На этот раз Майкрофт усмехнулся.
— Моя мать в молодости увлекалась физикой и написала пару книг по динамике горения… — его слова затормозились, будто он что-то воспоминал. — А отец часто теряет очки за диваном.
Я искренне рассмеялся.
— Звучит, будто они самые нормальные люди. — задумался я.
— Они да. — чуть вздохнул политик.
Какое-то время мы молчали, слушая шум улицы.
— Здорово. — произнёс я, сам того не ведая.
Майкрофт посмотрел на меня, и я смутился. Чтобы не заострять его внимание на своём горящем лице, я засунул в левое ухо наушник, а правый протянул политику. Он приподнял брови, уставившись на предмет.
— Не будь занудой. — смело сказал я Британскому правительству. — Сделай хоть что-то для себя необычное.
— Уже пять лет как делаю. — выразительно посмотрел в мои глаза Холмс.
— Тогда чего медлишь? — с полуулыбкой спросил я, ощущая, как тело сводит приятной судорогой.
Майкрофт надел наушник, выражая должное неудовольствие челюстями.
Я же был очень доволен. Солнце светило с другой стороны, так что мы не мучились от жары. Люди, видимо, чувствовали нутром, что парочка пассажиров вооружены, поэтому второй этаж был едва заполнен, тогда как на первом, я уверен, была толкучка.
Я не собирался включать пафос или дурацкий поп. Я хотел поговорить с политиком через музыку.
Кто, кто ты на самом деле?
И к чему, к чему ты идёшь?
Мне больше нечего доказывать,
Нечего терять{?}[Who are you really — Mikky Ekko]…
Воодушевившись, я помыслил спросить Майкрофта о том, что он думал обо мне, когда я сбежал. Но песня закончилась, и порыв прошёл.
Я наслаждался умиротворением. Мы сидели совсем рядом, разделяли один момент, одно движение. Мне захотелось расставить ноги шире, чтобы коснуться его.
Мне еле удалось соскочить с песни «Be My Lover — La Bouche». Я бы просто не выдержал этого. Так же мне пришлось быстро переключить «Sexy Sexy Lover — Modern Talking». А вот «To Love Somebody — Bee Gees» я рискнул оставить. Последствия? Моё волнение, частые косящие на Холмса взгляды и горящие уши. Но в общем и целом было потрясающе.
Улицы сменяли друг друга, мы проезжали мимо одной достопримечательности за другой, словно были на обзорной экскурсии. Мне нравилось, что Холмс не жаловался. Когда мы были рядом с мостом на Блэкфрайарс-роуд, я попытался что-то разглядеть, но здания стояли слишком плотно. Майкрофт заметил, что я выгибаю шею.
— Не думаю, что ты что-нибудь увидишь. — сказал он.
— Да я уж понял.
Но мне всё равно хотелось хоть глазком…
Тратишь ради любви, любви ради денег.
Боль и похоть, жажда денег
Любовь и деньги{?}[Love and Money — Bronski Beat]…
Я покрутил головой, разведывая обстановку вокруг. Тихо и мирно. Насколько можно в автобусе.
— А ты любишь Ризотто? — выпалил я.
Мне требовалось занять нас разговором.
Холмса мой неожиданный вопрос привёл в уже знакомое мне удивление.
— Не сказал бы. — чуть погодя ответил он.
Я кивнул, будто это было чертовски важно.
— А какой твой любимый фильм?
Теперь политик насторожился. Мой допрос был явно подозрителен.
Дело не в том, как ты меня обнимаешь,
Дело не в том, что тебе есть дело
— Ну, — Майкрофт замялся и слегка смутился. — отдаю предпочтение нуару шестидесятых.
Я рассмеялся.
— О боже. Этого стоило ожидать.
Холмс поджал губы, и я испугался, что задел его.
— А у меня вообще нет любимого фильма. — поделился я, пытаясь доказать, что тоже странный. — Просто нет особых предпочтений. Как и в большинстве вещей.
Дело не в том, что ты остался со мной до конца,
Дело не в том, как ты выглядишь или что обещаешь сделать.
Я рассказал политику, что лгал на всяких тестах. Холмс же ответил, что догадывался. Разумеется.
Держись,
Не всегда любовь ко времени,
Держись.
Потом я стал нести чушь о том, что не обязательно использовать только рис арборио при готовке Ризотто. Моя мама плевала на правила и заменяла почти все ингредиенты. Получалось восхитительно.
Дело не в том, что твоя любовь делает меня свободным{?}[Hold the Line — Toto]…
Мы проехали пол Лондона. Я даже не заметил. Мы сошли с автобуса в районе озера Уимблдон и пересели на такой же в обратную дорогу к центру.
Холмс рассказывал мне о том, что викинг — это не народ, а вид этой самой деятельности. Раньше меня жутко бесило, когда он начинал умничать. Но теперь я видел в нём нескончаемый источник знаний. И к тому же это доставляло мне удовольствие.
— Скандинавы. К ним и датчане относятся, исландцы, в общем северяне. — я смотрел на Холмса, не отрываясь. Забери всё моё внимание. — В ту пору они были довольно… дикие. Никакой гигиены и малейшего намёка на разум. Но, впрочем, так считали англичане. Захватчиков мы никогда не любили… — более задумчиво произнёс Холмс, крутя в руках ручку зонтика. — В защиту германцев скажу, что у тех с гигиеной было всё не так плохо.
