[21], отношение коллег Фаины к нему не изменилось.
Фаина работала над новой ролью. Ей предстояло играть Машу в чеховской "Чайке". Пьеса начинается с диалога Маши и учителя Медведенко. На вопрос собеседника: "Отчего вы всегда ходите в черном?", Маша отвечает: "Это траур по моей жизни. Я несчастна".
Маша несчастна. Она молода, но ходит в черном, нюхает табак и пьет водку. Каждое из четырех действий пьесы начинается с упоминания о Машиной трагедии. Образ Маши трагический, страдальческий, но если показать его только через страдание, то Маша получится бледной. Чехов неспроста назвал свою грустную пьесу комедией. В этом кроется авторская подсказка актерам. Чехов говорил, что в жизни все перемешано — высокое с низким, трагическое с комическим. Стараясь передать трагедию Маши, Фаина наделила ее некоторыми смешными чертами. Жеманно опрокидывала рюмку, жеманно засовывала в ноздри табак, так, чтобы зрителю было ясно, что Маша не только страдает, но и немного играет страдание, упивается им. Ей нравится образ "женщины в черном", ей нравится эпатировать окружающих… Правда, на больший эпатаж, чем питье водки, она неспособна. Ради достоверности образа Фаина впервые в жизни попробовала водку. На сцене она, разумеется, пила воду, но пила так, как пьют водку. А вот табак нюхала по-настоящему и после спектакля долго прочищала нос от такой гадости. "Маша — моя самая "жертвенная" роль, — сказала много лет спустя Фаина Раневская. — Ради нее я пошла на ужасные жертвы — пила водку и нюхала табак…".
Была и еще одна "жертва". Из-за Маши Фаина Раневская впервые в жизни поспорила с режиссером Рудиным.
— Фаина, — Рудин называл Раневскую по имени, — не заслоняйте Аркадину. Ее не видно из-за Маши!
Аркадину играла тридцатипятилетняя актриса Антонина Кварталова, одаренная актриса, которой лучше всего удавались трагические образы. С Кварталовой у Фаины отношения не сложились сразу же. Споры по каким-то пустячным поводам переросли в холодное противостояние. Дело было не столько в Фаине, сколько в Павле Вульф. Кварталова (не без оснований) считала себя равной Вульф по таланту и претендовала на главенство в труппе. Но с острой на язык Павлой Леонтьевной связываться было опасно. Та могла уничтожить соперницу одной-единственной хлесткой фразой. Фаина же в то время еще не закалила свой характер, к тому же она была младше всех в труппе и уже одна разница в возрасте позволяла Кварталовой смотреть на нее свысока.
— Вот когда я служила у Корша… — своим глубоким, хорошо поставленным голосом начинала Кварталова, и Фаина сразу же старалась исчезнуть, если была такая возможность, потому что знала, что последует дальше.
— У Корша был настоящий театр… — продолжала Кварталова, делая ударение на слове "настоящий". — Там не держали актеров, который не умеют…
Далее Кварталова называла нечто такое, чего, по ее мнению, недоставало Фаине, и начинала ее критиковать.
— Не обращай внимания, — успокаивала Фаину Павла Леонтьевна, пробывшая один сезон в театре Корша. — Нина Ивановна преувеличивает. Послушать ее, так Коршу Малый с Художественным в подметки не годятся, покажется лучше. На самом деле актеры там были разные.
Труппе Корша недоставало блеска. Если чего там и было в избытке, так это чванства. Примы здоровались с нами едва заметным кивком, а режиссер Синельников предпочитал писать актерам письма с перечнем их ошибок, вместо того, чтобы по-человечески поговорить с ними после спектакля. Я бы на месте Нины Ивановны не бравировала бы тем, что служила у Корша…
Периодически Кварталова упрекала Ермолова-Бороздина и Рудина в том, что они, дескать, потакают во всем Павле Вульф, дают ей лучшие роли и т. п. Когда Рудин сказал на репетиции, что Фаина заслоняет Аркадину, выражение лица Кварталовой стало настолько отстраненно-безмятежным, что Фаина без труда догадалась о том, чьи слова повторяет Рудин. У непреклонного Павла Анатольевича было одно слабое место — сострадание. На него невозможно было надавить, заставить сделать что-то против воли, но его можно было разжалобить, а уж это Кварталова, как трагическая актриса, превосходно умела делать. Она вздыхала так, что колыхались портьеры, заламывала руки, плакала, могла броситься на грудь словно в поисках защиты… Как не пожалеть одинокую беззащитную женщину? Рудин жалел. А вот с Ермоловым-Бороздиным подобные номера не проходили. "Будет вам, Нина Ивановна, — говорил он, мягко отстраняя Кварталову, — приберегите ваши эмоции для сцены". Кварталова тотчас же переставала ныть.
Фаину сильно задело несправедливое замечание Рудина.
— Чехов тем и хорош, что у него герои второго плана то и дело выходят вперед, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Маша — не исключение. Но если вы, Павел Анатольевич, находите, будто я переигрываю Нину Ивановну, то чтобы вам не поменять наши роли?
