[478]. Но самым тревожным было развитие событий в районе Херсонеса и его окрестностей на побережье Черного моря.
Демосфен уже понял, что Филипп слишком силен, чтобы сражаться против него в одиночку. В 341 году до н. э. в речи, известной как Третья филиппика, он призвал афинян во имя победы сплотить другие греческие города и возглавить их союз. Филипп, по его словам, был «не только негреком и не родственником греков, но даже не варваром из страны, имя которой можно было бы назвать с честью, а всего лишь злобным негодяем из Македонии»[479]. Всех, кто выступает за такого царя, Демосфен обвинил в коррупции, заявив, что «лучше тысячу раз умереть, чем пресмыкаться перед Филиппом»[480]. Он носился по Греции и путешествовал по Эгейскому морю, пытаясь заручиться поддержкой. В одну из поездок он посетил Византий, будущий Константинополь (современный Стамбул)[481]. Отношения афинян с жителями Византия испортились после Союзнической войны 350-х годов, когда они последовательно восставали против Второго Афинского союза. С тех пор Византий вместе с другими городами региона перешел на сторону Филиппа. Но Демосфен сумел сыграть на опасениях по поводу растущей власти македонского царя. Впоследствии жители Византия разорвали союз с Македонией, и Афинское народное собрание послало 40 кораблей под командованием Хареса, чтобы помочь сопротивлению в районе Херсонеса и Пропонтиды[482].
Перинф, один из ближайших союзников Византия, был первым городом, который осадил Филипп в начале лета 340 года до н. э.[483] Поселение занимало узкую скалистую горловину, окруженную морем и связанную с материком перешейком шириной всего 200 метров. Сегодня античный Перинф идентифицирован как Гераклея Мраморноморская в европейской части Турции. Среди современных построек сохранились лишь несколько сегментов двух стен, некогда окружавших город: одна защищала цитадель и акрополь, другая – нижний город. У Перинфа были две природные гавани, так что жители могли получать запасы с моря[484]. Уверенность горожан в надежности обороны означала, что даже золото Филиппа не могло перебраться через их стены. Тем не менее они, должно быть, со страхом следили за приближением македонской армии: 30 тысяч человек с множеством осадных машин заполнили подступы к городу с суши, причем эти войска только что одержали победу над фракийцами. В Перинфе наверняка знали о судьбе тех, кто сопротивлялся Филиппу, особенно об участи жителей Олинфа. Диодор, судя по всему, опирался на историю IV века до н. э., написанную Эфором, в своем детальном описании хода событий, которые стали переломным моментом в истории античных войн[485]. Историк Гай Гриффит называет это первой великой осадой македонской эпохи[486].
По прибытии инженерный корпус Филиппа начал собирать огромное количество осадной техники. Тараны, размещенные в деревянных корпусах, были должным образом смонтированы и, подобно гигантским черепахам, двинулись к городским воротам. Наготове были штурмовые лестницы, а осадные башни, высота которых, по преданию, составляла 80 локтей (около 37 метров), отбрасывали тень на городские стены. Они возвышались над укреплениями Перинфа, позволяя опытным лучникам, пращникам и стрелкам из тяжелых орудий воображать себя Аполлонами, мечущими во врага пламенные стрелы с небес. Не менее усердно трудились под землей инженеры Филиппа. Перед саперами стояла непростая задача – подорвать стены и башни. Если копать слишком мелко, туннель мог бы обрушиться на землекопов; слишком глубоко – им не удалось бы обрушить конструкции наверху.