— Это факт? — побольше задашь вопросов — подольше послушаешь.
— Да. Как показывают археологические находки, у викингов были расчёски, пинцеты и даже зубочистки.
— Потрясающе. — прошептал я, подперев подбородок ладонью, но с горящими глазами жадно продолжал поглощать слова Холмса. И его самого.
— В хрониках 1220 года некий летописец Джон из Волингфордов писал, что викинги мылись, меняли одежду и расчёсывали волосы и поэтому пользовались успехом у английских женщин.
— Ух ты. — я расплывался от эйфории, уже в основном пропуская информацию мимо ушей.
— И насчёт роста в легендах несомненно приукрашенно. Средний рост мужчин был чуть больше ста семидесяти сантиметров, а женщин без малого сто шестьдесят. Однако современные скандинавы стали куда выше своих предков.
Майкрофт то ли был рад отвлечься (а что, возможно), то ли был не против лишний раз блеснуть своими познаниями. Но мне было совсем не важно почему он это делал. Я снова погрузился в этот калейдоскоп приятных ощущений, воздвигающих стену от всего остального.
— Если бы у тебя не было столько дел, я бы попросил тебя рассказать мне обо всём на свете. — проговорил я, снова склонив голову на бок.
Холмсу мои слова понравились. Да ему нравится, когда ему делают комплименты подобного рода! Я вдруг ощутил в руках власть, а ещё желание не останавливаться.
Я хочу навечно заключить себя в этой секунде, когда я был счастлив, не обременён мрачными мыслями и виной, когда улыбку на моём лице способен был вызвать уже лишь вид нового галстука Британского Правительства. На нём был не тот, что я видел утром. Я представил, как Майкрофт нечаянно капает на него чаем или кремом из пирожного, спешит быстрее сменить его, запершись в уборной.
Когда мы прогуливались по Пикадилли-стрит полчаса спустя, я разглядывал начавшие розоветь небеса. Конечно ещё я невольно косился на Правительство, шагающее слева. Племянник опаснейшего преступника и чиновник Великобритании, имеющий влияние на многие сферы в политике страны. Я ощущал… силу. Нечто такое я уже чувствовал, и я даже знаю когда. Но сейчас ощущения всё же отличались. На мне не лежало никакой вины, мне не было страшно. А ещё я чувствовал себя рыцарем Круглого Стола.
— Ты всё ещё хочешь поужинать? — вдруг спросил политик, закинув зонтик на плечо.
Я сразу заулыбался.
— Конечно.
Не день сегодня, а сказка. Исключая моё избиение и последующие смерти.
— Тогда прошу.
Я уставился сначала на шикарный фасад отеля-ресторана-клуба «Ритц», а потом на своё одеяние.
— Я не впишусь. — прямо сообщил я. — Ты то всегда при параде.
Холмс задумчиво меня оглядел, а затем уже собрался произнести «Ну, да, ты прав. Ужина не будет. Всем гудбай». Но я повертел головой и заприметил необходимое мне местечко.
— Сейчас всё будет. — сказал я и направился к ближайшему бутику.
Спонтанная покупка пиджаков за миллиард фунтов — это не для меня, но что поделать. Поужинать с Майкрофтом я хочу больше. Я залетел в магазин и согнулся пополам от боли, но не остановился. Схватив первый сносный пиджак моего размера, я натянул его на футболку и одобрительно кивнул.
— Заворачивать не надо. — сказал я мужчине, стоявшему за стойкой.
Я бы хотел грациозно прошествовать к Холмсу в своём новом неожиданном пиджаке цвета голубой стали. Но вышло так, что я очень медленно дополз до него, стараясь не нервировать травмы.
Политик оглядел меня и слегка ухмыльнулся.
— Видимо, ты очень хочешь в этот ресторан.
Я фальшиво посмеялся. Ага, я ОЧЕНЬ хочу в этот ресторан.
Большинство визитёров, да и сама хостес, приняли нас за ту самую парочку а-ля «Юнец и Папик». Я знаю о чём думает этот усатый мужик славянского происхождения, когда мы проходим мимо. Он с презрением кидает взгляд на Майкрофта, а затем ненависть обрушивается на меня. Из его рта извергаются тихие, но смачные обзывательства. Его спутница не знает, что будучи на родине в какой-нибудь Югославии, он трахает мальчиков-рабочих в сарае. Я знаю о чём он думает.
Здесь есть реальные представители «Юнца и Папика», засевшие в углу. Только папик в три раза старше своего алчного спутника. Наши с ним взгляды встречаются, и он посылает приветственный сигнал. Ну, нет, чел. Моя любовь настоящая.
Остальные посетители заняты своим ужином.
Мы двигаемся, плывём среди столиков и роскоши (слово, которое богачи никогда не употребляют). У меня есть воспоминания о том, что мы были в подобном месте с мамой. Возможно, даже в этом же ресторане. Дети тут редкость, но маме было плевать на мнение людей, поэтому она легко могла привести сюда пятилетнего меня и накормить отменной дрянью. И может мы были с кем-то. С кем-то из её ухажёров. Да, помню, что нас было трое. Но не помню кем был её спутник.
— Ты же понимаешь, что это свидание? — я решился на этот вопрос лишь в своей голове, так и не превратив его в звук.
Мы сели друг напротив друга. Тёплое освещение, бело-золотые скатерти и стулья, обитые дорогой тканью. Прольёшь брусничный соус — всему конец.