Речкин — Я вам говорю, забирайте и уходите.
Бугай — Га? (Смеясь, разыгрывает Речкина. Садится). Шо такое? Не чую, шось биля уха, как комар, дз-з-з-з, а слов не разберу — дз-з-з-з, дз-з-з-з…
Речкин — Вы мешаете работать. Да что это за чорт!
Бугай — А-а, работать мешаю? А, может, ты, гадюка, мене жить мешаешь. (Подходит к Речкину. Угрожающе): Ты, загни-беда, чего в закалочный людей баламутишь? В гроб загоняешь, да? (Появляется Репетун и молча останавливается у двери). Из-за тебя люди потом умываются. (Подходит вплотную к Речкину). А ты мене за что в газете оскорбил? За что оскорбил? Мать твою… стонадцать чертов… Кто лодырь, я тебя спрашиваю? (Хватает Речкина левой рукой за грудь). Кто лодырь? а? (Размахивается). Я тебя, паршивого ударника, так ударю, — юшкой умоешься…
Репетун — А ну, ну! Не намеряйся. Чего глотку раззявил?
Бугай(ехидно) — А-а-а, и ты тут! Здравствуйте, кащей бессмертный, как здоровье вашей чахотки? Гнием помаленьку? Я уже для вашей милости ладану и лопату приготовил.
Репетун(дрожа и бледнея) — Дурак!
Бугай(бросаясь к Репетуну) — Кто дурак? Да я тебе все кости потрощу.
Речкин — Замолчи! Больного человека… скотина…
Хватает Бугая за шиворот и выбрасывает на улицу. Репетуя закашливается и, грустно опустив голову, садится. Пауза. Касаясь рукой ударенной щеки, входит Речкин, становится у двери и украдкой сплевывает кровь. Напряженная пауза. Потом Речкин бросается с рыданием в голосе к Репетуну.
Речкин — Алексей Тарасович, сил моих нет, не могу я! Вы видите, что делается… На каждом шагу… Жизни мне не дает… Не могу… Запью, ей-богу, запью! (Схватывает бутылку и подносит ко рту).
Репетун — Ваня, голубчик, что ты, брось! Брось, не бери до сердца. (Задерживает руки Речкина). Наплевать! Ну, успокойся. Да что ты! Он и меня поддел и тебя, и чорт с ним. Ваня, посмотри, я старый, хуже тебя больной, а духом не падаю. Ваня, Ванюша, ты-ж наша надежда. Работник золотой. Сынок мой, перестань, успокойся… (Ласково привлекает Речкина к себе).
Речкин — Алексей Тарасович, вы, вы… спасибо! (Хочет обнять Репетуна, но ему мешает бутылка; он бросает ее в открытое окно и обнимает Репетуна).
(Входят Взоров и Должиков).
Взоров — Здрасте, ипять к вам! Э-э, да что вы в обнятом положении? Быдто новобрачные…
Репетун — А-а, синьоры! Это мы насчет танцеклассов упражняемся. Рука к руке и грудь к груди несемся в танце отойди.
Взоров (Должникову) — Видал? Вот таким чертям и дан выходной день, а они фактически с жиру бесятся.
Должников — Алексей Тарасович, чего это ты вроде как трясешься?
Репетун — Тут, понимаешь, неприятность вышла…
Взоров и Должников — Как? Что такое?
Репетун — Ввалился к Ивану Бугай. Пьяный до основания и начал его задирать. Я не стерпел, вмешался.
Взоров — Небось, все насчет одного и того же касается?
Речкин — Да-да, расценки. Норма…
Взоров — То-то и есть. Понятно. За права лодыря и паразита в бой идет. Ну, пускай идет. Мы как под Ленинградом стояли…
Должников — Ты, Степан Иванович, больно легко названья клеишь. Лодырь — это еще так-сяк. Но за паразита, звиняюсь, нехорошо. Все-таки рабочий он.
Взоров — Товарищ дорогой, да ты с фактом дела, фактически разберись. По-моему лодырь паразитом и является.
Репетун — Давайте о другом поговорим. Парень (указывает на Речкина) и так расстроенный. Вы где были, рассказывайте!
Взоров — Пока нигде, из дому идем. (Показывая на Должникова). Его вытянул — думаем в клуб на общезаводское производственное попасть. (Спохватившись). Да, чуть не забыл! Где газета? (Берет газету и прячет за спину. Обращаясь к Речкину). Ну, Ваня, с тебя магарыч!
Репетун — За что? Что такое?
Взоров — Статейка.
Должников — И портрет.
Репетун — Чей портрет?
Взоров — Товарища Речкина. Слушайте. (Откашливается. Читает): «Передовые бойцы социалистического строительства. Соцсоревнование на нашем заводе…». Ну, тут описывается, что это дело у нас хромало на все четыре. Ага, вот: «Особенно отставал закалочный цех. Из-за него была масса простоев в шлифовальном и других отделах. Брак изделий, прогулы и прочее ставили под угрозу выполнение промфинплана. По инициативе товарища Речкина закалочный цех об’явил себя ударным, за исключением двух — Бугая и Стаценко».
Репетун (Речкину) — Ваня, руку! Поздравляю! А ты духом падал! (Жмет руку. Берет газету и смотрит). А похож — как вылитый, только чего это всегда портреты точками печатают, вроде как сетка на личности?
