принцем-протестантом — я, конечно, знаю, с кем — означает войну между Франциейи Испанией и вторжение во Фландрию. Объединенной Франции я не желаю. Пустьмеждоусобная война там продолжается. И я в тысячу раз охотнее увижу во Фландриииспанцев, — они гораздо скорее будут обессилены своим папизмом, чем Франция,если она объединится под властью протестанта.
Чтобы лучше слышать самое себя, длинноногая Елизавета принялась крупнымшагом ходить по зале. Она нетерпеливо махнула страже рукой, чтобы те удалились,а Волсингтон отступил в дальний угол комнаты, освобождая место своейповелительнице. Но вдруг она остановилась перед ним.
— Так я должна, по-твоему, выйти за молодого Наварру. А собой он каков?
— Недурен. Но дело же не только в этом. Впрочем, ростом он ниже вас.
— Я ничего не имею против маленьких мужчин.
— Как мужчины они даже выносливее.
— Ах, что ты говоришь, Волсингтон! Ведь я на этот счет совсем неопытна! Ну,а с лица?
— У него лицо смуглое, как маслины, и овал безукоризненный.
— О!
— Только вот нос слишком длинный.
— Ну, в жизни это даже преимущество.
— Да, длина. Но не форма. Кончик загнут. И, боюсь, со временем он загнетсяеще больше.
— Жаль! Впрочем, все равно. Я же не собираюсь брать себе в мужья какого-тожелторотого птенца. А как он? Очень юн, да? — настойчиво допытывалась этаженщина неопределенных лет. — Ты, что же, подал ему на мой счет какие-нибудьнадежды? Он был, конечно, в восторге?
— Он восторгался вашей красотой. Портрет великой государыни он покрылпоцелуями и оросил слезами, — усердно врал посол.
— Я думаю! А от союза с Валуа ты его отговорил?
— Я же знаю, что вы этого союза не одобрили бы.
— Пожалуй, ты не так уж глуп! Если только не предатель.
Ее тон был резок, но милостив. Посол понял, что казнь ему больше не угрожает,и низко склонился перед Елизаветой.
— Господин посол, — снова заговорила королева, наконец опускаясь в кресло, —я от вас еще жду, чтобы вы сообщили мне о переговорах между обеими королевами.Только смотрите мне в глаза! Я разумею Жанну и Екатерину. Ведь ясно, что ни безтой, ни без другой судьба Франции не может быть решена.
— Я не только восхищаюсь вашей проницательностью, она меня простопугает.
— Я понимаю, почему. Вам, вероятно, никогда не приходило на ум, что к моимпослам, которые являются моими шпионами, тоже приставлены шпионы и они следятза вами.
Тут Волсингтон выказал величайшее изумление, хотя отлично все это знал.
— Сознаюсь, — смиренно промолвил он, — что я заговорил сначала о маленькомпринце Наваррском, а не о его матери потому, что моя государыня — прекраснаямолодая королева. Будь моим государем старый король, я бы вел с ним беседу лишьо матери принца. Ибо опасна только королева Жанна.
Он увидел по ней, что уже наполовину выиграл: поэтому в его голосепродолжали звучать сугубая преданность и проникновенность.
— Мне придется поведать вашему величеству одну весьма печальную историю,которая показывает, до чего люди коварны и лживы. Вот как бедную королеву Жаннупровел один англичанин! — Казалось, посол сам потрясен до глубины души, онпредостерегающе поднял руку.
— Нет, не я. Мы должны всегда вести себя достойно. Это был всего лишь одиниз моих уполномоченных, и замысел был его. Я предоставил ему свободу действий,и вот он отправился в Ла-Рошель, где можно было наверняка застать всех друзейкоролевы Жанны, в том числе и графа Людвига Нассауского. Мой агент подговорилэтого немца улечься в постель и разыграть тяжелобольного, так что Жанна в концеконцов посетила страдальца…
Посол продолжал свой рассказ, развертывавшийся в духе шекспировских комедий;но тем бесстрастнее была его серьезность и тем больше наслаждалась королева.Уже немало посмеявшись, она заявила:
— Если этот Нассау — такой болван, то нечего строить из себя хитреца.Отговаривает Жанну от брака ее сына с француженкой, когда это единственное, чтомогло бы помочь и немецким протестантам и французским! Значит, она так всемуповерила? И что я возьму в мужья ее сына? И что ее дочь сделается королевойШотландской?
— Люди обычно склонны принимать слишком ослепительные перспективы за правдуименно потому, что они ослепляют, — торопливо подсказал посол. Елизавета же,явно довольная, продолжала:
— Вот, значит, как обстояло дело, когда вы меня сватали за маленькогоНаварру? Почему же вы сразу всего этого не выложили? Неужели я должна сначалаотрубить вам голову, Волсингтон, чтобы услышать от вас что-нибудь приятное?
— Тогда это бы вас меньше позабавило, чем сейчас, я же только и забочусь отом, как бы услужить моей великой государыне, даже рискуя собственнойголовой.
— Этой вашей остроумной проделки я не забуду.
— Она родилась целиком в голове моего агента, некоего Биля.
— Так я вам и поверила. Вы хотите скромностью увеличить ваши заслуги. Авсе-таки не забудьте пожаловать вашему Билю соответствующее вознаграждение. Ноне слишком большое! — тотчас добавила Елизавета: она была скуповата.
