Она прикоснулась к эластичному бинту, обветшалому и почерневшему от времени. Неужели так думали все? Папу она так и не выдала, а повязку не снимала только потому, что она ей нравилась. Но, может, они не захотят, чтобы она возвращалась домой до тех пор, пока…
Мопсиха еще раз ее толкнула и ударила кулаком в ключицу.
– Наверное, ты это заслужила. А теперь проваливай, дура вонючая!
Ханна побежала и стала взбираться обратно на холм, плечо болело. Потом размотала грязную повязку, отшвырнула в сторону, и та повисла на длинных тонких ветвях засохшего дерева. Она потянулась, чтобы потереть ушибленное место. От этого в голове пронеслась мысль о Скоге и из глаз брызнули слезы. Он действительно в безопасности? Неужели Мопсиха или какая-то другая скотина его в конце концов найдет? Ему оторвут ручки, вырвут глаза, а потом проткнут животик, и из него посыплется фасоль. Это будет даже хуже того, что мама сделала с картофелиной, ведь Ског стал ей самым настоящим-пренастоящим другом, и без него ей в «Маршз» просто не выжить. Его надо перепрятать в более надежное место, но куда? Таскать повсюду Скога с собой нельзя: она могла его где-то забыть, он мог выпасть из сумки или из-за пояса, если носить его на себе. И эти монстры увидят в нем лишь нечто, что можно разрушить. Дети знают уязвимые места сверстников; чем сильнее она его любила, тем большей опасности подвергала.
Может, уже слишком поздно?
И в ее отсутствие до него уже добрались.
Она помчалась со всех ног, полная решимости спасти Скога.
Вопя что есть мочи, Ханна в панике ринулась через игровую площадку, расталкивая кикболистов и не обращая внимания на их возмущенные крики. Перед глазами стояли лишь оторванные ручки и ножки Скога, его фасолевые внутренности и разбрызганная по полу комнаты кровь. Когда она бросилась к спальному блоку, Коричневые Зубы побежали за ней.
– Ханна, подожди! Что случилось, медвежонок?
Девочка рванула на себя дверь и понеслась вверх по лестнице.
Коричневые Зубы догнали ее на площадке. Женщина забежала вперед, встала перед ней, опустилась на колени и взяла за руки.
– Я должна убедиться, что с тобой все в порядке. Тебя обидели? Что-то случилось? С твоей ручкой все в порядке?
Она погладила Ханну по обнаженной коже, совершенно беззащитной без повязки.
Девочка взвизгнула и показала на свою комнату.
– Хорошо, мы сейчас пойдем к тебе и убедимся, что все в порядке.
Коричневые Зубы хотели взять ее за ручку, но Ханна не желала терять время из-за нее. Запыхавшись, вся в слезах, она влетела в комнату и прыгнула на кровать.
Совершенно невредимый Ског лежал там, где она его оставила. Девочка прижала его к груди, не в состоянии унять рыдания.
– Ах ты, маленькая моя…
Коричневые Зубы сели рядом и стали чертить на спине девочки круги. Когда женщина коснулась новой ссадины, Ханна дернулась.
– Как бы я хотела, чтобы ты сказала мне, отчего так расстроилась. Мне очень досадно, что тебе сегодня выпал такой трудный день.
Ског снова и снова говорил ей, что с ним ничего не случилось. Но теперь, когда она представила в голове самое худшее, ужас ее больше не отпускал. Он погибнет, а без него она не сможет здесь жить. Мучительно крича, девочка рассказала ему, как ей не хватает ее комнатки и удобной кроватки. Коробочек с разноцветными сокровищами. Большой стеклянной стены, питавшей ее солнечным светом. Папиного кабинета и возможности ползать по пушистому ковру. Мягкого дивана в гостиной, заключавшего ее в свои объятия. Холодильника, набитого ее любимыми снэками. Телевизора, по которому они вместе с папой смотрели «Звездный путь». Книжки, которую он читал ей перед сном. Его объятий, игр, нежных слов. Ей даже не хватало…
Да, действительно, ей даже не хватало мамы. Ну хорошо, не совсем мамы.
Она готовила еду в полном соответствии со вкусами Ханны; знала, что девочке нравилось, а что нет. Иногда мама предоставляла ей свободу, в отличие от этой вездесущей мошкары из «Маршз», которая вечно набивалась в нос, забиралась в горло, залетала в глаза. Сколько она ее ни прихлопывала, та ни на минуту не оставляла ее в покое. И, что еще хуже, ее никто не понимал. Папа всегда знал, что она говорит, – даже мама и та иногда проявляла сообразительность, – но вот персонал «Маршз» состоял из сплошных идиотов, пытавшихся использовать уши там, где вполне сгодились бы и глаза. Даже сейчас Коричневые Зубы, женщина милейшая из милейших, понятия не имела об опасности, нависшей над ней и Скогом.
Лицо Ханны опухло, отекло и раздулось, плакать стало слишком тяжело. Она шмыгнула носом и задышала через рот. Коричневые Зубы принесли бумажный платок, вытерли ей нос и велели высморкаться. Ханна сняла кеды, бросила их на уродливый пол и свернулась калачиком лицом к стене.
