Он предложил осушить кубки за их добрососедские отношения дома, на юге. Идворянин охотно выпил, не думая о своих камнях. Благодаря вину он сталсловоохотливее, разрумянился и предался самой непосредственной откровенности.Он назвал сидевшему против него Генриху все, что руководило молодым человеком,перечислил его врагов, неудачи, описал его отчаянную борьбу между двумявероисповеданиями, страх ничего не свершить, остаться в одиночестве и дажеоторваться от своей родины. Лишь избраннику посылаются подобные испытания, итолько ради всего этого и приехал сюда, как выяснилось, Монтень. Ему хотелосьпосмотреть, окажется ли в силах ум, склонный к сомнению, противостоятькрайностям неразумия, которые ему угрожают отовсюду. Ведь человеческая природа,как это подтверждают история и древние авторы, непрестанно растрачивает себя натакие крайности. Люди — слепцы, которые только безумствуют и ничего не познают;таков, как правило, весь род людской. Тот смертный, которому в виде исключениягосподь бог даровал душевное здоровье, вынужден хитростью скрывать его от этихбуйных помешанных, иначе он далеко не уйдет. Большая часть истории человечествапредставляет собой лишь ряд подобных вспышек душевных заболеваний. Так будет ивпредь. И это еще хорошо; душевные болезни, которые по крайней мере изживаютсяво вне, наименее опасны: omnia vitia in aperto leviora sunt[23].
Тут Монтень провозгласил тост. Философ побывал в Париже и видел знаменитуюЛигу. За эту мощную вспышку тяжелой душевной болезни он и предложил Генрихувыпить кубок. Затем заговорил так сурово и стойко, точно сам был одним изборцов против Лиги и врагом испанского золота, сам терпеливо вербовалсторонников, сам должен был наследовать это королевство; он сказал:
— Лигу еще ждет ее расцвет и упадок, только после этого наступит ваш час,сир. Не будем спрашивать, долго ли вы продержитесь и не начнется ли после васобычное безумие. Пусть это нас не заботит. Я, без сомнения, еще увижу моегогосударя венчанным на царство. — Но тут ему напомнили о себе привычные телесныенедуги. Кроме того, он заметил по своему слушателю, что сказал достаточно, ивстал.
Однако Генрих был глубоко потрясен тем, какие отзвуки родило в нем этопророчество: слова дворянина ударялись об его сознание, точно язык колокола озвенящую медь. И он воскликнул: — Вы сами сказали это, друг! Я принц крови! —Большими шагами забегал он по зале, восклицая: — Да, я — принц крови, поэтому явсех опережу! Отсюда и мое право и мое призвание!
Монтень наблюдал за ним. Ведь он осмелился высказать скорее общиесоображения о здоровой и больной душе отдельного человека и целой эпохи. Все жеон кивнул и заявил: — Я это и имел в виду. — Ибо ему вдруг показалось, а теперьстановилось все яснее, что говорили они об одном и том же: различные нотырождают гармонию.
Он поклонился, желая уйти, и добавил в заключение:
— Имя обязывает, и оно объясняет то, чего иначе никак объяснить нельзя. Одинфлорентийский художник, чьи великие творения я прославлял, вздумал мнеобъяснять, как и почему он создал их, и сказал: он ничего-де не смог бысделать, не будь он потомком графов Каносских. Его имя — Микеланджело.
Генрих подбежал к уходившему философу, еще раз обнял его и шепнул на ухо:
— У меня нет творений. Но я могу создать их.
Moralité
Le grand danger du penseur est d’en savoir trop, et du prisonnierd’hésiter trop longtemps. Voilà ce captif de luxe, qui a des loisirset des femmes, reteni par ses plaisirs en même temps que par lesamusements désabusés de son esprit. Cependant il voit des fanatiquescupides entamer la moelle même d’un royaume que plus tard il devraredresser. Heureusement qu’il lui reste des amis pour l’admonester, une soeurpour le gifler à temps, et que même un spectre le relance afin de luirappeler son devoir. Au fond, il n’en faut pas tant, et son jour venu de luimême il prendra son essor. C’est sa belle santé morale qui lui donnel’avantage sur tous les immoderés de son époque. Comme un certaingentilhomme de ses amis, l’immoderation dans la poursuite du bien même, sielle ne l’offense, elle l’étonne et le met en peine de la baptiser. Parcontre, il possède le mot propre par quoi il signale et ses qualitéset ses droits. En appuyant sur son titre de prince du sang c’est enrealité sur les prerogatives de sa personnalité morale qu’ilinsiste.
Наибольшая опасность для мыслителя — это слишком много знать, а для узника— слишком долго медлить. Пред вами царственный пленник — у него есть и досуг иженщины, его удерживают и удовольствия и горькие развлечения ума. Но все жеон видит, как алчные фанатики высасывают жизненные соки королевства, котороеему некогда придется воссоздать. Хорошо еще, что у него есть друзья, чтобыего корить, есть сестра, чтобы вовремя отхлестать по щекам, и даже являетсяпризрак, чтобы напомнить о долге. В сущности, всего этого, пожалуй, слишкоммного: когда настанет его день и час, он сам взлетит на высоту, ибо егонравственное здоровье дает ему преимущество перед всеми, не знающими мерысовременниками. Неумеренность, даже в добре, если и не оскорбляет его, то,так же как у некоего дворянина, его друга, родит недоумение, и он не знает,как это назвать. Сам же, напротив, он владеет нужным словом, чтобы определитьсвои права и полномочия. Подчеркивая свои права как принц крови, он на самомделе лишь утверждает превосходство своей личности.
