Втроем вышли из конторки. Марков подставил лицо солнцу.
— Хорошо! Прокалишься солнцем — никакая простуда зимой не возьмет. У нас здесь солнца больше, чем на юге.
— Как ездилось, Владимир Николаевич, по Америке? — спросил Володя.
— Впечатлений, конечно, много. В двух словах не расскажешь. Разное встречалось — и хорошее, и плохое. Кое-что у них нам кажется диким. Ну да об этом вы прочтете в любой газете. Любопытно вот что: когда рассказывал о нашей магистрали, удивлялись, некоторые даже не верили, что мы на такое способны. А ведь они тоже не лыком шиты, знают, что такое размах. И наш бескессонный метод произвел хорошее впечатление. Конечно, ничего нового в нем нет. Но на такой большой реке никогда не применялся. А вообще-то, ребята, хотите верьте, хотите нет, здорово тянуло сюда, временами прямо-таки тосковал.
— А давно вы здесь?
Марков улыбнулся:
— С самого начала, конечно. Вы тогда еще и не слышали, что такое БАМ. Тогда здесь был сплошной бурелом, а сейчас видите — и пенька нет. Со временем снесут эти бараки, новые деревья посадят.
Поднялись на откос. Марков предложил:
— Пойдемте-ка вдоль вашего участка.
Игорю сразу бросились в глаза многочисленные трещинки на бетоне. И хотя работа давным-давно была принята, он боялся, что Марков все забракует. Марков стал неразговорчив, нахмурился, как бы нехотя смотрел на бетонные квадраты. Рядом с коренастым уверенным начальником Игорь почувствовал себя излишне долговязым, каким-то легковесным. «Вот сейчас разгон даст и за бетон, и за озерко!» Но Марков взглянул в ту сторону и ничего не сказал. И трещин как будто не замечал.
Подошли к бетонщикам. Марков внимательно смотрел, как бегают ребята, и такое у него было лицо, словно он заметил что-то интересное. Новоиспеченный бригадир Виктор Рындин не обращал внимания на высокое начальство. «Не знает еще обхождения, — усмехнулся Игорь. — Должен бы подойти и давать объяснения, если потребуется».
После рыбной эпопеи провели заседание штаба, на котором здорово досталось всем бригадирам, а в первой бригаде — собрание. Все чувствовали себя виноватыми, и никто даже слова не сказал против Гончарова, да и не было в этом необходимости: понимали, что бригадиром ему нельзя оставаться. Зачем же угнетать его еще и осуждающими словами? Но когда Володя предложил отправить Колю Разина домой, бригада взбунтовалась, на что, собственно, и рассчитывал командир. Начали кричать, что он лучше всех работает, что такими кадрами разбрасываться нельзя. Решили записать ему два нерабочих дня.
После собрания счастливый Коля признался Игорю:
— Я же ведь не только из-за денег сюда приехал. В Питере мог бы неплохо заработать. Привык к отряду. А жене это не скажешь: обидится. Да и сам я толком не знал.
В конце концов неудачная рыбалка пошла на пользу Игорю: его слушались, с ним не пререкался даже Илья Брегов, дисциплина в отряде стала идеальной.
— Четко работают, — сказал Марков. — Будь я лет на пятнадцать моложе, сам бы взял лопату…
— Владимир Николаевич! — решительно обратился к нему Игорь. — Приходится делать много лишней работы. Стрела не может подать бетон на самый верх. Время теряется и силы. Сами видите, сколько делается вручную.
— Ты мне уже об этом говорил! — недовольно сказал Марков. — Лишняя работа? Да, лишняя! Ее будет достаточно, идеального порядка мы не скоро добьемся, а делать надо. Ребята молодые, им полезно для развития мускулатуры. Побегают вот так, а когда станут инженерами, будут думать о том, чтобы другие зря усилия не тратили. Вот так-то, — без улыбки заключил Марков. — Другой кран мы не можем выделить. А ты этот факт отрази в нарядах. Пограмотней так… Довольный своей хитростью, Игорь сказал:
— Я отразил, но нам срезали подноску бетона вручную. Дескать, это липа — при кране работаете. А какая же это липа? Сами видите…
— Хорошо, разберемся, — прервал его Марков. — Что ж, пора идти. Молодцы, неплохо работаете. Успеха вам!
Игорь и Володя двинулись за ним.
— Не надо меня провожать, я не министр. А впрочем, знаете что? Отвезу-ка я вас на мост! Посмотрите, что это такое.
Оба уже побывали на мосту, но не посмели отказаться: о мосте Марков говорил так, будто хотел показать любимого сына.
«Вот какое у меня положение! — с тщеславной гордостью подумал Игорь. — Куда хочу, туда иду, и не надо ни у кого отпрашиваться». И неловко было, что в это время ребята будут выкладываться на бетоне, что им некогда передохнуть. Так же неловко было, когда Юру Гончарова снимали с бригадиров. В то время как Гончаров, нарушая дисциплину, рыбачил по лужам, Игорь загорал. Но никому бы и в голову не пришло упрекнуть его за это…
Наверху Марков сказал:
— Посидим, ребята, покурим. Я с четырех утра на ногах.
Сели на рельсы, закурили. И Володя за компанию взял сигарету.
— Владимир Николаевич, а трудно было настоять, чтобы строить мост по новому способу? — решил использовать подходящий момент Игорь.
