– Доплатите пять центов за пять минут разговора, – раздался голос телефонистки.
– Хорошо. – Ной бросил в щель пятицентовик. Телефонистка поблагодарила его и отключилась. – Хорошо. Семьдесят шесть долларов и пятьдесят центов. – Он решил, что как-нибудь наскребет эту сумму. – Хоронить будем послезавтра. Во второй половине дня. – В этом случае у него появлялась возможность продать второго января камеру и другие вещи отца. – Адрес – отель «Вид на море». Вы знаете, где он находится?
– Да. – Язык у мужчины заплетался все сильнее. – Да, конечно. Отель «Вид на море». Завтра я пошлю человека, и вы сможете подписать контракт.
– Хорошо. – Ной, весь потный, уже собрался повесить трубку.
– И последнее, мой дорогой. Насчет ритуалов.
– Каких ритуалов?
– Какую религию исповедовал усопший?
Яков не исповедовал никакой религии, но Ною не хотелось говорить об этом мужчине из похоронного бюро.
– Он был евреем.
– Ага. – На другом конце провода помолчали, потом раздался веселый, пьяный женский голос: «Хватит болтать, Джордж, давай лучше выпьем». – Я очень сожалею, но у нас нет возможности хоронить евреев.
– Да в чем разница?! – заорал Ной. – Он не ходил в синагогу. И никакой похоронной службы ему не нужно.
– Невозможно. – К голосу на том конце провода вернулась прежняя суровость. – Мы не хороним евреев. Я уверен, вы сможете найти другие похоронные бюро… у которых есть все необходимое для кремации евреев.
– Но доктор Ферстборн рекомендовал вас. – Ной чуть не выл от отчаяния. Он чувствовал, что не выдержит еще одного разговора с похоронным бюро. – Вы же хороните людей, не так ли?
– Примите наши соболезнования в столь горький для вас час, – ответили ему, – но у нас нет никакой возможности…
На другом конце провода что-то зашуршало. «Дай мне поговорить с ним», – произнес женский голос. Трубка перекочевала к даме.
– Слушай, почему бы тебе не отстать от нас? – На Ноя, казалось, пахнуло виски. – Мы заняты. Ты слышал, что сказал Джордж? Мы не хороним кайков[12]. С Новым годом. – В трубке раздались гудки отбоя.
У Ноя дрожали руки, пот ручьями тек по телу. С трудом ему удалось положить трубку на рычаг. Он открыл дверь будки и медленно побрел к выходу мимо музыкального автомата, в котором крутилась пластинка Лоша Ломонда, мимо блондинки и пьяных матросов у стойки. Блондинка вновь улыбнулась ему.
– Что случилось? – спросила она. – Ее нет дома?
Ной не ответил. Силы покинули его, усталость придавливала к земле. Ему удалось дотащиться до стойки и залезть на высокий стул у самой двери.
– Виски.
Бармен поставил перед ним стакан. Первую порцию Ной выпил залпом и тут же заказал вторую. Виски подействовало мгновенно. Зал поплыл в приятном тумане, музыка перестала бить по барабанным перепонкам, люди, сидевшие у стойки, стали ближе. И когда блондинка в обтягивающем платье с цветами на желтом фоне, красных туфельках и маленькой шляпке с лиловой вуалеткой подошла к нему, нарочито покачивая полными бедрами, он встретил ее улыбкой.
– Так-то лучше. – Блондинка коснулась его руки.
– С Новым годом, – поздравил ее Ной.
– Сладенький… – Блондинка взгромоздилась на соседний стул, поерзала ягодицами по сиденью из красной кожи и потерлась коленом о бедро Ноя. – Сладенький, у меня беда. Я вот оглядела бар и решила, что положиться можно только на тебя. «Апельсиновый цветок», – бросила она бармену, переместившемуся на их край стойки. – А в час беды… – Она положила руку на локоть Ноя, пристально всматриваясь в его лицо сквозь вуалетку. Взгляд маленьких, синих, густо накрашенных глаз блондинки не оставлял сомнений в ее намерениях. – В час беды мне нравятся итальянцы. У них сильный характер. Они возбуждают, они сочувствуют. И сказать по правде, сладенький, мне нравятся мужчины, которые могут возбудить женщину. С другими просто не стоит иметь дело. Толку все равно не будет. Знаешь, что я ищу в мужчине? Доброжелательный характер и полные губы.
– Что? – переспросил Ной.
– Полные губы, – с придыханием повторила блондинка. – Меня зовут Джорджия. А тебя, сладенький?
– Рональд Бивербрук, – ответил Ной. – И должен сказать тебе… я не итальянец.
– О! – На лице женщины отразилось разочарование, одним глотком она ополовинила бокал с «Апельсиновым цветком». – Я бы поклялась, что ты итальянец. Так кто же ты?
– Индеец. Индеец сиу.
