса. Он старался идти тихо, но ступеньки все равно скрипели под ним. Войдя в комнату, он сорвал с себя футболку и швырнул ее на пол. Потом закрыл за собой дверь и бросился на кровать рядом с ней.
– Hej, älskling.
– Hej.
Она прижалась к нему и несколько раз провела пальцами по спине, выписывая причудливый рисунок.
– Мне тебя не хватало.
– Ой, как приятно. Тебе лучше?
– Честно говоря, нет.
– И в чем, по-твоему, дело? Думаешь, это из-за операции?
Он поднялся на локте и посмотрел на нее.
– Не знаю. Может, я что-нибудь съела? В конце следующей недели, перед приемом доктора Стефански, сдам анализ крови. Но это не должно быть воспаление.
– У нас столько всего произошло. Я имею в виду Ханну.
– Может быть, из-за этого. Мне пришлось немного понервничать.
– В котором часу у нее консультация в понедельник?
– В четыре. Мы пойдем туда сразу же после школы.
– Хочешь, я тоже подъеду?
– В самом деле?
Его предложение удивило Сюзетту. Водить Ханну – к врачу, стоматологу, парикмахеру, в школу – входило только в ее обязанности.
– Я смогу пораньше освободиться и в половине пятого подъеду.
– Если хочешь, конечно, подъезжай.
Он заправил ей за ухо прядь волос.
– Может, эта Беатрис…
– Беатрикс. Доктор Ямамото.
– Может, ей захочется поговорить и с нами обоими?
Сюзетта не была уверена, хорошо ли это, если доктор Ямамото услышит от них описание двух совсем разных детей. В глубине души она ни с кем не желала делить Беатрикс. Алекс даже не знал о последнем происшествии: Сюзетта рассказала о нем только доктору Ямамото. И ей оставалось только гадать, сколько времени та проведет с Ханной наедине.
– Не знаешь, что ответить? – спросил Алекс без намека на осуждение в голосе.
– Честно говоря, понятия не имею, захочет ли она говорить и со мной, и с тобой. По телефону мы этот вопрос не обсуждали. Но я уверена, что рано или поздно это случится.
– А ты хочешь, чтобы я приехал?
Не желая ему отказывать, Сюзетта ответила «да».
Она пыталась выказывать мужу больше благодарности, чем в действительности испытывала. Минуту они просто мечтательно смотрели друг другу в глаза.
Он нежно прикусил ей губу. Она не сопротивлялась, но поддерживать флирт не стала.
– Устала? – спросил он.
– Ты скучаешь по тем временам, когда мы с тобой без конца болтали обо всем на свете?
– Конечно. Иногда. Но жизнь движется вперед.
– А мы движемся вперед?
– Разумеется. Как семья.
– Но теперь мы говорим и думаем только о Ханне. А что насчет нас – тебя и меня? Мы продвинулись вперед?
– Сейчас все по-другому. На нас теперь лежит бóльшая ответственность.
– Я не чувствую в своей жизни личного прогресса, – сказала она. – Покатилась вниз по крутому склону и никак не могу освободиться.
Алекс, и без того грустный из-за ее слов, совсем поник.
– Ты хорошая… мать, жена и партнер… Но я понимаю, что тебе хочется большего.
– Да, хочется…
Она откинулась на спину, уставилась в потолок и попыталась справиться со своими чувствами, облечь эмоции в слова.
– Чем бы ты хотела заниматься?
– Не знаю. В том-то и дело. Это… бесцельное чувство.
– Ханна пойдет в школу. Если хочешь, я с удовольствием придумаю нам больше совместных проектов.
Он осторожно придвинулся к ней, но она не была готова к более интимному общению. То, что ему казалось таким простым решением, лишь усугубляло ее смутную неуверенность.
– Просто я помню, как любила свою работу и сотрудничала с тобой до рождения Ханны… Мои мысли без конца занимал какой-нибудь проект. Сам знаешь, какая я ответственная: не могла успокоиться, пока все не закончу. Тогда я не хотела думать, что не смогу ничего делать из-за болезни. Но теперь стала старше и не понимаю, должна ли соблюдать осторожность или послать ее ко всем чертям. Вероятно, я стала трусихой. Сейчас мне слишком хорошо известно, как плохо все может быть.
– Думаю, ты можешь делать и то и другое: заниматься любимым делом, приносящим тебе удовлетворение, и следить, чтобы это не отражалось на здоровье.
– Я просто хотела бы разобраться в своих чувствах.
