Меня вдруг передёрнуло, и я в недоумении уставился на слегка обеспокоенного Майкрофта.
— Ты заметил?.. — поражённо спросил я.
Холмс оглядел меня своим оценивающим взглядом.
— Заметил.
— В чём дело? — Шерлок заинтересовался происходящим.
— Ты рядом, — стал рассуждать я. — а меня всё равно коробит. Действительно, в чём же дело?
Я стал обдумывать всё, что произошло, свои мысли и чувства. И уже через пару секунд меня осенило.
— Ты меня бесишь! — я снова тыкнул пальцем в брюнета.
Шерлок пожал плечами. Такое он часто слышит, это всем известно. Но меня он бесил по очевидной причине.
— Меня бесит, что он играет с тобой. — признался я, отмечая повышенную заинтересованность у обоих Холмсов. — Почему бы не делать это с тем, кто более умён, а? — я намекаю на Майкрофта, что вызывает у Шерлока закатывание глаз. — Или дело не в уме? — я снова хожу по квартире взад-вперёд, наслаждаясь тем, что мне пока не убийственно скучно. — Может потому, что ты выбрал быть именно детективом, а политик — это не очевидный вызов преступности?
— Наверняка дело в том, — подал голос Майкрофт. — что ты, дорогой братец, рад броситься в огонь.
Я подошёл к Шерлоку, наклонился и приблизился к его лицу, испытывая одновременно интерес и злость.
— А ещё дело в том, что тебе тоже скучно. Майкрофту вот есть чем заняться. Он страну на себе держит, а ты просто сидишь в своей квартирке. Джон хотя бы работает, людей вон лечит, а тебе подавай лишь трупы. — страшно прошептал я, сжимая спинку кресла, в которую упёр руки. — А Джим любит трупы. Для него это всего лишь вещи, а раскрытие убийства — забава. Поэтому ему нравится оставлять для тебя головоломки. — я улыбнулся, ощущая, как закипает от адреналина кровь. — Он хочет найти твой максимум и проверить на что ты способен. Ему нравится идея о «злодее и герое». И он хочет дать сказке другой конец. Такой, в котором зло побеждает.
Я выпрямился и довольно ухмыльнулся. Шерлок спрятал все свои эмоции. Я увидел ширму в его глазах.
— Эдвард. Остановись. — предупредил Майкрофт.
Я ощутил дрожь в ногах и обернулся к политику с уже совсем другим выражением лица. Я снова был сбит с толку своим же поведением. Альтер-эго перешло за границу ночи…
— Извини. — сказал я, но сказал это старшему, а не младшему.
Напряжение на лбу и бровях политика, а ещё сцепленные намертво губы сообщили мне, что я его насторожил. Я и себя насторожил.
— А ты бы хотел, чтобы Мориарти оставлял эти головоломки тебе?
Вдруг произнёс вопрос Шерлок. Я тут же ощутил сопротивление внутри, конфликт.
— Сменим тему. — бескомпромиссно прогремел Майкрофт.
Я тут же закрыл рот, забывая все жестокие слова, которые намеревался произнести.
— Тогда поговорим о вас. — предложил детектив.
Мне показалось, что Шерлок решил отыграться. Он сейчас нащупает все мозоли и попытается наступить на каждую.
— Будь добр, Шерлок, — неожиданно улыбнулся Майкрофт. — выбери менее конфликтный вопрос.
Братья устроили молчаливую борьбу взглядами. Я наслаждался видом опасного Майкрофта. Ах, какая прелесть!
— Так значит тебя секс волнует. — быстро выдал Шерлок, гадко улыбнувшись.
Майкрофт издал вопль внутри себя, который мог слышать только я, потому что мой слух до такого поднаторел. Затем политик поднялся, схватил свой зонт и, не теряя достоинства, зашагал к выходу.
— Эдвард, пойдём.
Я последовал за политиком, но как только тот приблизился к лестнице, я рванул к креслу с детективом.
— Когда-нибудь твоя игра с моим дядей кончится, и я даже не знаю за кого болеть, ведь если умрёшь ты, то плюс — мне достанутся они оба, минус — Майкрофту будет больно. Ну, а если случится так, что со сцены уйдёт Джим Мориарти, то будь спокоен, появлюсь я и продолжу твоё веселье.
Закончив своё постскриптум, я выбежал прочь, чтобы не отстать от Майкрофта.
Секс — одно из мощнейших средств контроля.
Мой план был таков: скомпрометировать нужные элементы правительства. Да, звучит пафосно и самоуверенно. Однако, мне не давало покоя, что все мои старания не принесли особо плодов. В моих вариантах даже значилось: стать политиком, чтобы влезть в гущу событий законно и напрямую. Но что-то мне подсказывало, что даже став частью правительства, ничего нельзя изменить. Ибо таков человек, а, следовательно, и мир, который он строит вокруг себя.
Третий вариант был самым простым: сойти с этого поезда. Смешать понятия, стереть хорошее и плохое, уйти от чувства толпо-элитарности.
Осталось лишь признаться Майкрофту, ожидая либо понимания, либо критики. Я ощущал, что что-то надвигается. Это происходило словно плавно, но и одновременно резко. Это произойдёт неизбежно. И я не знал, что именно.
— Моя душа не может этого вынести. — сказал я Холмсу, стоя на его балконе. — Система сломана и держится лишь на лжи и полном отсутствии справедливости.
