— Надо было тебе всё же справить нужду перед этим. — Себ почесал затылок, смотря на гигантский картонный стакан.
Я пожал плечами. Мне стало теплее. Хорошо.
Мы проехали ещё какое-то время, я дал себе наконец-то погрузиться в музыку, чтобы отвлечься от произошедшего. Успешно. Меня даже разморило. Когда горячий шоколад кончился, я снова задрожал. Мы въехали в последний транзитный город. Его огни то и дело заполняли салон своим светом.
Вечерело. Я успел чихнуть раз десять за всю поездку, и семь раз у меня получалось это скрыть. Ещё мне жутко захотелось в туалет. Я подвинулся к Себастьяну, чтобы на ухо рассказать о своём намерении. Он неожиданно обернулся, и наши дыхания резко слились. Я сглотнул, отстраняясь. Однако Моран протянул ко мне руку и положил её на мою щеку.
— Ты горячий. — сказал он.
Я выдал слабую, но ехидную улыбочку. Ладонь киллера по родительски потрогала мой лоб.
— Чёрт. — тем же тоном, в котором угадывалось волнение, сказал полковник. — Чёрт.
— Что? — я понял, что он всё понял, однако продолжал делать вид, что всё нормально.
Моран оторвал руку от моего лба и потёр переносицу, совсем как Майкрофт. От этой ассоциации моя тревожность вновь села на трон моего разума.
Автобус прибыл на конечную. Себастьян напялил на меня максимум одежды. Я был очарован его заботой, честно говоря. Когда мы вышли в прохладный мир, он сразу дал мне указания: сходить в туалет, а затем ждать его около дверей выхода. Так я и поступил. Моран отсутствовал довольно долго. Он появился с пакетом в руках.
— Еле аптеку нашёл. — сказал он.
Я лишь улыбнулся, так как потерял дар речи ещё в автобусе. Мы сели в такси, которое доставило нас на вокзал, откуда отправлялся ночной поезд до Черногория. Приехали за полчаса до отправления (самый ближайший поезд) поэтому Моран и я сели на холодные жёсткие сиденья в зале ожидания. В мои руки положили термометр.
— Засунь в рот. — это прозвучало повелительно.
Несмотря на плохое самочувствие, я ощутил, как подступает гнев. Всё же я, скрипя зубами, стал мерить температуру. Когда градусник запиликал, Моран сразу же вырвал его из моего рта и посмотрел на цифры. Меж его бровей образовалась складка.
— Твою ж налево, Эдвард. — произнёс он. — Как? — он повернул предмет экранчиком ко мне так, что я увидел «100.76{?}[38.1 °C]».
Странно, я чувствовал себя лучше, чем показывает термометр. Видимо 98.6{?}[37 °C] было ещё в автобусе. Я пожал плечами.
— Не знаю. — признался я и тут же чихнул.
— Блядь. — сказал полковник и достал телефон из кармана.
Я ощутил себя ребёнком, который зимой в тайне не носит шапку, заболевает, а его мама реагирует так же, как Моран сейчас. Но я то носил шапки!
— Джим, — я насторожился, когда с уст киллера сорвалось это имя. — короче, у Эдварда температура. Там дождь в Румынии был, а ещё та потасовка. — Моран слушал то, что говорил Джим. — Не думаю, что… — снова молчание. — нам стоит продолжать путь? Может в отеле… — киллер вздохнул. Я внимательно за ним наблюдал. — Понял. — он положил трубку и с сожалением посмотрел на меня. — Джим говорит нам ехать дальше.
Я вновь пожал плечами. Ладно, пройдёт. Тем более поезд ночной, там можно будет поспать.
Пока Моран покупал воду и заставлял меня пить таблетки, подошло время посадки. Я был не прочь скорее лечь в постельку, поэтому запрыгнул в наш вагон и стал быстро идти, ища своё купе. Внутри было свежо, и, следовательно, холодно. Я поёжился и вновь испытал неприятное состояние кожей. Неожиданно в купе зашёл Моран.
