своей дочкой. Однако Фоссеза не вернулась, вернее, она осталась у Генриха; итак как она не передала ему поручения, то он в этот день и не пришел к Марго.Это было равносильно признанию, и с тех пор девушка стала избегать королеву,упрямилась, дерзила и старалась восстановить против нее короля; Марго же,напротив, не могла забыть годы счастья, она не хотела, чтобы они миновали, ипоэтому остерегалась совершить какой-либо непоправимый поступок. Она надеялась,что ее дорогой повелитель скоро пресытится Фоссезой, как пресыщался другими, истаралась завлекать его и удерживать возле себя новостями из Лувра. Он и самузнавал кое-что через своего Рони, у которого двое братьев были при французскомдворе. Супруги встречались, чтобы обмениваться вестями, сопоставлять их: этобыло то, что теперь их больше всего сближало.
— Король Франции вводит все новые налоги, чтобы содержать своих любимцев,— начинал один из супругов. Другой подхватывал: — В народе его иначе и неназывают, как тиран. — И оба, перебивая друг друга, продолжали: — Долго этотянуться не может. Теперешний любимчик, которого зовут Жуайез, заполучил вжены одну из сестер королевы и целое герцогство; этого дворяне королю непростят. А народ не забудет, что такой проходимец мог на своей свадьбе,которую оплатил народ, щеголять разодетый, как сам король. Во Франции еще невидали такого мотовства. Семнадцать празднеств — и все за счет налогов:маскарады, турниры, по Сене плавают вызолоченные суда с голыми язычниками —как раз подходящее зрелище для простых людей, которым нужно напоминать какможно реже об их тяготах.
— Больше того: мы должны облегчать их, — говорил Генрих. — Нацедить себевина из бочки — это пустяк, это не то, что сосать кровь из народа.
Избалованная принцесса Валуа, когда-то столь прославленная и воспетая засвои почти вызывающие наряды, в которых она появлялась во всевозможныхпроцессия, покорно опустила голову. Сейчас все ее честолюбие сводилось к тому,чтобы оставаться и впредь сельской государыней. А для своего дорогогоповелителя Марго мечтала о гораздо большем — она уже давно прониклась взглядамиГенриха на его предназначение; но ей хотелось, чтобы это случилось не слишкомскоро. Ведь ее брат-король, которого она не любила, мог еще иметь наследника; итогда их дом не вымрет. Для Марго ее брат нередко бывал ближе, чем Генрих, и еене удивляло, что своих любимцев, которые всего-навсего вредные мелкиеавантюристы, он осыпает благодеяниями, словно родных детей. Он хотел видеть вних своих детей, хотел, чтобы они стали ими, лишь бы не быть одному средиразъяренных хищников, терзавших его в сновидениях. Да, Марго иной раз понималаего — это бывало в те минуты, когда она оставалась одна и размышляла. Теперь ондаровал и брату этого Жуайеза титул герцога и выдал за него вторую сеструкоролевы. Король даже перестал платить жалованье своим солдатам, он говорил: —я образумлюсь, только когда женю всех моих детей. — А Марго думала: «Его дети!»Долго вздыхала она, забывшись в свете свечей и не замечая, что легкий ветерокперебирает страницы лежащей перед нею книги.
Однажды, получив вести, которые ее сильно взволновали, она тут же вызвала ксебе Генриха, но оказалось, что он куда-то выехал верхом. Вместо него явиласьФоссеза; она подурнела, побледнела, лицо вытянулось, и она была не в духе.«Скоро между ними все кончится», — пронеслось в голове у Марго; но ей слишкомхотелось поделиться тем, что у нее на сердце, пусть даже с девушкой, которуюон прижимал к своей груди, как некогда прижимал Марго.
— Фоссеза! — воскликнула бедняжка Марго и взволнованно обняла ее — теперьэто была уже не ученая дама, не принцесса, а просто беспомощная женщина.
— Фоссеза, это и смешно и все-таки ужасно: они хотят заточить моего брата,короля Франции, в монастырь, потому что его брак остается бездетным. Но он исам уже надел монашеские одежды, поснимал перья и банты, прогнал своих любимцеви отправился с королевой в паломничество, чтобы она зачала и подарила емунаследника. У него потом все ноги были в волдырях, и все-таки королева осталасьбесплодной. Ну, как тут не смеяться? Ведь в самом деле смешно, уж кажется чегопроще — сделать женщине ребенка? Но и он и она становятся прямо посмешищемвсего двора, который разбирает во всех подробностях телосложение королевы. Акороля даже зевота берет от напрасных усилий стать отцом, и все зевают вместе сним. Да, веселый двор, нечего сказать, ха, ха!
Делая неудачные попытки расхохотаться, она скользнула руками по телуФоссезы; и тут Марго благодаря случайности определила на ощупь то, что онамогла бы обнаружить и раньше, если бы захотела знать об этом. «У другой, учужой женщины будет ребенок от Генриха. А у меня нет; родить ребенка — прощепростого, а я не смогла. И не над королем Франции и его королевой — я издеваюсьнад собственной участью». Она шарила руками по чужому телу до тех пор, покадевушка не рассердилась. — Что вы делаете, мадам? — зашипела Фоссеза. — Вот япожалуюсь королю, что вы меня щупаете!
— Не сердись, дочка, разве я могу повредить его ребенку!
— Как, мадам?! Вы еще оскорбляете меня!
