Лейтенант спустился вниз. Оставшиеся в спальне переглянулись.
– Ладно, – мрачно процедил Рикетт, – вы еще не ранены. Живо к окнам!
В столовой Джеймисон стоял перед капитаном Колклу и кричал на него. Джеймисон находился рядом с Сили, когда пуля вышибла тому глаз. Джеймисон и Сили родились в одном городке в Кентукки. Дружили с детства, вместе ушли в армию.
– Я не позволю тебе этого сделать, проклятый гробовщик! – орал Джеймисон. Капитан сидел у дубового стола в прежней позе, положив голову на руки. Джеймисон только что узнал, что им предстоит оставить раненых в подвале, а самим в темноте прорываться из окружения, разбившись на маленькие группы. – Ты завел нас сюда – тебе нас отсюда и выводить! Всех вместе!
В комнате находились еще трое солдат. Они переводили взгляды с капитана на Джеймисона, но не вмешивались.
– Давай, сукин ты сын, полировщик гробов, – орал Джеймисон, раскачиваясь взад-вперед над столом, – не сиди, как засватанный! Поднимись и скажи что-нибудь. В Англии ты много чего наговорил, не так ли? Когда в тебя не стреляли, ты просто жить не мог без речей, сраный труповоз. К Четвертому июля он, видите ли, станет майором. Под сверкание фейерверков. Убери этот чертов игрушечный револьвер. Меня тошнит от этого револьвера!
Выйдя из себя, Джеймисон наклонился ниже, выхватил револьвер с перламутровой рукояткой из кобуры и зашвырнул в угол. Затем дернул за кобуру, но не смог сорвать ее с пояса Колклу. Достав нож-штык, он резанул по ремням, а потом бросил блестящую кобуру на пол и принялся ее топтать. Капитан Колклу не шевельнулся. Остальные солдаты, словно безучастные зрители, стояли у дубового буфета.
– Мы собирались укокошить больше фрицев, чем кто бы то ни было во всей дивизии, не так ли, гробокопатель? Для этого мы и приплыли в Европу, так? А ты собирался проследить, чтобы никто не прятался за спины других, так? Сколько немцев ты убил сегодня, сучья морда? Давай, давай, поднимайся, поднимайся! – Джеймисон схватил Колклу, рывком поднял его на ноги. Колклу продолжал таращиться в тусклую поверхность стола. Когда же Джеймисон отступил на шаг, Колклу повалился на пол и остался там. – Произнеси речь, капитан. – Стоя над Колклу, Джеймисон пнул его носком ботинка. – Произнеси нам речь. Прочитай нам лекцию о том, как потерять роту за один день боя. Произнеси речь о том, что раненых положено оставлять немцам. Расскажи нам, как читать карту и что такое военная этика. Мне не терпится услышать об этом. Спустись в подвал и расскажи Сили, как положено оказывать первую помощь. А потом посоветуй ему обратиться к священнику насчет пули в глазу. Давай, произнеси нам речь, расскажи, как майор защищает фланги вверенной ему части, похвали нас за отменную подготовку к бою, доложи нам, что такой экипировки, как у нас, нет ни в одной армии мира!
В столовую вошел лейтенант Грин.
– Джеймисон, вон отсюда, – произнес он ровным, спокойным голосом. – Остальным занять свои места.
– Я просто хочу, чтобы капитан произнес нам речь. – Джеймисон не шелохнулся. – Коротенькую речь для меня и остальных парней.
– Джеймисон, – в высоком голосе лейтенанта Грина зазвучали командные нотки, – возвращайся на свой пост. Это приказ.
В столовой воцарилась тишина. Снаружи донеслись очереди немецкого пулемета, пули зацокали по стенам. Пальцы Джеймисона теребили предохранитель винтовки.
– Возьми себя в руки. – Грин говорил тоном школьного учителя. – Выйди отсюда и возьми себя в руки.