— Твой мозг просто ищет пути, оправдания, чтобы дать волю твоему демону, выпустить его из клетки. — не без опасения высказался политик. — Он заждался.
Я вдохнул ночной воздух и уверился в том, что отчаяние отливает лишь рядом с Майкрофтом. Однако, это не может продолжаться вечно. Нужно попробовать всё.
— А что, если я протяну ему руку?
Глава 47
Что-то среднее между закатом и рассветом находилось по ту сторону окна. Звёзды отчего-то блестели, розовый заливал небеса. Моя постель располагалась аккурат перед окном, и я глядел на безумие цвета, лёжа на отчего-то холодных простынях. Все предметы в комнате казались слегка заблюренными, нечёткими. Я знал, что справа шкаф, дверь, ведущая в ванную, слева стол с горой непонятных объектов. Моя комната, в которой я провёл пять странных лет.
Я был в центре какой-то идеи. В моменте, когда уже всё почти решено. Тени, длинные и короткие, широкие и узкие, со страшными улыбками и завораживающими формами скакали по стенам. Всё это волновало меня.
Я сел в постели, словно думал о чём-то. Скорее всего о том, чтобы принять окончательное решение. И я его принял.
— Джим. — сказал я в трубку телефона, который оказался у моего уха. — Забери меня.
С того конца слышатся разные звуки: музыка сфер, адский шёпот и тишина чистилища. Но из всей этой сюрреалистичной какофонии, тут же различается хрипловатый, но с нотками бархата голос:
— Иди и смотри.
Телефон исчезает из моих рук. Я сижу за столом, строча записку. Слёзы льются по лицу, невероятно ощутимые. Капают на бумагу, отчего не понять мне того, что я пишу. Но смысл… Смысл того, что я бы написал Майкрофту итак понятен. Что-то про то, что я не могу больше жить на границе, что я понимаю, что он никогда меня не простит, а так же нечто вульгарное о моих к нему чувствах. И в конце: это всё скоро кончится. Скоро я вернусь к детству, к неведению, бесстрашию, безразличию к окружающему миру. В центре снова буду лишь «Я».
Я оставляю прощальное письмо на столе, зная, что Майкрофт будет искать меня прежде всего в моей комнате. Мне остаётся лишь уйти.
С собой у меня ничего нет. Я даже не знаю во что и как одет. Но мне плевать. Все ценности меркнут, вся мораль рушится перед божественным началом. Я оказываюсь у ворот здания МИ6. Те серебряные и переливаются, блестят, как звёзды на небе, где встречаются солнце и луна.
Чем дальше я иду, тем темнее небеса. Город остаётся позади, а вместе с ним и предрассветное волнение. Я же ухожу обратно в ночь.
Звёзды уже не сияют. Они по обыденному поблёскивают, но не привлекают особого внимания. Над особняком, который мне знаком, нависли особенно тёмные и насыщенные небеса.
Бог стоял у подножия лестницы. Я оказался рядом с ним, покорный и готовый. Тёмный бог хаоса и безумия. Моё желание избавиться от эмоций усилилось, так как я ощутил, как вновь попадаю под его чары.
Над домом закружились чёрные птицы. К моему удивлению, чем выше я поднимался по лестнице, которая не казалась мне путём в рай, тем синхронней становилось это кружение. Птицы образовывали круги, треугольники, квадраты, взлетали то выше, то ниже. Они танцевали, будто бы на балу.
«Бал Сатаны». — подумал я.
— Это обращение, инициация. — пояснил для меня Бог.
— Я стану таким же как ты? — зачем-то спросил я.
Глаза Бога были тёмными, а падающие тени и без того сгустили тьму в области глазниц. Бог смотрел мне в душу. Я ощущал, что беспомощен в попытках сокрыть её. Он видел всё.
— Ты уже такой как я. — произнёс Бог. — Ты лишь подобие человеку, а твоя истинная природа всегда была божественной.
Мы зашли в огромный зал, который почему-то показался мне знакомым, хотя я ни разу его не видел. Пол был усеян какими-то незнакомыми мне символами.
— Что это за язык? — спросил я.
— Когда ты оставишь плод человеческого, то сможешь говорить и читать на моём языке. — пояснил Бог.
Мой взгляд устремился вверх. Потолок отсутствовал, что не вязалось с внешним строением дома. Но на это я мог лишь поражённо похлопать глазами. Там, вверху, летали будто бы полотна, а будто бы сами картины, изображающие разные библейские события. Был среди них и «Ад Данте», и «Иерархия рая», и «Еву соблазняет Змий», и знакомый мне «Падший ангел».
— Ступай. — шёпот осел в ухе приятным паром.
Я двинулся вперёд, к центру, в котором стояла человеческого производства наклонная кушетка, с которой свисали жгуты и толстые ремни. Как только я оказался рядом с ней, зал сузился в комнату. Причудливые небеса исчезли. Я был в какой-то палате.
— Ты готов? — вопрос звучал риторически.
Я ступил к кушетке, а в следующий миг обнаружил себя прикованным к ней. Ореол неизвестных мне проводов и иголок давил на мою голову, а ремни пресекали движения и затрудняли даже дыхание.
Бог стоял рядом. Он смотрел на меня, с победоносным выражением лица. Вокруг него мелькали привидения. Нет, это люди в простынях. Нет. Это люди в белых халатах.
— Сейчас, Эдвард, — произнёс Бог, оказываясь рядом с пристёгнутым мной. — ты станешь Богом.