— Алик, вы давно там живете?
В первый миг Альке показалось, что Галя угадала его мысли, но о другом спросила только из приличия, чтобы не смущать его. Он весь вспыхнул, но, придя в себя, проговорил:
— Второй месяц. Нас здесь трое ребят. После училища…
— И вам не скучно?
— Когда как. Но в общем-то ничего, терпимо. Летом здесь хорошо. Зимой, наверно, будет тоскливо.
— А работа вам нравится? — спросила Галя.
— Да я, пожалуй, не задумывался над этим. Но, наверно, нравится. Я ведь никогда не думал о другой профессии. Еще в детстве знал, что стану железнодорожником. А из игрушек у меня были почти одни паровозы.
— И сколько лет вам нужно отработать?
— Два года.
— Да? Это же пустяк. У нас срок будет больше. Я учусь в строительном институте. На второй курс пойду. Живу в Ленинграде. Нас тоже, наверное, направят работать куда-нибудь в тайгу. Но я не боюсь. Везде же люди живут, правда? К тому же важнее работа, а не местожительство. Если же выполняешь работу не по призванию, то она ведь в тягость тебе. Правда? И часто человек от этого начинает хандрить и ныть, перестает верить во все доброе. Разве не так? А вот мама никак не хочет понять, что строитель — мое призвание. Она уже заранее меня оплакивает. Боится, что я потом далеко от нее уеду. Поэтому она была против строительного. Хотела, чтобы я стала искусствоведом или историком. Но ведь искусствоведение — не главное для меня, а всего лишь увлечение. Смешно вспомнить, но она и на два-то месяца меня провожала со слезами. Я ведь была в строительном отряде. А теперь по пути в Ленинград решила навестить бабушку с дедушкой. Я так по ним соскучилась!..
Галя была жизнерадостная, восторженная, и казалось, что она вот-вот от счастья запрыгает на одной ножке.
— А как было хорошо и весело в отряде, если б вы знали! — воскликнула она. — Это же настоящий отдых! Мы там колхозникам давали концерты, часто жгли костры, пели, смеялись… В общем, так было здорово! Всего не расскажешь… И работали мы здорово! Один наш отряд за два неполных месяца построил детские ясли и свинарник. Нас так благодарили колхозники! Ну, правда, мы все это сделали на совесть. Свинарник мы так отделали, что хоть сам живи в нем. Как дворец, честное слово! Не верите? А уж о яслях и говорить нечего. Мы, девчонки, за это время заработали по триста сорок рублей! А ребята еще больше. Представляете? Это мой первый в жизни заработок! Мама, конечно, разрешит мне половину этих денег потратить по своему усмотрению. Не верите?
Алька шел не спеша, слушал эту прелестную девчонку и в душе проклинал себя за то, что пошел встречать ее в сапожищах и замусоленной вельветовой куртке, в которой обычно ходил в лес за грибами. Будто нельзя было принарядиться. Пусть бы поухмылялись Юрка с Сенькой, но ведь его-то не убыло бы от этого.
Когда они подошли к домикам, было еще довольно светло, и Алька заметил физиономии Юрки и Сеньки, прильнувшие к стеклу. Алька свернул влево, на другую тропинку, и домик ребят остался за его спиной. Галя следовала за Алькой и ребят не заметила.
— А здесь, кажется, ничего не изменилось за четыре года, — сказала Галя.
— А что здесь может измениться? — усмехнулся Алька, поставив чемодан на крылечко.
Скрипнула дверь, и из дома бойко вышла Анна Семеновна.
— Никак Галя? — всплеснула руками старуха.
— Я, бабушка, я! — обрадовалась Галя и кинулась в ее объятья.
— А я смотрю в окно, ты это или не ты. Уж, думаю, не мерещится ли мне, старой. Да и узнать-то тебя не просто. Совсем невестой стала! — волновалась Анна Семеновна. — Так ты чего не написала, что приедешь-то? Или хоть бы со станции позвонила, встретили бы.
— А я звонила. Привет вам от Михалыча! — весело сказала Галя. — Меня Алик встретил. С тележкой за мной приехал.
— Ах ты господи! Чего ж ты мне не сказал? — повернулась старуха к Альке.
— Сюрприз хотел преподнести, — сказал Алька. — Пойду я… До свидания.
— Ну спасибо тебе, сынок, — сказала старуха.
— Заходите к нам, Алик! — крикнула Галя. — Не стесняйтесь! Я погощу дней десять!..
— Ладно! — откликнулся Алька.
Юрка и Сенька встретили его громким гудом. Алька хотел быть серьезным, но это ему не удалось — расплылся в широкой улыбке, махнул рукой:
— Да хватит вам!
— Сигарет принес? — тотчас же осведомился Сенька.
Алька вытащил из карманов все шесть пачек «Шипки» и швырнул на стол.
— Алька у нас — отец родной! — воскликнул Сенька, потянувшись за сигаретами. — Качнем его?
— Вставать неохота, — отозвался Юрка. — Вот студентку я бы качнул. Как ее звать?
— Галя, — ответил Алька.
— Напрасно интересуешься, — усмехнулся Сенька. — Упустил ты ее. Зря поверил, что хромая… Она в Альку втюрилась.
— Хороша, черт возьми, — не обращая внимания на слова Сеньки, мечтательно произнес Юрка. — За такой товар я бы всю получку отдал. И аванс.
— Какой ты щедрый! — нарочито изумился Сенька. — Но учти, что она тебе не по зубам. Это тебе не Тоська-размазня. Кстати, она, наверно, уже колыбельные напевает… Дружили, называется… Ну, а до Гали тебе не добраться. Так сказать, не хватит интеллекта завоевать ее расположение.