Она повернулась и посмотрела на него, их лица были очень близко друг от друга.
– Очень скоро – действительно скоро – у тебя будет на себя больше времени.
– Скоро?
– Совсем скоро. Завтра. Уже завтра начинай об этом думать. Ты знаешь, я всегда поддержу тебя, если захочешь попробовать что-то новое или развиваться в уже знакомой тебе сфере.
Он нежно погладил ее по руке, и от этого у Сюзетты по коже побежали мурашки.
– Мне кажется, я упустила много возможностей для созидания. Всегда представляла, как мы с Ханной будем вместе воплощать в жизнь творческие проекты: сооружать всякие поделки из одноразовых тарелок, рисовать, делать бумажные цветы, «вареные» футболки. Маленьких войлочных зверушек. Я воображала, как все это будет, как мы будем жить, постоянно что-нибудь вместе придумывать. Если бы она проявляла хоть какой-то интерес… Я мечтала, что это будет творческой частью моего материнства: поощрять к созидательному труду дочь, предлагать разные идеи, смотреть, как она развивается и делает свои маленькие открытия. Но она все держит в себе.
– Я знаю.
– Понятия не имею, кто она и что у нее в голове.
По ее щеке скатилась слезинка. Алекс нежно вытер ее большим пальцем.
– Я знаю, älskling. И не хочу, чтобы ты опять изводилась, как в молодости, когда тебя никто не любил…
– Меня любишь ты.
– Люблю. Прости, что я так долго ждал и не увидел раньше, что эта ситуация с Ханной – не просто вопрос времени. Она ранит твои чувства, и я признаю свою вину в этом.
– Нет, просто для меня наступил переломный момент.
– Ну хорошо. Не хочу, чтобы ты сломалась. Я всегда буду рядом с тобой. Ты так старалась, чтобы устроить Ханну в школу. А теперь давай сосредоточимся на тебе. Чего хочешь ты? Что может сделать тебя счастливой?
Она всхлипнула, проглотила последние слезы и просунула коленку ему между ног. Коснулась ладонью его локтя и так остро ощутила их близость, будто он проник в нее, а она в него.
Сюзетта поднесла его ладонь к губам и поцеловала кончики пальцев.
– Иногда я думаю…
Идея была совершенно новая. По правде говоря, она даже не собиралась ее озвучивать. А что если Ханна чувствовала то же самое, когда заговорила в первый раз? Может, момент, когда слова слетели с ее губ, выразив то, что прежде существовало лишь у нее в голове, стал для нее неожиданным. В том, что ее мысль для Алекса прозвучит столь же странно, как для нее самой прозвучали первые слова Ханны, не было ничего невозможного.
– С некоторых пор я подумываю о книге. Нет-нет, не писать. Творческий проект. Разные страницы, разные текстуры, разные виды бумаги. На одних страницах миниатюрные рисунки, другие оформлены как фотоальбом, третьи… не знаю… как каталог вещей из бюро находок. Просто мне в голову пришла такая мысль: сделать какую-нибудь штуковину, которая будет открываться.
– Значит, ты должна сделать штуковину, которая будет открываться.
Она мысленно перенеслась в их первые дни и ночи, когда он для нее был всем, и она для него тоже много значила. Когда им вполне хватало друг друга. Рождение ребенка подразумевало, что их любовь будет нарастать в геометрической прогрессии, ведь они нуждались в новых способах ее выражения. Теперь каждый из них понимал, что дочка оттолкнула их друг от друга. Ей хотелось вернуть все обратно, чтобы они опять стали неразлучными, как прежде. Но она не могла… только не сейчас.
– Тсс, любимый… – Эти слова она произнесла шепотом, будто могла утихомирить его страстное желание. – Прости…
– Я не хочу, чтобы тебе было плохо.
– Я тоже не хочу.
Она негодовала, что тело ее предает, и по-прежнему не могла выразить, как неуверенно себя от этого чувствовала, будто жила на краю пропасти. У нее могли отказать жизненно важные органы, и не существовало никаких способов, чтобы это предотвратить.
Он выключил лампу и обнял ее в темноте. Погладил по спине, пока она молча молилась. К работе над книгой Сюзетта решила приступить уже на следующий день, набросать идеи, появившиеся на свет и оформившиеся, пока она стирала, гладила белье, драила полы и готовила ужины. В конце концов, пусть кто-то другой проверяет у Ханны правописание, объясняет основы математики и читает с ней мировую историю. Она же создаст что-то получше Ханны.