овясь услышать что-то неприятное.
— Почему?
— Ты мягкий.
— Я? — очередная усмешка, но более убедительна и искренняя. — Это не так.
Итальянец сидел на краешке стола, чуть откинувшись назад и упёршись руками в стеклянную поверхность. В такой позе я мог лицезреть все его прелести, начиная с самой большой и выделяющейся. Может Джим тоже на это клюнул? Интересно, трахался ли он с мужчиной своего возраста?
— Я же упоминал, что умею читать людей. В тебе есть тёмная сторона, но она… — актёр приподнял подбородок, картинно воззрившись на потолок. — непостоянна. Абсолютное зло абсолютно всегда. — его маленькие, но всевидящие глаза в который раз пролистали меня, находя подтверждения, совершая новые открытия, отвергая пустые домыслы. — Ты и твой дядя могли бы составлять невероятный криминальный союз. — я не сдержал улыбки, снова выдав свои секретные и несекретные желания. — Но ты ещё не готов.
— К чему? — мне стало казаться, словно я действительно прохожу ритуал посвящения, в конце которого меня ждёт нечто немыслимое.
— Это же очевидно. — вдруг улыбка Сайло наполнилась ядом. Он знал о чём то, чего не знал я. — Ну, для остальных. — поспешно добавил мужчина. — Странно, что ты ещё не понял. Я не буду портить Джиму планы, расставляя всё по полочкам для тебя.
Странно. Я ощутил нечто большее, чем волнение после этих слов. Я испугался, ведь неизведанное всегда меня страшило. Скрывать своё настроение от Сайло было бессмысленно, так что я позволил себе спокойно хмуриться и беспокойно теребить край пиджака.
— Тебе не стоит бояться. — неожиданно мягко проговорил актёр, слезая со стола. — Одна кровь. — мужчина потянулся ко мне рукой. — Одна масть. — его пальцы еле касались волосков на моём лице, отчего прикосновения становились дразнящими. — Один конец. — чуть заметная, но всё же ещё существующая боль от касания шрама на моём лбу. — Он ненавидит его. — сказал Сайло ведя большим пальцам по неровной изуродованной коже.
Ещё один удар под дых. То меня кормят приятными словами, то режут какими-то непроверенными фактами. Но это… Я опустил веки, пряча боль.
— Я думал это символ того, что я неостановим, что я пойду до конца. — вдруг поделился своей догадкой я, чувствуя, как в горле снова першит.
— Для Джима это точно что-то другое. — пожал плечами Сайло. — Спроси его. Кстати, — артист оторвался от моего лица и сделал шаг назад. — ещё Джим хочет убрать из тебя привычку использовать правду, когда ты хочешь обмануть кого-то.
Я устал удивляться тому, что мои действия и я сам другими, оказывается, воспринимаются совсем по другому. Поэтому я просто выжидающе смотрел на мужчину, ожидая очередного тычка в своё же дерьмо.
— Твой дядя привёл конкретный пример: с датским бизнесменом. Говорит, ты убил его поцелуем.
Тут я приподнял уголки губ.
— Как деятель искусства, отдаю тебе должное. Ты можешь быть изобретательным.
О, неужели похвала! Наконец-то.
— Но…
— Я всё равно не использовал правду! — я подчерпнул силы из похвальбы, чтобы всё-таки защитить свою истину.
Сайло с толикой осуждения заглянул в мои глаза.
— Как бы там ни было, очень важно играть лишь фальшивыми картами, оставляя своего туза в надёжном рукаве. Правда вещь довольно грубая и деревянная, а вот ложь гибка, но с помощью власти и денег можно расплавить твёрдый материал, перелив его в форму на любой вкус. У тебя нет ни таких денег, ни такой власти. — а вот и очередной удар по больному. — Тебе остаётся лишь учиться изворачиваться. Сделай оружием свой язык.
— А слова пулями? — предположил я, без энтузиазма закатывая глаза.
Сайло отрицательно покачал головой.
— Огнестрельное оружие не так искусно и осторожно в отличие от ножа. Ты должен быть внимательным и аккуратным, вступая в диалог с тем, от кого хочешь чего-то добиться. Каждый надрез должен быть незаметен твоей жертве, иначе твоё же оружие используют против тебя.
Слушая все эти наставления, я всё больше и больше начинал дивиться тому, что вообще жив до сих пор. Сайло обалдел бы от моего стиля работы, если бы ему довелось лицезреть как я болтал с людьми и как старался их обмануть.
Тут Сайло принялся распинаться о правилах в покере, а точнее, о негласных правилах жульничества и фальша. Что делает человека убедительным, а что нет. Мне почему-то представился образ Майкрофта, как он в своей поучающей манере говорит:
— Человека делает убедительным лишь правда.
От пережитых эмоциональных потрясений, после эмоциональных горок, мне стало как-то гадко. Ложь, обман, тайные заговоры, притворство… Всё неправильно.
— Вижу ты устал. — вдруг сказал Сайло, прервав свою речь. — Предлагаю тебе вот что: сможешь сейчас убедить Джима в том, что в твоих словах Клинту не было и капли от правды, то скажу, что ты полностью готов к Америке.
— А если нет? — побыстрее отделаться от того, кто так потрепал меня, мне улыбалось.
— Тогда продолжим занятия, пока не доведём тебя до совершенства.
Кошмар какой! Я зад себе порву, но заставлю Джима мне поверить!
Немного погодя, мы вышли из зала. В комнате дяди не оказалось, значит, он на первом этаже. Я медленно стал спускаться по лестнице, прикидывая в голове варианты. За спиной послышались шаги.