— И откуда ты все знаешь, философ? — презрительно глянул Юрка на приятеля. — Если на то пошло, то мы еще посмотрим… Не таких убаюкивали…
— Ну это ты брось! — рассердился Алька. — Я тебе не позволю!..
— А ты-то чего психуешь? — удивился Юрка. — Жениться на ней собрался, что ли?
— Может, и жениться! — с вызовом сказал Алька. — А ты о ней не мечтай. Для тебя она слишком чиста. Понял?
— Да плевал я на всех вас чистеньких с высокой горы! — сверкнул глазами Юрка и повернулся к стенке.
Юрка стал замечать, что после работы, «прибарахлившись», Алька стал потихоньку исчезать из дому. Хоть больше и не заводили они разговора о Гале после той ссоры, но Юрка догадывался, что Алька проводит вечера в ее обществе.
Все увидели перемену в Альке. Уж очень странно вдруг повел он себя: подбойкой махал играючи, не уставая, костыль в шпалу загонял с одного удара, а идти в Дениславль за продуктами вызывался сам, однако домой с покупками возвращался далеко за полночь.
В присутствии Альки Юрка с Сенькой делали вид, что им безразлично, где пропадает их товарищ, но зато без него Сенька то и дело «заводил» Юрку, подтрунивая над ним по поводу его «беззубости», «уступчивости» и «мягкотелости». Юрку это бесило, и он, вконец обозлившись, приказывал Сеньке заткнуть глотку.
На работе Юрка много балагурил, но Альку старался не замечать даже при Гале, когда та неожиданно пришла на семьдесят четвертый километр, где работала бригада.
Галя попросила Юрку дать ей поработать суфляжом, и тот великодушно разрешил.
Суфляж — кусок жести, длиной чуть больше метра, а шириной двадцать сантиметров. На суфляж насыпается балласт специальной банкой с делениями и тонким слоем укладывается под шпалы приподнятого домкратом пути. Суфляж, инструмент, много лет назад запрещенный, Юрка нашел в кладовой и воспользовался им. Работать суфляжом гораздо легче, чем подбойками, но как ни старайся, а точно не определишь, сколько балласта нужно положить под ту или иную шпалу. И оттого многие шпалы на балласт ложились неплотно, провисали.
Алька был против суфляжа, объясняя Юрке, что от этой халтурной работы весь путь зимой окажется в перекосах, а стало быть, замучаешься выправлять их, подбивая под подкладки деревянные карточки. А весной ту же работу придется проделать заново. Но Юрка только сердито отмахнулся от Альки.
Работая, Галя раскраснелась, вспотела и выглядела еще привлекательнее и вроде бы загадочнее. Юрка крутился около нее, все пытался ей помочь, во весь рот улыбался, часто подмигивал и напевал:
Эх, Галка, не мучь меня, Галка!
Галочка, дай ответ.
Под дождем я весь промок,
Но уйти никак не мог,
Галочка, все из-за тебя!..
Валя с Зиной переглядывались и усмехались. Они уже давно поняли, что Юрка — парень ветреный, несамостоятельный, о чем не раз и говорили ему в глаза. Он, бывало, пытался и их «закадрить», все норовил то одну, то другую обнять и поцеловать, но и Валя и Зина, хотя и смеясь, быстренько его отшивали.
Когда Юрка промурлыкал свою песенку и снова нахально подмигнул Гале, она насмешливо спросила его:
— Юра, почему ты все время моргаешь? У тебя нервный тик?
Все рассмеялись, а Юрка сконфузился, не нашел, что ответить, не очень вежливо взял из рук Гали суфляж и с остервенением стал шуровать балласт под шпалы, хотя бригадир должен только руководить людьми и следить, не приближается ли поезд.
Увлекшись делом, никто и не заметил, как подошел дорожный мастер Денисов, пожилой щуплый мужчина, живший со своей семьей в Черном Волоке.
Увидев в руках Юрки суфляж, Денисов даже забыл поздороваться.
— Откуда это у тебя? — спросил он, кивнув на суфляж.
— В кладовой нашел. А что?
— Как это что? — возмутился Денисов. — Не положено этой железкой работать! Пора бы знать!
— Мало ли что не положено, — буркнул Юрка. — Думаете, подбойкой легко вкалывать? А сколько шпал пройдешь с ней? Смехота!
— Зато намертво. А этой железкой только перекосов наделаешь.
— Ну и хрен с ними. Перекосы жрать не просят, — усмехнулся Юрка.
— Ты думаешь, что говоришь?! — взорвался Денисов. — Хочешь поезд под откос пустить?
— Может, и хочу, — ухмыльнулся Юрка.
— Ты что, свихнулся, что ли?! В тюрьму захотел?! — закричал Денисов.
— Может, и захотел. Хоть на готовый хлеб! — хохотнул Юрка.
— Ну, знаешь что?! С сегодняшнего дня я тебя освобождаю от обязанностей бригадира! Зря тебе доверили бригаду!.. Сегодня же доложу о твоих выходках начальнику дистанции.
Остальную часть дня бригадой руководил Денисов.
Всех ошеломило сумасбродство Юрки. Но никто не мог понять мотивировки столь откровенной его дерзости. Озадачила всех еще и то, что снятие с должности Юрку не огорчило. Напротив, он сиял от счастья и чувствовал себя героем дня. Только после того, как ушел Денисов, Юрка не выдержал и сказал во всеуслышание о своем нежелании отрабатывать положенные два года и о стремлении попасть на военную службу ближайшей осенью.