Усилия македонян вскоре начали приносить плоды, и часть Истмийской стены была снесена. Однако нападающим помешали перинфяне, которым удалось возвести вторую, вспомогательную стену. Защитников города поддерживали жители Византия, которые по морю доставляли в осажденный город припасы. Флот Филиппа был слишком мал, чтобы помешать этому. Не разочарованные первым провалом, македоняне готовились к новому прорыву на суше. Воины были разделены на отряды и атаковали город поочередно, день за днем, ночь за ночью[487]. У защитников такой передышки не было, ресурсы их врага казались безграничными. Новости о кампании Филиппа вскоре распространились по Пропонтиде и Азии. Великого царя Артаксеркса III (Оха) также все больше беспокоили известия о растущей власти македонского царя, и он написал прибрежным сатрапам, чтобы они прислали подкрепление осажденным[488]. В упорстве перинфяне и их союзники не уступали македонянам, и мрачная изматывающая схватка продолжалась. Филипп поддерживал боевой дух своих людей, суля богатые награды: «Надежда на прибыль укрепляла их дух перед лицом опасности»[489]. Когда в стенах удавалось пробить брешь, катапульты, выпускавшие титанического размера стрелы, помогали расчищать проходы сквозь укрепления. Отряд сомкнувших ряды воинов, скорее всего пеших Спутников – элитного пехотного корпуса Филиппа, – прорвался в город. Завязалась жестокая рукопашная схватка. Вскоре тела павших грудами лежали на улицах. С колоссальным трудом и тяжелыми боями македонянам все же удалось преодолеть вторую Истмийскую стену, но теперь на помощь защитникам города пришла его планировка. Дома стояли тесно друг к другу, ярус за ярусом поднимаясь к акрополю, словно гигантский амфитеатр. Всякий раз, когда македоняне пробивали оборону, жители Перинфа блокировали переулки и использовали самый нижний ряд домов в качестве следующей импровизированной городской стены. Осада затягивалась, и конца ей не было видно.
К осени 340 года до н. э., примерно в то же время, когда Александр впервые стал наместником отца, Филипп принял решение распространить военные операции вдоль побережья. Он разделил армию, послав отряд на восток для нападения на Селимбрию (современный Силиври, Турция), а сам отправился с другим значительным войском на Византий[490]. Именно на фоне всех этих событий наконец началась война между Македонией и Афинами. Точная хронология событий остается неясной – сведения противоречивы, – но именно дерзкая македонская миссия стала либо первым актом, либо причиной войны.
К этому времени нагруженные зерном суда с Черного моря собрались у северного устья Босфора, у мыса, известного как То Иерон, буквально «священное место»: там находился крупный религиозный комплекс, который когда-то занимал мыс Кавак на азиатском побережье Босфора[491]. Это было неприкосновенное место; одно из преданий приписывало основание святилища Ясону и аргонавтам, и поколения моряков собирались там, чтобы молиться Зевсу о попутных ветрах, надеясь на успешный проход по коварному фарватеру Босфора[492]. Афинский полководец Харес отвечал за защиту флотилии, но вскоре его отозвали на встречу с персидскими сатрапами. Вероятно, он полагал, что священный статус мыса и прикрывающие его боевые корабли сохранят всех в безопасности до его возвращения. Это легкомыслие обошлось слишком дорого. Филипп сразу же взял в руки инициативу. Он послал свой флот через проливы, чтобы захватить грузовые суда, но с первой попытки сделать это не удалось. Тогда он высадил специальный десант на азиатском берегу. Под покровом тьмы он предпринял молниеносную очную атаку и сумел захватить всю флотилию, насчитывавшую, согласно некоторым источникам, 230 кораблей. Он пощадил 50 человек, не имевших прямого отношения к афинянам, а остальных ограбил. При этом набег принес ему грузы на сумму 700 талантов и пленных – не исключено, что даже аргонавты гордились бы подобной вылазкой[493]. Позднее он оправдывал свои действия тем, что нуждался в кораблях и припасах для тех, кого осаждал в Селимбрии[494]. Получив катастрофические новости, афиняне разбили стелу, на который были записаны условия Филократова мира. Афины и Македония снова находились в состоянии войны.
Тем временем Филипп приступил к осаде Византия. Его жители были известны как бонвиваны, любители удовольствий, прославившиеся празднествами и пристрастием к выпивке. Современник Александра высмеивал город, называя его подмышкой Греции[495]. Один из самых выдающихся граждан, Леон, был известен огромным брюхом; согласно одному позднему источнику, Филипп пытался купить это брюхо, но не смог позволить себе запрошенную цену[496]. Жители Византия переживали осады, стены города были высокими и крепкими[497]. Люди покинули близлежащую территорию и, подобно перинфянам, полагались на свои укрепления. Филипп сначала возвел частокол поперек мыса, а затем перекинул мост через Золотой Рог, обеспечив безопасность важного наземного пути к Черному морю. Захваченные корабли с зерном были разобраны, древесина использовалась для постройки осадных машин, а храм Аида (Плутона) демонтировали, чтобы обеспечить дополнительный строительный материал[498]. Мы мало знаем о ходе осады Византия, однако это был период больших инноваций македонского инженерного корпуса. Главный конструктор, фессалиец Полиид, изобрел осадную башню нового типа, ее назвали