Взоров — Это чтобы мухи не кусали, в виде товарища Бугая.
Репетун — Не скажи.
Речкин (радостно взволнован) — Газету можно? (Берет). Спасибо. (Рассматривает газету).
Взоров — Тебя, Ваня, прямо не узнать. Водки быдто не пил. (Репетун жестами, взорами: «Замолчи, не говори об этом»).
Речкин — Что вы говорите?
Взоров — Молодцом, говорю, стал…
Должников — Степан Иванович, может пойдем уже?
Взоров — Сейчас. (Репетуну и Речкину вопросительно). Идемте?
Репетун — А чего-ж! (Вспомнив). Ах, да! Дом не на кого оставить, жинка на коопсобрание сбежала.
Взоров (С легкой насмешкой) — Равноправенство! Скоро, видать, мужчинам и рожать придется.
Репетун (смеясь) — Пора приучаться! Надо ж и бабам когда-нибудь выходной год давать. (Взорову). Что на производственном будет?
Взоров — Сегодня интересно: проверка соцсоревнования. И про нашу бригаду.
Должников — Интересно, какие плоды наш посев даст. Насчет финансов, конечно.
Взоров — Ты, Сеня, как поп, поешь: вышел сеятель сеять, а дальше — всходы, посев и так далее.
Должников — Ты, дружище, опять колючку под меня подпускаешь. (Обнимая Взорова). Сознание у тебя, как роза, цветет, только шипов еще до чорта, — обломай, друг, выкинь, другим больно.
Взоров(смеясь) — Ты и сопрешь — роза! А касательно шипов верно: жинка от бороды прямо мучается: «Я, говорит, накажи Христос, заместо терки на тебе хрен тереть буду». (Репетуну). Так, значит, не можете? Жалко. (Показывая на Речкина). А ему, как организатору ударного цеха, быть нужно. Насчет закалочного разговоров много. Ваня, пойдем. Тарасыч, по-стариковски, дома посидит.
Речкин (Репетуну) — Хорошо?
Репетун — В чем дело? Дуй, Ваня. А эскиз сделал, что техник просил, насчет печки?
Речкин — Нет. Немного осталось — сейчас кончу.
Должников — Так ты, видно, задержишься. Мы пошли.
Взоров (Речкину) — Смотри же приходи. Ждать будем.
Речкин — Хорошо, хорошо, обязательно. Там, кстати, и техника увижу.
Взоров — Поехали! Всего!
Репетун — Счастливого! (Провожает уходящих).
(Речкин снова смотрит газету, улыбается и откладывает ее в сторону. Репетун возвращается).
Репетун — Теперь я понимаю, чего Бугай приходил, — не понравилось, что пропечатали. Больше надо было таких суб'ектов. На всю страницу надо показывать. (Улыбаясь). Ванюша, а как приятно!
Речкин(смущаясь) — Конечно, Алексеи Тарасович. (В дверях появляется Шпак). А главное, результаты работы видишь, а там и семичасовый. (Оживлясь). Алексей Тарасович, я вам давно, как отцу родному… и товарищу хочу рассказать…
Шпак — Добрый вечер!
Речкин и Репетун — Добрый вечер, добрый вечер! (Речкин бросается к Шпаку и горячо жмет ему руку. Потом Шпак здоровается с Репетуном).
Речкин — Сеня, что это вчера у меня никого из ребят не было? Все время заходят, а вчера — никого. Я весь вечер дома просидел — чертил.
Шпак (смотрит чертеж) — Бюро было. Кузя на село уехал. А ты много сделал. Да чисто как! Ваня, а что это за кружки?
Речкин — Это ванны. Тут, брат, овладение техникой. В них в расплавленном свинце будем нагревать для закалки разные инструменты: сверла, метчики, гребенки, фрезера, плашки.
Шпак — Вон как, здорово! Такой петрушки у нас на заводе еще не было. Здорово! Даешь!
Репетун — Ваня даст! (Вспомнив). Ну, ребятки, я пошел самовар ставить. (Уходит).
Речкин — Сеня, ты знаешь, у меня куча новостей!
Шпак — Да что ты! Говори.
Речкин (дает газету) — Читай!
Шпак (прочитав) — Я же говорил тебе — теперь видишь (Стучит пальцем по газете). Вот это — дело! Знаешь что, дай мне ее.
Речкин — На что?
Шпак — Я ей, Мане, покажу.
Речкин — Да? Ну, бери, бери — пускай посмотрит. (Радостно потирает руки).
Шпак — Ваня, что ты хотел Алексеи Тарасовичу рассказать?
Речкин — Ну… про Маню и все прочее.
Шпак — Как друг, не советую. Не надо. Он человек хороший, но может случайно жене рассказать, а она у него словоохотливая. Дело до Мани дойдет — она обидеться может и вообще…
Речкин — Это верно. Хорошо, я не скажу, успеем еще. Сеня, а ты знаешь, она мимо нашего дома что-то частенько ходить стала.
Шпак — Значит, дело пошло. Видать, раньше только ломалась, виду не показывала, что того… ну, что ты ей нравишься…
Речкин — Теперь я и сам так догадываюсь. А крепкая она, — характер — только держись.
Шпак (хлопает Речкина по спине) — Это есть! (Смеясь). Так, значит, под окнами ходит? Сердце томится. Ничего, походи, походи, красавица.