— Похуй на Джима, — сказал он, кидая на одну из кроватей свою сумку. — будем вместе спать.
В любой другой ситуации я бы жутко обрадовался, но сейчас я был в таком состоянии, что выглядел не очень презентабельно. Чёрт. Из носа текло рекой, а я пытался сморкаться культурно. Хотя, не думаю, что Себастьян — это тот, кого надо стесняться. Он сам на всё способен и прощения ни за что и ни у кого не попросит. Я стал ждать, пока постель согреется. Моран пошёл за кипятком для чая и противопростудного, хотя я капризничал (слишком много жидкости за последний час, в меня не влезает). Но его заботой я был очарован, поэтому долго сопротивляться не мог. Яркий свет ламп раздражал меня и вызывал мигрень, поэтому Себ его вырубил, после того как мы поели (я почти ничего не съел).
— Всё. Спи. — поставил точку на сегодня он. — Надеюсь, за ночь всё пройдёт. А с головой потом разберёмся.
Он принёс дополнительные одеяла, и я закутался в них, делая кокон. Звуки поезда стали успокаивать меня. На часах было не больше девяти, но мы уже будто спали. Я слышал, как стучат колёса о рельсы, как в соседних купе кто-то разговаривает, как дышит Моран. Я хотел попросить его что-нибудь рассказать, но мой рот не послушался.
Я вырубился. И это было прекрасно, ибо во сне ничего не чувствуешь, однако, наслаждение длилось недолго. Я очнулся всё в той же темноте, всё те же рельсы стучали, но голоса за стенкой стихли, а дыхание Морана было глубоким и размеренным. Я проснулся от того, что мне стало жутко жарко, а ещё мне кошмар приснился. Такой реальный… Будто я — это Джим, стою на каком-то высоком здании и… стреляю себе в голову. Бр-р-р.
Во рту была адская пустошь, поэтому я потянулся к бутылке с водой. Сначала руку приятно обдало прохладой, которой будто жаждало всё тело, однако следом всё те же болезненные мурашки. Мда, болезнь ещё не ушла. Всё же я разрушил кокон вокруг себя и выпил почти всю воду из бутылки. Чёрт. Я почувствовал, как слаб, как мне… плохо. По другому не скажешь. Тело ныло, грудь сдавливало, голова болела, было одновременно жутко холодно и невыносимо жарко.
Мне надо было в туалет.
Что ж, я бы с радостью сделал это прямо в купе, но всё же пересилил себя и поднялся. Ноги подкосились в прямом смысле, мне пришлось ухватиться за дверь купе. Я еле как вывалился из него и пополз к туалетам. Мир в моих глазах был как из видео с психоделическими картинками. Я не испугался того, что видел, ведь со мной это уже происходило. Дотрагиваться до собственного тела было болезненно. От моей мочи шёл пар, будто она сейчас закипит! Лицо в зеркале было просто чертовски больным: бледное, но с горящими красными щеками. А ещё я снова улыбался.
Я быстро, настолько насколько мог, проделал путь назад. Зайдя в купе, я споткнулся о собственную же ногу! Господи… Моё бедное тело упало на пол, успев ухватиться за койку, на которой спал Моран. Полковник тут же вскочил и со словами: «Чё-за-херня», стал поднимать меня.
— Блядь, Эдвард. — он принялся щупать меня. — Сука.
Я не слышал, чтобы киллер столько матерился. Он посадил меня на свою кровать, а сам сел рядом. Я уронил свою голову ему на плечо. Глаза высохли, но слезились, тело словно покидали все жизненные силы. Я открыл глаза и обнаружил себя уже на ляжках Морана. Моя голова покоилась где-то в районе его паха, а ладонь сжимала ткань его джинсов выше колена. Сам Себастьян держал свою руку у меня на плече.