— Эй! — зашипел я на ван-Дамма. — Не иди за мной! А то он заподозрит что-нибудь.
— Ты должен быть готов к форс-мажорам. — просто ответил Сайло, толкая меня в спину.
Твою мать.
Джим обнаружился сидящим на кухне с чашкой кофе. Он бесцельно гулял взглядом по столу, не трогая уже успевший остыть напиток. Я неспешно подошёл к другому краю стола, несколько раз обернувшись на ван-Дамма. Тот, к моему облегчению, притаился где-то за стенкой.
После всех слов Сайло смотреть на Джима стало… больнее. Мне вдруг захотелось пожаловаться ему, что меня заставляют проходить какие-то дурацкие испытания, но потом я с ужасом понял, что не могу. Я не могу поныть дяде, не могу рассказать о своих страхах и волнениях, потому что он ненавидит это. Боже, да он же действительно не терпит человеческое… всё. Ни о какой тривиальности и речи быть не может.
По телу проплыла стая мурашек другого назначения. Такое я ощущал, сидя под дождём на базе. Та же ноющая пустота в груди.
Джим медленно поднял на меня свои глаза. Он был словно грустным, но это лишь его маска, я знаю. Теперь ещё лучше. Но даже эта притворная грусть вызывала во мне эмоции. Я всё ещё надеялся, что он изменится.
— Уже всё? — одна тонкая бровь подняла пару складок на лбу.
— Сделали перерыв.
Я не знал, как начать. Надо было зайти на кухню разозлённым, предъявить Джиму, что он всё сбалтывает своему дружку-шпиону. И, уже отталкиваясь от этого, начать отрицать то, что я должен. Но я не был злым. Меланхолия — редкая моя гостья, но именно сейчас она заглянула на чай.
Джим продолжал сидеть, не двигаясь. Он словно ушёл в себя. Может, так оно и есть.
— Я думал, мы понимаем друг друга.
Я выбрал другой способ. Джим поверит мне, если я буду самим собой, потому что теперь я начинаю понимать, кого из себя представляю. Да, я решил быть собой. Тем, кто всегда на словах и даже в мыслях был лучше, чем то было на самом деле.
Карие глаза вновь удостоили меня вниманием. Но рот оставался закрытым.
— Но похоже ты меня не понимаешь. — я не старался. Совсем. — Ты думаешь, что я простой. Для тебя. — мои слова в достаточной степени возымели эффект, чтобы внимание Мориарти закрепилось. — Думаешь, я отчаянный. И настолько, чтобы использовать правду как оружие. — я усмехнулся, не разрывая зрительного контакта.
— А, — тон Джима прозвучал скучающе, несмотря на его глаза. О, я заметил это! Вот о чём говорил Сайло. Глаза. — ты о Клинте. Хватит пытаться убедить меня, что ты лгал, я знаю, что это не так.
Джим первым отвёл взгляд в сторону. Может это значит, что он всё же не уверен в этом?
— Я не пытаюсь тебя убедить. — пожал плечами я, апатично плюхаясь на ближайший стул. — Зачем мне убеждать кого-то в чём-то? Это бессмысленно. — хоть и держал я теперь голову опущенной, краем глаза я заметил, что Джим вновь вернул своё внимание на меня. — Я просто ненавижу это. — подперев голову рукой, я снова позволил нашим взглядам слиться. Свои же глаза я задёрнул занавесками. — Ненавижу клевету. Вот это ты точно знаешь. Но раньше я сразу кидался доказывать и убеждать всеми способами. — «невольно» я коснулся шрама. — Сейчас мне плевать, что считают остальные. Я выше этого. В конце концов, что такое истина?
— Истина спрятана на дне колодца. — вдруг Джим слегка улыбнулся. С хитрецой.
Я чуть заметно пожал плечами, закрепляя в глазах Джима правду стеклом в своих.
Секунды молчания. Мы просто сидели друг напротив друга и молчали. Я рассматривал белизну стола, уже не следя за тем, что делает дядя. Однако спустя ещё полминуты, Джим неожиданно произнёс:
— Ладно, ты меня убедил.
Моё сердце подскочило. Сработало? Или Мориарти всё понял и решил обойти меня, продумав всё на несколько шагов вперёд?
— Но я разочарован. — он поднялся и покинул кухню, оставив несчастный кофе на месте.
Я резко поднял голову, провожая его спину взглядом. Когда та исчезла в коридорах дома, глаза мои наполнились слезами. Я был уже готов дать им наконец-то вытечь, но тут рядом раздался голос:
— Ауч!
Ван-Дамм возник справа от меня, облокачиваясь о стол. Я поспешно стёр нарастающие слёзы.
— Может он так говорит, чтобы ты старался лучше, ведь это так тебя мотивирует? — предположил мужчина.
— Нет. — покачал головой я. — Он действительно разочаровался из-за чего-то.
Когда вернулся Моран, мы пошли в зал, где молча выполняли некоторые упражнения. Себастьян понял, что что-то случилось, но видел, что говорить я пока не настроен. Единственный наш короткий диалог был об утренних пробежках. Киллер всё же сказал, что я выгляжу вялым, и что мне не помешало бы вставать пораньше. Я согласился побегать с ним завтра с восходом солнца.
Я не стал обедать с остальными, так как за столом присутствовал и Сайло. Мне показалось, что я не выдержу хоть ещё одного его замечания. А ещё я чувствовал какой-то стыд по отношению к Джиму. Что же его разочаровало?