Джеймисон медленно повернулся и скрылся за дверью. Трое солдат последовали на ним. Лейтенант Грин мрачно глянул на капитана Колклу, вытянувшегося на полу. Он не стал просить солдат поднять капитана.
Уже начало смеркаться, когда Ной увидел танк. Он двигался по дороге с грацией мастодонта, выставив перед собой длинный хобот-ствол.
– Ну, все, – выдохнул Ной, чуть приподнявшись над подоконником.
Танк на мгновение завяз. Гусеницы крутились, разбрасывая мягкую глину, пулеметы ловили цель. Этот первый увиденный Ноем немецкий танк загипнотизировал его. Ной смотрел на него, как кролик на удава. Такой большой, такой неуязвимый, такой злобный… Теперь уже ничего не поделаешь, подумал он. Его охватило отчаяние, и одновременно он почувствовал облегчение. Ну как же, ведь ничего поделать нельзя. Появление танка освободило его от необходимости принимать какие-либо решения, брать на себя ответственность…
– Аккерман, сюда! Быстро! – услышал Ной голос Рикетта и подскочил к другому окну, у которого стоял сержант с базукой в руках. – Я хочу поглядеть, на что годится эта штуковина.
Ной присел у окна, Рикетт положил ствол базуки ему на плечо. Голова Ноя торчала над подоконником, но его это нисколько не беспокоило. В прицелах танка, катящего по дороге, все они были как на ладони. Ной дышал ровно, терпеливо ожидая, пока Рикетт прицелится.
– Их ждет маленький сюрприз, – сквозь зубы процедил Рикетт. – Не дергайся.
– Я и не дергаюсь, – раздраженно ответил Ной.
Рикетт не спешил, тщательно прицеливаясь, ведь от танка их отделяло восемьдесят ярдов.
– Не стреляй, – предупредил он Бурнекера, оставшегося у другого окна. – Пусть думают, что наверху никого нет. – Он хохотнул.
Ной удивился: это же надо – смеющийся Рикетт.
Танк вновь двинулся вперед. Величественно, не открывая огонь, словно танкисты понимали, что одного вида этого железного монстра достаточно, чтобы парализовать всякое сопротивление. Через несколько ярдов танк остановился. Немцы, прикрывавшиеся им, как щитом, прижались чуть ли не к самым гусеницам.
С другой стороны дома заработал пулемет, полив стену свинцовым дождем.
– Ради Бога, замри, – прошипел Рикетт.
Ной уперся в оконную раму. Он точно знал, что его сейчас подстрелят. Верхняя часть туловища торчала в окне. Ной смотрел на ствол орудия, едва различимый в сгустившихся сумерках.
И тут Рикетт выстрелил. Граната базуки понеслась к танку и попала в цель. Ной как зачарованный следил за происходящим, забыв упасть на пол. Какие-то мгновения внизу ничего не менялось. Потом ствол начал медленно опускаться, пока не нацелился в землю. В танке что-то глухо ухнуло. Из смотровой щели водителя и по периметру люка начал подниматься дымок. За первым взрывом последовали новые. Танк раскачивался из стороны в сторону. Потом взрывы прекратились. Танк по-прежнему грозно высился на узкой дороге между амбаром и сараем, но уже не мог сдвинуться с места. Ной увидел, как прятавшиеся за ним пехотинцы побежали. Побежали прочь от дома. По ним никто не стрелял, и они благополучно скрылись за углом амбара.
– Неплохо работает, однако, – нарушил молчание Рикетт. – Думаю, мы подбили танк. – Он убрал базуку с плеча Ноя и приставил ее к стене.
Ной все смотрел на дорогу. Ему уже казалось, что минуту-другую тому назад ничего и не произошло, что танк железным памятником стоял на дороге многие годы.
– Ради Бога, Ной, – услышал он голос Бурнекера и только тут понял, что тот раз за разом выкрикивает его имя, – отойди от окна!
И тут же, словно осознав грозящую ему опасность, Ной отпрыгнул от окна.
