Что Ханна и Беатрикс там делают? Может, доктор задает вопросы, подразумевающие однозначные ответы «да» или «нет», и таким образом выуживает сведения из отгородившегося от всех разума ее ребенка? Или, может, просит ее что-то нарисовать? Ханна ее слушается? Утвердительно и отрицательно качает головой, как всегда делает в те моменты, когда не считает себя Мари-Анн?
Звонок в дверь сообщил о приходе Алекса. Она встала и посмотрела в окошко. Вовремя, как и обещал. Когда она его впустила, он улыбнулся и поцеловал ее.
– Hej, älskling.
– Hey.
Он окинул взглядом стулья и холл.
– Доктор сейчас говорит с Ханной.
– Как дела в школе?
– Если честно, то ситуация обнадеживает.
– Приятная новость.
Из игровой комнаты выглянула Беатрикс.
– Я только решила посмотреть, кто пришел, услышала звонок в дверь, – сказала она, увидев Алекса.
Потом повернулась к Ханне и спросила:
– Ничего, если ты несколько минут поиграешь одна?
Ханна, должно быть, кивнула, потому что Беатрикс улыбнулась и сказала:
– Вот и хорошо.
Потом закрыла за собой дверь и жестом пригласила Сюзетту и Алекса в кабинет.
Второй раунд. Сюзетта вновь села на диван. Алекс и Беатрикс представились и пожали друг другу руки. Перед тем как устроиться рядом с женой, он посмотрел в тонированное стекло на Ханну, игравшую с кубиками «Лего». Беатрикс тоже села и бросила взгляд на часы.
– Итак, у нас всего несколько минут, и, – она посмотрела на Сюзетту, – я хотела бы ввести Алекса в курс дела.
Сюзетта опять приложила ладонь к животу, стараясь унять раздраженный кишечник. Может, в изложении врача ситуация будет выглядеть лучше, не так безумно и смешно.
– Ваша супруга проинформировала меня о нескольких инцидентах. С собачьим лаем, – Алекс согласно кивнул, – который настолько впечатлил ее своим накалом, что она даже испугалась за собственную безопасность.
Настала очередь Сюзетты кивать головой. Алекс посмотрел на нее, но прочесть мысли на его лице ей не удалось. Беспокойство? Сожаление? Сомнение?
– Однако поведение Ханны беспокоит и в других отношениях…
– Например? – недовольно спросил он со скепсисом в голосе.
– Имел место инцидент сексуального характера…
Алекс поднял глаза на Сюзетту. Она надеялась, что Беатрикс увидела его гнев, нежелание верить в то, что казалось ему неправдой.
– Ханна не может испытывать сексуальных чувств, – сказал он врачу, – по той простой причине, что она еще ребенок.
– Согласна. Но в ходе описанного Сюзеттой инцидента ваша дочь делала вид, что с ней занимается любовью дьявол.
– Что?
Он глянул сначала на Беатрикс, потом на Сюзетту, и его лицо побагровело.
– Я тебе говорила, она… Она считает себя ведьмой… Или только прикидывается.
– Ты прекрасно знаешь, что никакая она не ведьма.
– Вы правы, – сказала Беатрикс.
Сюзетта посмотрела на доктора, надеясь, что у той в запасе есть какое-нибудь особое средство для того, чтобы сгладить ситуацию и уговорить оскорбленного отца отойти от края пропасти.
– На мой взгляд, это ее второе «я» представляет собой что-то вроде попытки растопить лед. Девочка укрылась за личиной другого человека, которому позволяет говорить и в открытую выражать чувства, чего не позволяет себе в своем обычном облике. Из этого еще совсем не следует, что она ведьма. Однако нам надо понять, что это поведение означает и что она хочет выразить таким образом. Девочка, отличающаяся на удивление ранним развитием, выстроила вокруг себя стену. Мы не знаем, откуда у нее возникла такая потребность, но, на мой взгляд, она пытается ее преодолеть. И в данный момент это находит выражение в модификации ее поведения.
Ну слава богу. Беатрикс и ее искусство давать всему рациональное объяснение, здраво рассуждать или же проявлять клинический профессионализм перед лицом девиантных поступков. Даже Алекс и тот отступил. Сюзетта тронула рукой его ладонь и испытала облегчение, когда он пожал ее в ответ.
Ей бы надо было воспользоваться моментом и рассказать им о картофельной кукле вуду, чтобы посмотреть, станет ли Беатрикс оправдывать это еще одной попыткой Ханны преодолеть стену, но положение сложилось шаткое, а ей не хотелось, чтобы Алекс выпустил ее руку. Да и потом, у Ханны, может, даже в мыслях не было делать фигурку мистера Джи.
Беатрикс была на высоте. Вообще в школе «Тисдейл», похоже, знали, как обращаться с их дочерью.
Доктор назначила им сеанс на следующий понедельник, и несколько минут спустя они ушли. Увидев Алекса, Ханна тут же взобралась на него, будто обезьянка. Он понес ее к машине, по дороге весело болтая, как и полагается хорошему отцу. Девочка засмеялась, и они оба тут же забыли о Сюзетте. Та в одиночестве направилась к собственной машине, зная, что Беатрикс стоит на крыльце, сложив на груди руки, и наблюдает их семейную динамику в действии. Тем лучше. Это лишь подтверждает то, что она пыталась ей сказать. Издали отец и дочь выглядели совершенно нормально. Ведь Ханна хотела, чтобы все именно так и думали. Однако Сюзетта понимала, что в этой ситуации предстает в весьма неприглядном свете, словно проблема существовала исключительно в отношениях матери и дочери.