Получилась немая сцена. Рудин и другие присутствовавшие на репетиции актеры уставились на Фаину, а Кварталова демонстративно смотрела в сторону. Сама же Фаина, совершенно не ожидавшая от себя такой дерзости (слова вылетели сами собой), смотрела на Рудина, ожидая его реакции.
— Вы же знаете, Фаина, что у нас не принято менять роли после начала репетиций, — ответил Рудин.
На этом инцидент был исчерпан.
Маша стала третьей ролью Фаины в труппе. Третьей удачной ролью.
Иногда Фаину узнавали на улице. Она замечала это по тому, как менялся взгляд — с равнодушно-скользящего на осмысленный. В труппе у Фаины завелся обожатель — актер Николай Ечменев. Он оказывал Фаине знаки внимания, делал многозначительные намеки насчет "общего будущего" и предлагал ехать на следующий сезон в Киев (Ечменев был родом из Киева и считал его лучшим городом на свете). Фаина отвечала, что хочет ехать в Москву.
Из Москвы доходили обнадеживающие слухи о том, что Камерный театр национализировали, но Таиров остался в нем режиссером. Значит, и Алиса Коонен осталась…
В январе 1920 года Красная Армия заняла Ростов.
В феврале в Иркутске был расстрелян Верховный правитель России адмирал Колчак.
В марте Красная Армия заняла Новороссийск. Деникин отступил в Крым.
В апреле Деникина сменил на посту главнокомандующего Добровольческой армией генерал Врангель. Спустя три недели началась война между РСФСР и Польшей.
В мае поляки заняли Киев.
В июне Красная Армия выбила поляков из Киева и перешла в наступление. Врангель, пользуясь удобным случаем, начал наступление из Крыма на Украину.
В октябре РСФСР заключила перемирие с Польшей. Красная Армия выступила против Врангеля.
В ноябре 1920 года в Крыму окончательно установилась Советская власть.
Глава одиннадцатая"ТАМ ЗА ГОРАМИ ГОРЯ СОЛНЕЧНЫЙ КРАЙ НЕПОЧАТЫЙ…"[22]
"В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. — Ars Amandi
Женщине — вся земля"
Красный террор, проводившийся в Крыму с ноября 1920 года по конец 1921 года, считается самым крупной акцией подобного рода за все время Гражданской войны. По неофициальным данным, число жертв составляет сто двадцать тысяч. Большевики подвели под массовый террор идеологическую платформу, оправдывая его применение в период пролетарской революции, как наивысшего обострения классовой борьбы. В декабре газета "Красный Крым" писала: "Беспощадным мечом красного террора мы пройдемся по всему Крыму и очистим его от всех палачей, эксплуататоров и мучителей рабочего класса. Но мы будем умнее и не повторим ошибок прошлого! Мы были слишком великодушны после октябрьского переворота. Мы, наученные горьким опытом, сейчас не станем великодушничать. В освобожденном Крыму еще слишком много осталось белогвардейцев… Мы отнимем у них возможность мешать нам строить новую жизнь. Красный террор достигнет цели, потому что он направлен против класса, который обречен на смерть самой судьбой, он ускоряет его гибель, он приближает час его смерти! Мы переходим в наступление!".
Поэт и художник Максимилиан Волошин, живший в то время в Крыму, говоря о терроре, подчеркивал, что его смогла пережить только одна треть крымской интеллигенции. Сам Волошин в борьбе между белыми и красными придерживался нейтральной позиции. Он никогда не сотрудничал ни с одной организацией Добровольческой армии, ни разу не высказался публично против красных или в пользу белых. Кроме того, стало известно, что Волошин прятал в своем доме в Коктебеле тех, кого преследовали белые. Это обстоятельство создало ему у красных репутацию "сочувствующего" и помогло выжить во время красного террора. О том, что Волошин прятал и тех, кого искали красные, узнали много позже, уже после его смерти.
В своем стихотворении "Гражданская война", которое было написано в 1919 году, Волошин описывал свою позицию так:
"А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других…".
С приходом красных Волошин стал инспектором по охране памятников искусства и науки в Феодосийском уезде. Эта должность давала ему возможность беспрепятственно разъезжать не только по своему уезду, но и по всему Крыму. Он часто бывал в Симферополе, был членом художественного совета театра, дружил с Павлой Вульф и Фаиной, приглашал Фаину на свои вечера для чтения стихов. Раневская всю жизнь с благодарностью вспоминала о том, как в голодное время Волошин приносил им хлеб и рыбу, которую они жарили в касторовом масле. Раневская говорила, что никогда не встречала человека такой доброты, которую она называла "нездешней". Волошин помогал многим, благо такие возможности у него были. Помимо охраны памятников, он читал лекции в Институте народного образования и на командных курсах Красной Армии. Любая дополнительная работа в то время давала прибавку к пайку, возможность раздобыть что-то из еды. Добытым Воло