уду продолжать и потом. Пусть уйдёт эта боль, умоляю. Я не хочу ничего чувствовать. Хочу быть бесчувственным монстром.
Обед проходил так, будто ничего необычного не произошло. Ни вчерашнего откровенного разговора с Джимом, ни сегодняшнего представления. Я молчал, держа лицо нечитаемым. Всё, как учил ван-Дамм. Моран тоже тихо поглощал пищу, лишь иногда проверяя моё внешнее состояние. Дядя же… ах, мой дядя. Одно его имя — непосильный груз, который всё труднее и труднее поднимать. Он был как обычно необычен. Когда он стал рассказывать зачем и когда мы полетим в Америку, я еле уговорил себя отключить эмоции, и как Моран воспринимать всё как работу.
Ладони отдавали ноющей болью. Это не давало мне расслабиться. Вроде бы бесило, но в то же время помогало контролировать действия.
Когда пришла пора ехать на то самое мероприятие, я не стал протестовать против поездки. Надев уже принесённый в мою спальню костюм (на этот раз тёмно-синий), я ещё раз перебинтовал ладонь.
Нам с Себастьяном пришлось ждать Мориарти ещё полчаса на первом этаже. Я просто сидел на диване и пялился в пол.
— Извини, — сказал я, когда заметил, как выпирает бинт из-под рукава футболки полковника.
— Проехали. — искренне ответил Себ.
От этого его всепрощающего характера мне стало ещё совестнее. Похоже, он единственный, кому я могу доверять. А вот от этого заключения мне стало чуточку легче.
Когда дядя соблаговолил таки появиться, я тут же встал и направился к выходу. Моран снова выступал в качестве водителя.
Я видел боковым зрением, что Джим пару раз смотрел на меня. Ничего. Не буду говорить с ним лишний раз. Только по делу. Сажусь на джимовскую диету.
Дорога на этот раз заняла времени чуть больше. Кажется, мы двигались в сторону Шотландии. Пара часов с Джимом на заднем сиденье… Ладно, у меня есть наушники. Я слушал музыку не переставая и не интересовался, чем там занят дядя.
Да, мы оказались в Шотландии. Большой особняк показался на одном из холмов. Он освещал округу своими огнями и роскошью. Ещё одно достояние грешников. Плевать.
Мы с Джимом вышли из машины. Мне не были известны даже крохи деталей на этот раз. Плевать. Я не стал идти с дядей под руку, а зашагал вперёд. Однако, заметив несколько знакомых лиц, я опешил. Джон Гарви с женой, Лорд Моран с какой-то спутницей, ещё пара членов Палаты.
Джим догнал меня около лестницы. Я с лёгким вопрошающим удивлением перевёл на него взгляд.
— Что это за встреча? Ты снова организовал выставку, но на этот раз позвал не настоящих преступников, а тех из них, кто прячется под масками добродетелей?
Уголки губ дяди приподнялись, а грудь дрогнула в смешке.
— О, как заговорил.
Мои челюсти заходили ходуном, и я сжал кулак правой руки. Острая боль тут же затмила ту, что засела в сердце.
Мориарти стал медленно подниматься по лестнице, ожидая, пока я к нему присоединюсь. Чуть слышно вздохнув, я поравнялся с преступником.
— Здесь не только члены правительства. — понизив голос, стал объяснять Джим. Я заметил, что костюмы на нас практически одинаковые, за исключением цвета (на дяде был более насыщенный и тёмный) и пары мелких деталей. — Послы стран Евросоюза, атташе, чиновники. — я заприметил парочку человек экзотической внешности. Один азиат, заметив мой взгляд, заигрывающе улыбнулся (видимо, даже с перебинтованной ладонью я выглядел неплохо). — Но это не званый ужин. — мы достигли верха лестницы и прошли через двери внутрь дома.
Я был весьма удивлён, когда передо мной открылась такая картина: зал напоминал экзотический сад, повсюду пальмы, странные растения, кое-где античные статуи в полный рост и бюсты, небольшие богемные фонтаны в углах, балкон второго этажа подпирают колонны.
— Людям наскучили светские мероприятия. — тем временем говорил Мориарти. — В особенности они наскучили самому светскому обществу. — тут дядя издал смешок, полный искреннего сочувствия этим болванам. — Социальный мир переворачивается: богатые придаются забавам бедных, а бедные стремятся развлекаться как богачи.
— Это вечеринка? — короче говоря уточнил я.
Джим кивнул.
— Что мне делать? — моё любопытство было удовлетворено, и я вернулся к равнодушному выполнению операций.
Мы прошли мимо высокой колонны атлета. Изгибы его тела были искусно выточены из грубого камня. Даже не верится, что человек способен на такое. Весь зал горел неоном, каким-то образом вплетённым между растений и деревьев. Всё это место скорее походило на тематический клуб, где соединялась античность и современные штучки. И если «Молодой бог» скорее подходил под описание «Неонового нуара», то это место давало ощущение какой-то лёгкости, не выглядело порочным и жестоким. По крайней мере пока.
— Начни играть свою роль. — ответил мне Джим, ступая на кусок пола особенно освещённый лампами. — Того, кем не являешься. — может мне и показалось, но Джим этим своим шагом к свету, словно придал своим словам визуальную силу. — Для тебя это не такая уж и сложная задачка. Ведь ты этим занимаешься уже давно.