Очень трудно без конца дарить любовь человеку, который не готов любить тебя в ответ. Делать это вечно никому не под силу.
Алекс остановился во втором ряду, включив «аварийку», подождал, пока она не поставит машину, и припарковался за ней. На этой тесной городской улочке даже с учетом того, что их участок был вдвое больше остальных, у них все равно не было места для гаража. У входной двери Ханна вытерла ноги о коврик, пошаркав ими взад-вперед, желая как можно быстрее попасть внутрь. Сюзетта боялась, что Алекс будет сердиться, но, когда они пошли по мощеной камнем дорожке, он ее обнял.
– Ты должна рассказывать мне обо всем, что происходит. Я чувствовал себя полным идиотом, даже не зная, что…
– Мне и самой этого хочется, не думай, что я специально.
Он открыл дверь. Ханна ворвалась в дом, сбросила кеды и юркнула в свою комнату. Алекс и Сюзетта тоже сняли обувь и поставили ее аккуратным рядком у шкафа.
– Некоторые события…
Она пыталась придумать, как ему все объяснить. Он терпеливо ждал.
– Я оказалась… Они настолько застали меня врасплох, что я буквально слетела с катушек. Знаю, это кажется бредом сумасшедшего. А я не хочу, чтобы ты считал Ханну чокнутой… или меня.
Алекс коснулся кончиков ее пальцев, и на мгновение ей показалось, что через это прикосновение ему захотелось прочесть ее мысли. Но не успел он ничего сказать, как воздух сотрясся от резкого крика, пронзительного, как сирена. Вконец перепугавшись, они ринулись вперед и, ориентируясь по звуку, взлетели по лестнице.
– Lilla gumman, – воскликнул Алекс, огибая угол и врываясь в комнату Ханны, – что случилось?
Мимо него протиснулась и Сюзетта.
Ханна стояла и держала в руке наполовину раздавленную безногую картофелину. Когда она увидела родителей, ее крик перерос в вой. По щекам ручьем катились слезы.
Алекс упал на колени и быстро ощупал ее, желая убедиться, что у девочки нет никаких повреждений.
– Что случилось?
Она протянула картофелину, ножки-карандаши и шляпку-цветочек рыдая как никогда в жизни.
Горе дочери вонзилось Сюзетте в грудь и погнало по жилам волну паники. Ханна взахлеб рыдала, широко открыв рот. От такого крика лицо ребенка багровеет, а сердце родителя разрывается от боли.
– Твой Ночной Бормотунчик?
О боже. Словно топор палача, Сюзетту ударило раскаяние. Она совершенно забыла о маленьких созданьицах из любимой книжки Ханны.
Голова девочки слишком отяжелела для того, чтобы кивнуть. Она пыталась спросить его, куда подевались ножки и шляпа. Он поднял красный мелок и постарался вставить его обратно в поврежденную глазницу. Издаваемые девочкой жуткие, пронзительные звуки напоминали вой сбитой машиной собаки. Она швырнула обратно на пол составные части Ночного Бормотунчика, ставшие теперь совершенно бесполезными.
– Не понимаю, как это произошло.
Алекс, потрясенный и доведенный до отчаяния, сел на кровать, усадил Ханну на колени и попытался утешить. Она вырвалась, брыкаясь руками и ногами. Алекс посмотрел на Сюзетту, которая тоже в ужасе открыла рот. У Ханны еще никогда не было таких припадков, ее беспорядочные крики казались одним сплошным психическим приступом.
– Это все я, это все я…
Сюзетта мгновенно опустилась на пол, обняла Ханну и стала ее качать.
– Это все я… Плохая мама.
Алекс в замешательстве смотрел на нее.
– Когда я нашла эту штуковину, она меня напугала, – объяснила она. – Я понятия не имела, что это такое. Подумала, что Ханна сделала куклу вуду.
Ханна вырвалась из материнских рук и поползла к отцу. Он подхватил ее и стал баюкать, при этом не сводя с Сюзетты глаз.
– Это же из книжки, которую мы постоянно читаем. Она сама его сделала, он был ее другом!
– Я не знала, забыла. Прости. В школе у директора, мистера Джи, была на глазу повязка, на том же самом, что и у…
– У картофелины?
– Я не подумала, это первое, что пришло мне в голову, и…
– Что с тобой?
– Знаю, что со мной что-то не так! Но она сама назвала себя ведьмой и изобразила вытекающую из глаза кровь…
Ханна прижала загубленную поделку к груди. Алекс осторожно попросил ее показать ему Бормотунчика. Она ткнула пальчиком сначала в красные слезы на картофелине, потом на те, что текли из ее глаз. Потом еще и еще, умоляя папу понять. И даже до Сюзетты дошло, что это были не капельки крови, а всего лишь слезы.
Женщина разразилась рыданиями. У нее и в мыслях не было рушить что-то ценное. Она не хотела обидеть своего ребенка. Ни муж, ни дочь даже не догадывались, в какую ярость она пришла сама, как вышла из себя и закричала. Завидуя Ханне, к которой Алекс питал такую симпатию, она спросила себя, стал бы он утешать ее в момент эмоционального срыва. Он держал Ханну на руках как младенца, нежно качал, и крики девочки постепенно сменились всхлипами, перемежавшимися с икотой. На его лице она прочла осуждение.