А Рикетт вновь взял в руки винтовку и шагнул к окну.
– Идиоты, – бурчал он, – незачем нам уходить отсюда. Мы могли бы продержаться здесь до Рождества. У Грина, этого паршивого торговца пеленками, храбрости, как у таракана. – Он выпустил очередь. – Не суйтесь сюда. Нечего вам делать у моего танка.
Лейтенант Грин вошел в комнату:
– Спускайтесь вниз. Уже стемнело. Через пару минут выступаем.
– Я побуду здесь. – Голос Рикетта сочился презрением. – Чтобы фрицы держались от дома подальше. – Он махнул рукой Ною и Бурнекеру. – А вы все идите. И смотрите, чтобы немцы вас не заметили. А то подстрелят, как толстозадых гусей.
Ной и Бурнекер переглянулись. Хотели что-то сказать Рикетту, который, пренебрежительно улыбаясь, стоял у окна с автоматической винтовкой в руках, но не нашли нужных слов. Рикетт уже отвернулся от них, когда следом за лейтенантом Грином они направились к лестнице, ведущей на первый этаж.
Гостиная провоняла потом и запахом сгоревшего пороха, под ногами валялись сотни гильз, растоптанных ботинками защитников дома. В сравнении со спальней в гостиной война давала о себе знать куда сильнее. Мебель, сваленная у окон, разломанные стулья, солдаты, присевшие на корточки или стоящие на коленях у стен. В полумраке Ной с большим трудом различил капитана Колклу, лежащего на полу в столовой. Капитан вытянул руки по швам и уставился немигающими глазами в потолок. Из носа у него текло, время от времени он всасывал сопли обратно. Никаких других звуков капитан не издавал. От его шмыганья Ной вспомнил, что простудился, и высморкался в мятый, пропитанный потом носовой платок цвета хаки, который выудил из заднего кармана брюк.
В гостиной стояла напряженная тишина, которую нарушало лишь раздраженное жужжание одинокой мухи. Райкер пару раз попытался сбить ее каской, но промахнулся.
Ной сел на пол, снял с правой ноги крагу и ботинок, тщательно расправил носок. До чего же приятно, думал он, мягко растереть ступню пальцами, натянуть на нее носок, да так, чтобы на нем не осталось ни единой складки. Остальные солдаты внимательно наблюдали за ним, словно он разыгрывал перед ними замысловатую и необычайно интересную сценку. Ной надел ботинок, потом крагу, завязал шнурок, поверх опустил брючину. Дважды чихнул, очень громко; заметил, что Райкер аж подпрыгнул.
– Будь здоров, – сказал Бурнекер и улыбнулся Ною.
Ной ответил широкой улыбкой. Ну до чего хороший человек, подумал он.
– Я не могу сказать вам, что надо делать, – неожиданно заговорил лейтенант Грин. Он сидел на корточках у двери в гостиную. По тону чувствовалось, что сначала он хотел произнести речь мысленно, для себя, а уж потом обратиться с ней к солдатам, и его удивил собственный голос. – Я не могу указать вам кратчайший путь к своим. Любая ваша идея наверняка будет не хуже моей. Ночью вы увидите вспышки орудий, днем услышите их грохот, так что общее представление о местонахождении наших частей у вас будет. Но карты вам не помогут. Мой совет – держитесь подальше от дорог. Чем на меньшие группы вы разобьетесь, тем больше у вас будет шансов вернуться. Мне очень жаль, что все так вышло, но я уверен, что мы все погибнем, если останемся здесь. Если уйдем, кто-то сможет спастись. – Лейтенант Грин тяжело вздохнул. – Может, спасутся многие. – Голос лейтенанта зазвучал веселее. – Может, большинство из нас. Для раненых мы сделали все, что в наших силах, французы пытаются заботиться о них. Если у кого-то есть в этом сомнения, – в голосе зазвучала обида, – спуститесь в подвал и убедитесь в этом сами.