– Я знаю, тебе трудно, медвежонок. Знаю…
Девочка чувствовала на своей руке и спине ладонь, выводившую в вакууме вселенной теплые круги, напоминавшие полные жизни планеты. Она стала проваливаться в сон. Сколько времени прошло с тех пор, как она спала целую ночь?
А может… может, это всего лишь страшный сон, и она сейчас проснется дома, в своей кроватке?
– Если бы ты старалась, то могла бы стать лучше, – сказал ей Ског.
Девочка согласилась. Если она не смогла избавиться от мамы, то, может, ей удастся избавиться от «Маршз», вырваться отсюда, и тогда все встанет на свои места.
– Хорошо, – сказали Коричневые Зубы, прочитав ее записку, – это можно сделать.
На Ханне была пижама с роботами. Коричневые Зубы велели ей надеть что-нибудь на ножки, поэтому она напялила три пары носков. Женщина терпеливо ждала, от изумления открыв рот, напоминавший луну, потом протянула ей руку. Девочка взяла ее, предварительно усадив Скога на подушку.
Они прошли мимо череды безмолвных комнат, и в душе Ханны забрезжила надежда, что все умерли, хотя она знала, что детей поменьше просто уложили спать. Коричневые Зубы проводили ее в кабинет и включили свет, от которого они обе прищурились и заморгали испуганными глазами. Женщина села за стол и отыскала папку. Девочка стояла рядом.
– Вот он, – сказала женщина, водя пальцем по странице, – ты просила папин телефон, не так ли?
Ханна кивнула.
Коричневые Зубы сняли трубку и набрали номер.
Алекс подтащил ее к краю их изумительного стола, Сюзетта уперлась в него локтями и откинула голову, опьяненная, как всегда, ощущением проникающего в ее лоно члена, которое она любила больше всего на свете. Он вонзился в нее, и ее тело затрепетало от несокрушимой страсти, от его любви, от связывавших их уз. За всю свою жизнь Сюзетта не трахалась ни с одним другим мужчиной и никогда этого не хотела.
Потом голыми они сели за стол и принялись за коробку мороженого с шоколадной помадкой – самую вкусную вещь. Это была спонтанная покупка, и Сюзетта приятно удивилась, что ее желудок от него совсем не расстроился. Сколько лет окружающий мир скукоживался и сокращался, но теперь стал расширяться вновь. На стене за их спинами в хаотичном порядке были развешаны ее рисунки. Алекс взялся их изучать, дожидаясь, когда жена вытащит из шоколадной массы ложку.
– Я приступила к работе над книгой, – сказала она.
– Да?
Теперь была его очередь, и он слизал мороженое с доверху наполненной ложки.
– Это лишь наброски. Причем чуть большего формата, чем изначально задумывалось. Но это определенная тема, – она показала ложкой на цикл видов из дверей, – на некоторых листах угол зрения будет таким, будто подходишь к двери. Потом створка начинает открываться. А на других… – Она задумалась, подыскивая нужное слово. – Получится что-то вроде книжки-раскладушки. Трехмерное представление того, что находится за дверью. Много всякого сюрреализма. Мечты и кошмары. Для контраста я использую несколько фотографий.
– Звучит здорово, просто фантастика. Я догадываюсь, в каком направлении ты движешься.
Сюзетта пожала плечами.
– Это уже кое-что.
Алекс кивнул. Он по-прежнему смотрел на рисунки, но взгляд его был пустой. Она почувствовала, что связь между ними нарушилась, и теперь он мысленно где-то далеко-далеко.
– Я уже не так скучаю по ней, – сказал он. – Мне нравится быть с тобой вдвоем. И не надо больше об этом без конца думать. Разве после этого я плохой человек?
Она подавила злобную ухмылку.
– Так нужно – ради нее, ради нас. Хорошо, что мы смогли приспособиться. Но, знаешь, порой у меня возникает чувство, что мы не продвинулись вперед. Иногда даже кажется, что это возвращение в прошлое, туда, где мы уже были раньше.
– И все было потрясающе. Как потрясающе и сейчас. Förälskad[35].
– För alltid[36].
– Отныне и во веки веков.
Они посмотрели друг на друга, мечтательно и удовлетворенно.
В этот момент пропел свою бодрую мелодию мобильный телефон.
– Это мой, – сказал Алекс, оглядываясь по сторонам.
– По-моему, где-то возле двери.
Когда он проходил мимо нее, она шлепнула его по голой заднице.
– Я тебе это припомню.
Алекс нашел на столике у входа свой телефон и посмотрел на входящий номер.
– Слушай, это из «Маршз».
Сюзетта повернулась послушать, что он будет отвечать, на ее лице отразилась озабоченность.
– Надеюсь, у них все хорошо.
– Алло, – сказал он и вернулся обратно к столу. – Да… хорошо.
Он посмотрел на жену и в замешательстве пожал плечами.
– Сказали, что со мной кое-кто желает поговорить.
Он был очень удивлен.
– Ханна?
Алекс посмотрел на Сюзетту вытаращенными глазами.
– Ханна, lilla gumman, это ты? Погоди, я выведу тебя на громкую связь.
Он положил телефон между ними на стол.
– Jag älskar dig, папа. Чтобы ты знал, что это действительно я.
Ее слова звучали идеально, французский акцент исчез, голос был тихий и слабый. Сюзетта подумала не о ведьме, а о воробышке. И не о Мари-Анн.