Эта некогда столь кроткая девица чуть не задохнулась от гнева, даже шеяпосинела. — Если бы он не уехал, он сейчас же подтвердил бы вам, что вы зряподозреваете меня! Я всех уличу во лжи, мадам! Я вам стала неугодна, мадам, ивы хотите меня погубить! — продолжала кричать Фоссеза, переведя дух. А Маргосказала еще тише:
— Не нужно, чтобы все нас слышали. Почему ты не хочешь довериться мне,дочка? Ведь я как мать отношусь к тебе. Мы можем вместе уехать, я сама тебепомогу и поддержу тебя.
— Мадам, вы прикажете меня убить. То, что вы вообразили, неправда.
— Да ты выслушай меня. Мы уедем под предлогом чумы, она действительнопоявилась поблизости отсюда, на одной мызе, которая принадлежит королю.
— Король! — взвизгнула разъяренная женщина, услышав стук копыт, бросиласьвон из комнаты, споткнулась и чуть не упала. Марго подхватила ее — радиребенка. Но вскоре вошел сам король и очень разгневался на бедную Марго. Ихотя она подробно ему объяснила все происшедшее, он не поверил ей, а поверилэтой глупой маленькой лгунье. И тут Марго впервые ясно поняла, что счастью еепришел конец. Исчезла уверенность в себе, та гордая уверенность, которая неизменяла ей ни разу, пока она жила при Наваррском дворе. Вместе с надеждой наспокойное будущее утратила она вскоре и выдержку и дала волю своей натуре, какделала это когда-то в замке Лувр.
Через некоторое время прибыл для переговоров ее брат д’Анжу, преждед’Алансон, и с ним красавец обершталмейстер. Едва Марго на него взглянула, какэтот господин очаровал ее и стал властителем ее дум. Перед братом она непритворялась. Будь она мужчиной и столь же некрасивым, как он, она стала быпримерно таким же перевертышем и жгла бы жизнь сразу с обоих концов, а не почастям. — Шамваллон — самый красивый мужчина со времен античности! — уверялаМарго.
— А ты отруби ему голову, — предложил брат. — Забальзамируй ее, украсьдрагоценными каменьями и вози с собой по городам и весям: это — самое надежное,как тебе известно из опыта, милая сестра…
— Он один солнце моей души! Мое сокровище, мое божество! Мой Нарцисс!
— Я передам ему каждое твое слово, — обещал брат и выполнил это судовольствием. — А твоему рогоносцу Наварре наука! Он опозорил меня передангличанкой, а ведь она каждое утро собственноручно приносила мне шоколад.Называла своим итальянчиком и все щупала, нет ли у меня скрытого горба. Ха! Ха!— Смех у него был такой же, как и у его красавицы сестры: грудной и певучий,как низкие звуки скрипки. Увы, в этих прекрасных звуках было что-то жуткое,ибо исходили они из хилого тела.
— Мне кажется, что некую королеву, которой до смерти надоел ее двор, явесьма скоро увижу опять в Париже, — сказал он спустя некоторое время и отбылвместе с несравненным античным красавцем, служившим ему в качествеобер-шталмейстера. Марго же поехала на воды, ее сопровождали только камеристкии дворяне, но не Генрих. Он повез Фоссезу на другие воды. Сначала он изо всехсил старался, чтобы обе женщины поехали в одно место, надеясь, что любовь кнему их примирит, — заблуждение, которого обе ему не простили, хотя это — самоеобычное заблуждение. И Генрих подпал ему, собственно говоря, из-зачувствительности своего сердца, ибо видел, что Марго частенько плачет. А теперьплачет, наверняка, оттого, что ребенок родится у Фоссезы, а не у нее, плачет осебе, потерявшей счастье, ибо она бесплодна, оплакивает неудержимость своейприроды, власти которой она опять подчинилась, и эти новые, свалившиеся на неелюбовные приключения. Но и приключению с античным красавцем послала она вследсвои слезы, причем утешалась тем, что хоть в этой печали причиной были еесобственные чувства, а не унижение, которому ее подвергли другие люди.
«Если бы ты знал! — думала она в своем измученном сердце, когда Генрих,настаивал, чтобы она ехала вместе с ним и с Фоссезой на воды. — Я ненавижутебя и люблю только моего Нарцисса». Однако дело обстояло не так; пока Маргоотнюдь не чувствовала ненависти к Генриху; но если делаешь усилия, чтобывозненавидеть, то хоть сама и относишься к ним вначале несерьезно, ненавистьможет в конце концов прийти. Так как выбор был предоставлен Генриху, то своемулучшему другу он предпочел возлюбленную и повез ее в горы близ По, в ОШод.Селение это было уединенное и недоступное. Чтобы попасть туда, нужно быломиновать, одно из опаснейших мест в Пиренеях, называвшееся «Дыра», что былоособенно трудно с женщиной в положении Фоссезы.
Тут-то в ее тайну наконец и проникла завистница Ребур. И до сих пор она ещеверила, что это — желудочное от неуверенного употребления сладостей. ОднакоРебур умолчала о своем открытии и пользовалась им только, когда они оставалисьодни, чтобы запугивать ненавистную ей любовницу короля. Бедная Марго не моглажелать ничего лучшего. Именно поэтому она и отправила Ребур с Генрихом иФоссезой: она тешила себя, мыслью хоть об этой мести, когда сама, покинутая,одинокая, купалась в ключах Баньера. Городок был расположен на довольно пологих