— Я убью тебя, — шипит он, превозмогая боль. — Ты не на того напала.
Я холодно смотрю на него. «Нет, это ты не на ту напал».
И тогда его ярость сменяется страхом. Подпитываясь сочащимся из него ужасом, я становлюсь лишь сильнее. И направляю всю энергию на то, чтобы мучить его. Часть меня ужасается тому, что я делаю. Но другая часть — часть, которой я пошла в отца, — восторгается. Я пьяна от наслаждения. Я купаюсь в нем, пока не начинаю ощущать себя совершенно другим человеком. Я подхожу к извивающемуся Данте и с интересом смотрю на него, склонив голову на бок. Открываю рот, и из него льются слова отца:
— Покажи мне, на что ты способен, — шепчу я в ухо Данте.
Краем подернутого тьмой сознания вижу забившуюся в угол Виолетту. Ее полный ужаса взгляд прикован ко мне. «Она обладает силой, способной меня остановить, — осознаю я сквозь пьянящий дурман. — Но не делает этого».
Остановить. А почему я должна останавливаться? Этот парень посоветовал Энцо меня убить. Он угрожал мне с той самой минуты, как я присоединилась к обществу «Кинжала». Он пытался убить меня прямо сейчас. Как и все остальные. Я имею полное право мучить его. Он заслуживает смерти от моих рук, и я уж точно сделаю так, что он прочувствует каждое последнее мгновение на этой земле. Злость и горечь, копившиеся в моем сердце, переливаются через край. Выгнувшегося от боли Данте снова заменяет образ отца. На мои губы возвращается улыбка, и я дергаю за нити сильнее, сильнее, сильнее.
Я уничтожу тебя.
— Хватит, пожалуйста!
Сначала я думаю, что это просит Виолетта, но потом осознаю, что это отец. Он умоляет меня о пощаде. Его сердце бьется в ненормальном ритме.
Что-то внутри меня вопит, что я зашла слишком далеко — я ощущаю, как тьма завладевает всеми моими чувствами. Мой отец — Данте — охает. Он кричит, и его лицо застывает искривленной маской. Я безуспешно пытаюсь обрести над своей силой контроль. Не могу. Из уголков губ Данте течет кровь. Внутри меня всё дрожит. Этого не должно было случиться. Я — создатель иллюзий. Разве иллюзия боли может по-настоящему убить? Я пытаюсь остановить себя, но призрак отца лишь смеется, и ему вторит ликующий шепот у меня в голове.
«Продолжай, Аделина, и больше никто не посмеет командовать тобой».
Я чувствую, как что-то лопается в сердце Данте — это рвутся нити.
Он замирает. Его рот раскрыт в беззвучном крике, губы окрашены красным. Пальцы еще дергаются, но взгляд уже стекленеет. Тьма, затмившая мое сознание, мгновенно испаряется. Я падаю на колени, задыхаясь, и обессиленно прислоняюсь к стене. Я ощущаю себя так, словно опять вернулась в свое тело. У меня совсем не осталось энергии. Призрак отца исчезает, и его голос растворяется в ночи. Виолетта так и сидит, забившись в угол, молча и потрясенно уставившись на тело Данте. Я тоже смотрю на него. В уши еле-еле пробивается царящий на улицах шум — как будто я слышу его, находясь под водой.
Я хотела причинить ему боль. Защитить себя. Отомстить. Сбежать. Но я не просто причинила ему боль. Я сделала так, чтобы он больше никогда в жизни не коснулся меня и пальцем.
Охваченная яростью, я убила его.
Балиры жестоки, если их разозлить. Но если будешь с ними тих и молчалив, то увидишь, как обнимают они крыльями свое потомство, и поймешь, что в их огромных телах бьются трепетные сердца.
— «Существа из Подземного мира», сэр Аламор Керана.
Аделина Амутеру
Не знаю, как долго мы сидим так в аллее. Может быть, минуту. Может, часы. Время ненадолго теряет свое значение. После, еще не до конца придя в себя и вцепившись в руку Виолетты, я покидаю узкую улочку. За нашими спинами лежит труп, и я не смею оглянуться.
Нам каким-то образом удается держаться в тенях, и тому помогает творящийся в городе хаос. В самом сердце Эстенции, ранее охраняемом обычными патрулями, потоком разлилось бесчисленное множество Инквизиторов. Никогда в жизни я не видела столько белых мантий. Улицы устланы битым стеклом. Магазины, принадлежащие мальфетто, разгромлены и сожжены — их владельцы подняты с постелей и в чем было вышвырнуты на улицу. Дворец мстит за то, что Элита учинила в порту.
Мы с сестрой не останавливаемся. Небо начинает светлеть. Уже рассветает? Должно быть, мы подзадержались в аллее. На меня накатывает внезапная слабость, и я прислоняюсь к стене, чтобы переждать приступ головокружения. Что-то случилось в той аллее. Что? Почему всё расплывается и я никак не могу собраться? Туманными обрывками возвращается воспоминание о том, что я будто бы видела чужими глазами. Кто-то был в аллее. Парень. Он пытался нам навредить. Больше я ничего не помню. Что-то точно случилось. Но что? Я перевожу взгляд на Виолетту, и она смотрит на меня в ответ расширившимися от страха глазами. Я не сразу понимаю, что она боится меня.
Наверное, я все же не забыла, что произошло. Наверное, я просто не позволяю себе это вспомнить.
— Идем же, Аделина, — шепчет сестра, нерешительно беря меня за руку. Я оцепенело следую за ней. — Куда нам?