VII. Тяготы жизни
«Моя маленькая победа»
Город Нерак лежит в сельской местности, над ним летают птицы, к его воротам,топоча копытцами, тянутся стада овец, а вокруг лежат ровные и необычайноплодородные поля; все это так уже тысячу лет. Люди обделывают дерево и кожу,режут камень и скотину, стоят на берегу зеленого Баиза и удят рыбу. Но кактолько на дороге появляются, вздымая пыль, вооруженные всадники, жители спешатпопрятать свое добро и выходят к ним с пустыми руками, в надежде, что ихпощадят. Ведь положиться нельзя ни на стены, ни на рвы, ни на господ — будь оникатоликами или гугенотами, смотря по тому, кто сейчас взял верх. А следующийотряд, который уже приближается, либо перебьет их, либо выгонит. Спасениегорожан в одном: надо подчиняться каждому, кто этого потребует; они так иделают. Поэтому в Нераке одни ходят к обедне, другие слушают проповедь и, взависимости от того, какой религии придерживается последний завоеватель,утверждают, что верят в то или в другое.
Молодой король Наваррский, благополучно вырвавшись на свободу, предпочелобъехать стороной свою столицу По: там его матери, королеве Жанне, своимвысоким рвением удалось разжечь в протестантах нетерпимость. Поэтому он избралсвоей резиденцией и местопребыванием двора провинциальный Нерак. Город этотнаходился в графстве Альбре, принадлежавшем искони его предкам со стороныматери, и лежал примерно посередине страны, которой ему предстояло теперьуправлять. В нее входили его собственное королевство и провинция Гиеннь сглавным городом Бордо. А королевство по-прежнему составляли области Альбре,Арманьяк, Бигорра и Наварра. Пока он сидел в Лувре, его дворяне и гугенотыуспели отбиться как от старика Монлюка, вторгшегося к ним по приказу короляФранции, так и от испанских отрядов, спускавшихся с гор. Страна, которой правилновый губернатор, — он именовался также королем, — тянулась вдоль Пиренеев иокеанского побережья, до устья Жиронды. Словом, весь юго-запад.
Воздух свободы пьянит, как вино, которое пьешь на ветру и на солнце. И хлебсвободы сладок, даже если он черствый. Какая радость — свободно разъезжать постране после долгого заточения! Лишь изредка возвращаться домой и всюду бытьдома! Ни сторожей, ни соглядатаев, везде только друзья! Как легко здесьдышится, насколько любая скотница кажется прекраснее принцессы! Но вы,уважаемые земляки, выглядите неважно. Вам, верно, круто пришлось, пока нас небыло? В этом повинны и Монлюк, и испанцы, и ваши две веры. Кто в силах все этовынести — ревностное служение религии и постоянную опасность, угрожающую жизни!Мы тоже, почти все, можем на этот счет кое-что порассказать. Вы побросали вашиистоптанные пашни и сожженные дома, их в этой провинции наберется до четырехтысяч. Сами вы в конце концов превратились в разбойников, и я вас понимаю. Новсему этому я положу конец, и здесь настанет мир.
Он верил в то, что все могут обновиться, так как сам начинает здесь всесызнова. Быть добрым и терпимым — разве это уж так трудно? Но маленькие городкипережили немало горя. Они уперлись и заперлись. Они поднимают мост, когда мыприближаемся.
— Ну-ка, Тюрен, у тебя голос звонкий! Крикни им туда, наверх, чтогубернатор, мол, прощает им все их провинности. И за все, что мы будем брать,мы заплатим. Не желают? Скажи, пусть не валяют дурака. Ведь если мы ворвемся кним силой, грабежа не миновать. Мой Рони уже облизывается, без грабежа необойдешься, уж так всегда бывает.
И вот, согласно добрым старым обычаям, его солдаты действительно слегкаграбили, порою насиловали, а кой-кого и вздергивали. Пусть эти упрямыегородишки знают, кто здесь хозяин. После взятия города оставался комендант снебольшим отрядом солдат, и власть короля распространялась еще на несколькомиль. Принц крови поддерживал ее, неустанно объезжая свои владения. Порою онмимоходом бросал друзьям — давнему другу д’Обинье и даже юному Рони: — Тебя яберу в свой тайный совет. — Когда в один прекрасный день появился и Морней,Генрих пожелал, чтобы тайный совет короля действительно собрался в Неракскомзамке: дю Плесси-Морней был прирожденным государственным деятелем и дипломатом.Но в первое время совет собирался редко.
Возвращается государь после одной из своих поездок и получает весть о том,что на большой дороге ограбили каких-то купцов. Он скачет туда… во весь опор.Когда людям возвращают их добро, они охотно платят налоги — не то, чтокрестьянин, этот ни за что не выроет закопанную в землю кубышку с деньгами,