Я понял, что хочу к Джиму, хочу сдохнуть у него в ногах, а не так! Киллер протянул мне градусник. Так мы и сидели-лежали. Меня трясло, а Моран молчал, двигая челюстью. Моё дыхание обжигало моё же горло. Себ притянул к себе телефон, набрал номер и приложил экран к уху. Пока шли гудки, он щупал мой лоб и шею. Снова мурашки.
Почемубынесделатьэтосамому? П о ч е м у б ы н е п о к о н ч и т ь с с о б о й?
— Джим, он капец какой горячий. — сказал полковник. — Блядь, прекрати. Я серьёзно, твою мать. — Джим там что-то пошутил? Голос Морана выдавал его беспокойство и неподдельное волнение. Он провёл рукой по своим волосам от макушки до затылка. — Мне насрать. Я говорю тебе… Надо что-то делать. — молчание. — С поезда сойти… нет… два. Блядь. — мне стало интересно о чём речь.
Тут запиликал термометр.
— Погоди-ка. — сказал в трубку Себ и взял у меня из рук устройство. Я лежал в позе эмбриона, прижавшись к киллеру. Кажется, я начал терять сознание. Моран внимательно посмотрел на экран. Его глаза расширились, он перестал дышать. — Джим, он умирает. — я сначала не понял слов киллера, но потом вместе со смыслом пришёл неожиданный страх. — Джим? — громче позвал Себастьян. — Ало! — на другом конце молчали. — У него 107.96{?}[42,2 °C].
Я широко распахнул глаза, не веря словам киллера.
В о т в и д и ш ь. ТЫ ПРОСТО УМРЁШЬ! ЭТОВЕСЕЛО!
Себ снова засунул мне в рот термометр.
— Джим!!! — уже заорал он. — Ты там?! — наконец-то ему ответили. Моран сжал моё плечо и чуть привстал, будто готовый бежать куда-то. Снова пиликанье. — Нет, я снова измерил. По прежнему 107 и 96.
Я умираю? Вот это неожиданный поворот…
— Чё?! — Моран напрягся. — Да зачем?! Блядь, Джим, я иду к машинисту… Сука. — тут полковник протянул мне трубку.
Я тут же схватил её, черпнув откуда-то энергию и силы. Экран казался таким холодным по сравнению с моим лицом. Но это было даже приятно.
— Джим… — я закашлял.
— Эдвард… — Боже, я что услышал нотки волнения? Мне тут же захотелось услышать это снова. Неподдельное беспокойство? Обо мне? — Ты…
— Не умираю я! — с каким-то отчаянием выкрикнул я.
Моран был удивлён моему оживлению. Я вскочил на ноги.
— И не смей. — тут же проговорил Мориарти. Я снова услышал его лёгкую улыбку. — Какого чёрта?
— Не знаю. — признался я. — Кажется, у меня проблемы. — я почему-то улыбнулся.
Слышать его голос было чертовски приятно. Я отказывался умирать. Только не так. Только не без Джима. Не сегодня, детка. В меня будто вдохнули заново жизнь. Лицо Себа было крайне озадаченным.
— Всё хорошо. — успокоил его я и протянул руку за термометром. — Я заново измерю. — сказал я уже Джиму и отдал телефон хозяину.
Даже не зная результата, я мог сказать, что каким-то чудом всё стало налаживаться. И точно.
— Уже 100.4{?}[38 °C]. — разинув рот, объявил Моран. — Как?! — он смотрел на меня как на нечто нереальное.
Мне действительно становилось лучше с каждой минутой. Я слушал музыку и даже дёргался под неё. Моран поглядывал на меня так, как будто я с того света вернулся. Ну, в прочем, так и было. Спать мне не хотелось почему-то. Я уговорил Себа лечь, а сам сидел возле окошка и наслаждался ночью, музыкой и… жизнью. Удивительно какое влияние на меня оказывает Джим. Было бы обломом умереть сейчас, когда я почти добился своего. Когда я почти заставил Джеймса Мориарти чувствовать.