Козни, западни и чистое сердце
Третьей зрелой дамой, озабоченной судьбой Генриха, была Жанна, его мать, ноиз всех трех лишь она одна трудилась ради него самого. Поэтому она не доверялаискренности двух других королев и полагалась только на себя. Жаннадействительно навестила графа Нассауского на одре болезни, ибо ей все ушипрожужжали о том, как ужасно стонет ее близкий друг. Правда, он лежал наподушках весь багровый и разгоряченный, но скорее от вина, нежели от лихорадки,так, по крайней мере, показалось Жанне. Все же она заставила его сначалавыложить все те приятные новости, какие сообщил для передачи ей англичанинБиль, его собутыльник: о нападении на испанское посольство, о найденных тамбесспорных доказательствах того, что французский двор ведет двойную игру.Жанне-де предлагают в невестки принцессу Валуа, а в то же время опятьстакнулись с Филиппом Испанским. Как же может Екатерина при этом выполнитьусловие, поставленное Жанной, и вместе с протестантским войском освободитьФландрию от испанцев?
Жанна размышляла: «От кого бы ему все это знать, как не от англичан, которыеи подстроили нападение на посольство?» Во время беседы Жанна пощупала утолстого Людвига лоб и за ушами и нашла, что он здоров как бык. Поэтому онавелела своему хирургу войти и дать больному кое-какие целебные средства,которые ему, хочешь не хочешь, а пришлось проглотить. Через короткое времябедняга ужасно вспотел: лекарство подействовало и на желудок, ввиду чего Жаннепришлось ненадолго выйти из комнаты. Когда же она возвратилась, ее жертваоказалась куда податливее и без обиняков призналась, что все сведения идут отгосподина Биля, а он бесспорный агент Волсингтона.
— Но он мой друг, — заявил доверчивый Нассау, — и вы можете веритьрешительно всему, что он сказал. Мне он лгать не станет.
— Милый кузен, свет и люди очень испорчены — я не говорю о вас, —снисходительно добавила Жанна. В ответ немец-протестант, выказывая истинную игорячую заботливость, стал заклинать ее — пусть ни за что не соглашается набрак сына с француженкой. Ведь тогда ее сын опять попадет в лапы католиков,протестанты лишатся своего предводителя, сам же принц решительно ничего невыиграет, только изменит истинной вере. Да и потом — чем он будет в качествесупруга принцессы Валуа? Ведь не королем же Франции! — А вот еще в однойстране, — и здесь Нассау сделал многозначительную паузу, — он может бытькоролем. И великим королем! Его сестра, ваша дочь Екатерина, мадам, тожесделается королевой. Все это настолько послужит делу истинной веры, что уж поодному этому должно осуществиться, — добавил добряк, — и я твердо верю, чтогосподь бог повелел мне открыть все это вам.
Жанна видела, что о своем Биле он уже забыл.
Людвиг говорил горячо, потом вдруг, охваченный слабостью, упал на подушки, иЖанна оставила его, поручив заботам своего врача. Ей было жаль, что пришлосьстоль сурово, обойтись с этим честнейшим человеком, но иначе из него правды невыудишь. Ибо, к сожалению, оружием лжи служат не только люди, лишенныечести.
С последним вздохом, который слетел с его губ перед обмороком, ЛюдвигНассауский успел назвать ей имена тех, кто предлагает брак и престол ее детям:Елизавета Английская и король Шотландский. Другая мать решила бы, что это,пожалуй, слишком большая удача, но не Жанна д’Альбре: она нашла ее совершенноестественной, если вспомнить высокое происхождение королевы Наваррской, успехипротестантских войск и святое достоинство истинной веры. Ей и в голову непришло, что Елизавета, желая воспрепятствовать союзу Жанны с французскимдвором, может с помощью ни к чему не обязывающих намеков сделать обманноепредложение. Королева Жанна была слишком горда и не допускала мысли, что кто-тоспособен воспользоваться ею как средством и помешать Франции объединиться иокрепнуть.
На другой день она сказала Колиньи: — Всю ночь я старалась выпытать угоспода бога, в чем же его истинная воля; следует ли моему сыну стать королем вАнглии или же во Франции? А как полагаете вы, господин адмирал?
— Полагаю, что мы этого знать не можем, — ответил он. — Бесспорно одно:самые ревностные гугеноты, ваши надежнейшие приверженцы, будут оченьнедовольны, если принц, ваш сын, вступит в союз с заклятыми врагами истиннойверы. Ну, а будет ли господь бог против этого, я не могу утверждать, —осторожно закончил адмирал.
— А он и не против, — решительно заявила Жанна. — Он открыл мне, что к этомуделу я должна подойти чисто по-мирски, имея в виду единственно лишь честь иблаго моего дома — а их он почитает и своими! Вот что господь мне открыл.
Колиньи сделал вид, будто она убедила его. На самом деле он, конечно, и самне доверял англичанам и их планам, ибо судил как солдат. Ведь английскаяпротестантка должна была бы помочь ему освободить Фландрию от испанцев, ноименно этого она делать не желала. А католический двор Франции охотно обещалему поддержку. Поэтому адмирал был за брак принца Наваррского с Маргаритой