— Жить вообще трудно, — ушел от ответа Марков. — Ничто легко не достается.
— Ведь вы, Владимир Николаевич, многим рисковали… Могло же и не получиться.
Марков нахмурился:
— Вот, вот… Риск, рисковали. Это многие серьезные люди говорят и пишут. Как будто мы авантюристы, а не инженеры. Все было рассчитано и взвешено. Не на удачу надежда была, а на расчет. И сейчас еще кое-кто рассуждает, что нам просто повезло, а победителей, дескать, не судят…
— Но ведь вас могли снять с работы, — продолжал настаивать Игорь. — Ради чего вы все это затеяли? Без разрешения взять и начать строить…
Марков засмеялся:
— Вот прицепился, как репей. Во-первых, не я один придумал, нас было много. И не так это на самом деле было: дескать, Марков махнул рукой — валяй, ребята, строй. И согласовывали, и увязывали, и сомневались. В очень даже высоких сферах беседовали. Какой же толковый инженер откажется от заманчивой идеи — сроки строительства сократить раза в полтора и уменьшить трудоемкость? Вот и стучались. А насчет должности — как видишь, не сняли. А сняли бы, так безработным не остался бы… Вот так, брат Игорь, за должностью не гонись, она сама тебя найдет. Или даже вернее: если не будешь за ней гнаться, быстрей найдет. С должностью, как с женщиной…
Послышался слабый жалобный свисток.
— Владимир Николаевич, — сказал Алешин. — Дрезина. Может, на ней и доберемся к мосту?
— Нет, на ней людей запрещено перевозить. Справедливо скажут: почему это Маркову можно прокатиться, а Иванову нельзя? У нас правила для всех одинаковые. Поедемте на «газике». Или у вас срочные дела? Нет? Ну, тогда не пожалеете, что потеряете время.
Спустились к конторе, сели в запыленную машину. Марков шоферил сам. Володя и Игорь устроились на заднем сиденье. Начальник уверенно вел «газик», не сбавляя скорости перед встречными самосвалами, хотя пыль прямо сыпалась с ветрового стекла.
— Я здесь сотни раз ездил, с закрытыми глазами могу, — по-мальчишечьи похвастался Марков.
«Все-таки это удивительный человек, — подумал Игорь. — Далеко не каждый решится пойти наперекор общепринятому».
Сам он за всю свою жизнь один-единственный раз проявил самостоятельность, в десятом классе, когда нужно было писать сочинение «За что я люблю Маяковского». Игорь, обозлившись, что кто-то ему навязывает свою точку зрения, взял да и написал: «За что я не люблю Маяковского». Поднялся шум, Игоря вызвали к директору, который назвал его хулиганом. Целую неделю Игорь ходил гордый, а потом сочинение все-таки переписал: стало жаль пожилую учительницу литературы.
«Вот так и приходится на каждом шагу поступаться своим, пусть неправильным, мнением. Все мы мудрые: знаем, что положено делать, а что нельзя. А Марков, должно быть, и в мелочах не такой…» — с завистью думал Игорь.
Машина остановилась на берегу реки возле дощатого сарая. Круто вверх поднималась насыпь, и люди наверху казались крошечными. Мирно и незаметно текла мимо широкая река, и только по тому, как возле опор возникали водовороты, чувствовалась мощь и несокрушимая сила. Снизу мост представлялся громадой, и казалось чудом, что сравнительно тонкие опоры выдерживают эту чудовищную тяжесть. Половина четвертого пролета повисла над водой, не дойдя до следующей опоры. И тоже казалось чудом, что эта половина не отламывается.
— Вот, ребята, наш мост, — с гордостью сказал Марков. — Все трудное позади, все опоры стоят. Теперь, как говорится, обычные трудовые будни. Впрочем, всякое случается, не всегда спокойно спишь. Сейчас я вас передам Матвею Петровичу. Он вас проводит вон туда, на самый верх фермы. Не были там?
— Не были.
— А сегодня будете, — и весело рассмеялся.
Матвей Петрович, высокий худощавый мужчина, молча принес две оранжевые каски и первым начал подниматься к мосту по деревянной лестнице. Пока добрались до верха, Игорь запыхался. Остановились отдышаться.
— И каждый раз нужно так взбираться? — поинтересовался Игорь.
— Мы-то что, — неохотно ответил Матвей Петрович. — А Марков раз по пять-шесть в день бегает. Как спортсмен. Ну что, полезли на ферму? Без моего разрешения никуда ни шагу.
Теперь он поднимался последним.
Сперва Игорь поглядывал вниз — на рельсы, на воду, но начала кружиться голова, и он стал смотреть только вверх, на ступеньки ржавой металлической лесенки.
Наконец добрались до ровной дощатой дорожки. Матвей Петрович сказал:
— Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. Остановились у металлического ограждения, осмотрелись.
Отсюда все казалось незнакомым. Темными букашками виднелись на откосе люди, сгладился безобразный вид бараков и производственных строений — отсюда они казались серыми, чуждыми кубиками среди небольших водоемов и деревьев. Зато тайга и река словно стали ближе. Рельсы на левом берегу блестящей нитью уходили в темнеющий лесок и там пропадали, и только до самого горизонта угадывалась просека. На реке под тонким слоем воды гигантскими рыбинами просматривались песчаные отмели.
Многочисленные протоки слепили глаза отраженным светом.