— Хватит. — не выдержал я, пронзив глаза Джима своими. — Ты не просто так пытаешься рассердить меня. — впервые я говорил с дядей, словно поменявшись ролями. — Что бы ты не планировал, я не позволю тебе… — боже, я чуть не выпалил «победить». Если бы я это сказал… Точно не знаю, что случилось бы, знаю лишь, что нечто такое, к чему я готов не буду.
Джим дёрнул бровями, притворяясь глубоко заинтригованным.
— Чего, Эдвард? Чего ты мне не позволишь?
Я подошёл к черте. Это я ощутил. Отступать было плачевно для моей гордости, наружу рвалось напоминание о каком-то принципе, которому я временами следовал.
Никто, даже он, не возьмёт вверх.
— Просто не позволю. — немного запинаясь выговорил я, начиная пятиться.
There`s something about
The way you are
That makes me{?}[Sign — Unloved]…
Возможно именно сейчас я был самим собой. А может полной противоположностью. Вопрос лишь в том, что мною движет.
В глазах Мориарти, да и на его лице я прочитал злость. Это заставило меня невольно улыбнуться. Теперь он чувствует тоже, что и я.
— Но я сделаю то, что ты хочешь. — с лёгкими торжествующими нотками в голосе сказал я. — Заманю их всех в твою паутину. — Джим глядел на меня, уже достаточно длительное для него время, находясь под властью одной и той же эмоции. — Но сделаю я это не чтобы тебя удовлетворить. — я ощутил, как пережитая боль недавних дней утихает под звоном наслаждения от происходящего. — Я сделаю это, чтобы удовлетворить себя.
Но отчасти во мне ещё теплилась надежда, что таким образом, следуя плану «Делаем-всё-наперекосяк-дяде», я смогу удовлетворить нас обоих. Как бы странно ни звучало. Но это было, повторюсь, лишь отчасти. Что-то во мне поднималось, какой-то бунтарский дух, гнев разъярённого подростка, направленный на родителей-снобов.
И, о, как это было приятно. Особенно после трагедии, постигшей меня. Трагедии гадкой реальности.
Я развернулся на пятках и зашагал куда глаза глядят, оставив Джима «разбираться со своими бзиками самому».
Толпа нарастала. Я просочился в неё, и дал этому потоку нести меня всё дальше и дальше, среди блестящих нарядов, фальшивых улыбок, сладострастных взглядов и вони притворства. Заметив группу особенно громко общающихся людей, я сделал вывод, что хотя бы один из них американец. Точно, тот, что с рыжей бородкой. Никаких приличий, стоит слишком близко к остальным, общается так, словно все его визави — старинные друзья. А впрочем, может так и есть. Сейчас мы всё разузнаем.
Я взял мартини с подноса официанта, чью голову венчал венок, как у греческих выдающихся людей. Тематика вечера стала мне ясна. Мы в античном саду Нерона. Но где же вино?
Я решил ничего не планировать заранее. Если я хочу правильно сыграть, импровизация — вот мой компас. Шёл я медленно, удивительно медленно, даже мучительно (для самого себя). Вопрос: на какой крючок ловить американца? На своё тело и обаяние или же на обстоятельства, приукрашенные моими речами?
Продолжая вышагивать, я сделал пару глотков. Вдруг я заметил того самого азиата, внимание которого привлёк ещё у входа. Тот стоял ко мне лицом, так что я был в его поле зрения. И он снова меня заметил. Прервав свою реплику, он ввёл в замешательство всю компанию. Все обернулись в мою сторону. Я предстал в выгодном мягком розовато-фиолетовом свете. С бокалом мартини и в хорошем костюме, я наверняка произвёл благоприятное для моей миссии впечатление. Все они тоже были красивы: дамы в красных, золотых платьях с голыми спинами; джентльмены эффектно постриженные и обтянутые в дорогие пиджаки. Ничего нового. Однако, немного странно, что организатор не сообщил всем, что вечер тематический. Было бы неплохо, будь все в костюмах императоров и императриц. Что-то вроде вечеринки в 20-х.
С моей стороны было бы грубостью просто так войти в их круг, я бы всё испортил. Поэтому, сделав ещё один театральный глоток из бокала, я как ни в чём не бывало возобновил свой неспешный шаг. Но не успел я и метра пройти, как чья-то рука открыла мне доступ к новой локации. Эта рука, разумеется, принадлежала заинтересовавшемуся мной мужчине.
Как я и ожидал, он начал с пары сальных комплиментов, но свою задачу по затаскиванию в свою компанию выполнил. Каждый получил от меня улыбку, но американцу я улыбнулся чуть шире и встал ближе.
— Вы англичанин? — такого вопроса я не ожидал. — Прошу прощения за мой нескромный вопрос. Майлз Кингсли. — американец протянул мне руку. Я заметил, что и волосы у него были тоже рыжие, а на лице присутствовали чуть заметные из-за освещения веснушки. — Конгрессмен США.
Я пожал ему руку в ответ.
— Эдвард Мориарти. И отвечая на ваш нескромный вопрос, да, я англичанин, но лишь наполовину.
Улыбка мужчины меня привлекла. Она не была лживой.
— Всему виной ваша открытость. — сказал американец. — Почти все англичане удивительно холодны и держат лишнюю дистанцию даже при личном разговоре.