— Во дворец Фортуны, — бормочу я. Мое сознание затуманено. — Сюда.
Мне бы только поговорить с Рафаэлем. Я ему всё объясню, а Энцо потом выслушает его. Я не должна была ничего от них скрывать. Всё это — жуткая ошибка.
Я веду нас сквозь светлеющую темноту, мимо горящих зданий и рыдающих людей. Весь воздух пропитан ужасом и страхом. Я вновь останавливаюсь, когда становится почти невозможно сдерживать переполнившую меня тьму.
— Подожди, — прошу я, и прежде чем сестра успевает ответить, я наклоняюсь, и меня выворачивает. Кашляя, я опустошаю и так неполный желудок. Однако тьма не унимается. Бурлит и кружит во мне, принося с собой успокоение и тошноту. Меня одновременно и мучают спазмы, и греет радость.
Сквозь дурноту ощущаю, как Виолетта поддерживает меня, обхватив рукой за плечи. Я поднимаю на нее взгляд и встречаюсь с ее печальными глазами.
— Кто это был? — тихо спрашивает она.
Я слышу в ее голосе обвинительные нотки. Меня сбивает это с толку.
— Кто?
В ее глазах отражается шок.
— То есть, ты даже не…
Наверное, так себя чувствует человек, теряющий разум. Сбросив с себя руку сестры, я оглядываю улицы и резко отвечаю:
— Я не хочу об этом говорить.
Я жду, когда Виолетта скажет что-нибудь в ответ, но она молчит, и мы не обмениваемся ни словом, пока не добираемся до арок дворца Фортуны.
К этому времени город уже утопает в криках, и оранжевыми лучами пробивается слабый рассвет. Мы останавливаемся на узкой улочке, чтобы передохнуть. Совершенно обессилев, я даже не пытаюсь создать для нашей защиты иллюзию. Виолетта избегает моего взгляда, ее лицо напряжено.
— Назад, — вдруг шепчет она.
Мы отступаем в тень. В ближайший к нам магазин с главной улицы вбегают Инквизиторы. Мгновением позже они вытаскивают на улицу женщину-мальфетто и так резко отпускают, что она падает на четвереньки. Женщина рыдает. За ее спиной в магазине мелькают белые мантии, и в стеклах отражаются языки огня. Мы с Виолеттой молча смотрим на это с вставшими поперек горла сердцами. Женщина молит о пощаде. Один из стражей готовится проткнуть ее мечом. Соседи наблюдает за происходящим из окон своих домов. На их лицах написан ужас. Но они молчат, как и мы, и не стремятся помочь.
Собирающийся убить женщину Инквизитор внезапно отлетает назад, словно снесенный с ног порывом ветра. Затем какая-то сила вздергивает его высоко в воздух, над крышами домов. Я потрясена. Шагающая по ветру. Здесь Элита. Инквизитор на секунду зависает в небе, а потом падает на мостовую. Раздается отвратительный хруст. Виолетта, вздрогнув, утыкается в мое плечо. В то же самое время в магазине затухает огонь, оставив после себя лишь черный дым. Стражи поднимают тревогу, но где бы Элита до этого ни была, здесь ее уже нет. Я прячусь в глубине теней, вдруг перепугавшись, что меня найдут члены общества «Кинжала».
В отдалении слышны крики мальфетто:
— Молодая Элита!
— Они здесь! — громко отзывается женщина, стоящая на коленях. — Они нас спасут!
Ее слова тут же подхватывают. В голосах мальфетто столько отчаяния, что у меня на шее поднимаются дыбом волоски. Но ничего больше не происходит. Инквизиторы прочесывают улицы, ища Элиту, однако никого не находят.
— Нужно уходить отсюда, — шепчу я сестре. — Иди за мной. Мы спустимся под землю.
Мы с Виолеттой отступаем назад и сворачиваем на более тихую улочку, удаляясь от места кровавой расправы.
К дворцу Фортуны мы выходим, когда уже взошло солнце, и я столбенею, не веря тому, что вижу. По-королевски красивый дворец теперь обуглен и разрушен Инквизиторами. Мостовая у входа залита кровью. Члены общества «Кинжала», должно быть, оставили его — все их планы, их миссия, их безопасный дом рухнули. За одну ночь.
Ничего не осталось.
Когда аристанцы подчинили себе саланов, они забрали у них всё — их драгоценности, их честь, их детей — и некоторых прямо из утробы.
— «Хроники первой гражданской войны Амадеры, 758—762 годы», Мирейна Великий.
Аделина Амутеру
Я не рискнула идти во дворец Фортуны. Я не знала, закончили ли с обыском Инквизиторы. Не знала, готова ли увидеть, обнаружили ли они потайные комнаты Элиты или нет, и есть ли там тела тех, кто мне знаком. Я не хотела этого знать.
Вместо этого я взяла Виолетту за руку и спустилась с ней в единственное, по моему мнению, безопасное место. В катакомбы.
В глубине туннелей под городом людские крики с поверхности земли кажутся нам странным приглушенным эхом — шепотом призраков, блуждающих по темным и узким проходам. Из маленьких решеток сверху падает тусклый свет, и всё вокруг подернуто дымкой дождливого утра. Я не знаю, куда еще идти. Мы провели тут целый день, убежав от разрушенного дворца и найдя убежище посреди самой смерти. Мы слышали отсюда голос Терена, кричащего на дворцовой площади, видели кишащих на улицах Инквизиторов. От воспоминан