– Пусть так. Я все равно готова спорить, что ты знаешь, как порадовать женщину.
– Давай выпьем.
– Сладенький, – позвала блондинка бармена. – Два «Апельсиновых цветка». Двойных. – Она вновь повернулась к Ною. – Индейцы мне тоже нравятся. Кого я не люблю, так это обычных американцев. Они не знают, как ублажить женщину. Прыг-скок, ой-ой-ой – и они уже вылезают из кровати, натягивают штаны и бегут к своим женам. Сладенький, – она допила первый «Апельсиновый цветок», – сладенький, почему бы тебе не подойти к тем двум парням в синей форме и не сказать им, что ты проводишь меня домой? Возьми с собой пивную бутылку на случай, если они будут возражать.
– Ты пришла с ними? – спросил Ной. Настроение его заметно улучшилось, все тревоги куда-то подевались, он поглаживал руку блондинки и, улыбаясь, заглядывал ей в глаза. Ладони ее были в мозолях, кожа грубая, и она этого очень стыдилась.
– Это все от работы в прачечной, – печально вздохнула блондинка. – Никогда не работай в прачечной, сладенький.
– Хорошо, не буду, – охотно согласился Ной.
– Я пришла вон с тем. – Она мотнула головой в сторону пьяного, который спал, уткнувшись лицом в стойку. Вуалетка блеснула в зеленовато-лиловом отсвете музыкального автомата. – Выбыл из игры в первом иннинге. Вот что я тебе скажу. – Она наклонилась к Ною и прошептала, обдав его запахами лука, джина и фиалковых духов: – Эти матросы готовят против него заговор. Даже не стесняются того, что они в форме. Собираются ограбить его, а потом пойти следом за мной, затащить в темный переулок и обчистить мой кошелек. Возьми пивную бутылку, Рональд, и разберись с ними.
Бармен поставил на стойку два высоких стакана. Женщина достала десятку, отдала ему.
– Плачу я. Этот мальчик совсем один в новогоднюю ночь.
– Тебе незачем платить за меня.
– За нас, сладенький. – Она подняла стакан и кокетливо посмотрела на Ноя сквозь вуалетку. – Деньги, сладенький, нужны только для того, чтобы тратить их на своих друзей. – Они выпили, и блондинка погладила Ноя по колену. – Ты ужасно колючий, сладенький. С этим надо что-то делать. Давай смотаемся отсюда. Мне этот бар больше не нравится. Пойдем в мою маленькую квартирку. У меня есть бутылка «Четыре розы», только для тебя и меня, и мы сможем отпраздновать без посторонних. Поцелуй меня, сладенький. – Она вновь наклонилась к нему и решительно закрыла глаза. Ной поцеловал ее в мягкие, податливые губы. Помада блондинки пахла малиной, запахи джина и лука тоже никуда не делись. – Я больше не могу ждать, сладенький. – Она соскользнула на пол, одернула платье, взяла Ноя за руку, и, прихватив стаканы, они направились к другому концу стойки.
Двое матросов наблюдали за их приближением. Парнишки были очень молоденькие, в их глазах читалось горькое разочарование.
– Будьте повежливее с моим другом, – предупредила их блондинка. – Он индеец сиу. – Она поцеловала Ноя в шею за ухом. – Я сейчас приду, сладенький. Только подправлю марафет, чтобы ты еще больше полюбил меня. – Блондинка хихикнула, сжала руку Ноя влажной от пота ладонью и зашагала, нарочито покачивая бедрами, к женскому туалету.
– Что она тебе наболтала? – спросил младший из матросов. Его бескозырка лежала на стойке. Волосы этот парень стриг так коротко, что они напоминали пушок на голове младенца.
– Она говорит, – Ной чувствовал себя суперменом, – она говорит, что вы хотите ограбить ее.
Матрос в бескозырке фыркнул:
– Ограбить ее? Это круто. На самом деле все наоборот, братишка.
– Двадцать пять баксов, – пояснил короткостриженый. – Она запросила двадцать пять баксов с каждого. Сказала, что никогда этого не делала, что она замужем и готова рискнуть только ради хороших денег.
– Что она о себе возомнила? – пробурчал матрос в бескозырке. – А сколько она запросила с тебя?
– Ничего. – Ноя аж распирало от гордости. – И она хочет выставить бутылку вина «Четыре розы».
– Как тебе это нравится? – с горечью спросил матрос в бескозырке у своего дружка.
– Ты с ней пойдешь? – В голосе короткостриженого слышалась зависть.
Ной покачал головой:
– Нет.
– Почему нет?
Ной пожал плечами:
– Не знаю.
– Парень, тебя, похоже, здесь хорошо обслуживают.
– В Санта-Монике нам делать нечего, – решительно заявил матрос в бескозырке и с укором посмотрел на своего дружка. – С тем же успехом мы могли остаться на базе.
– А где ваша база? – спросил Ной.
– В Сан-Диего. Но он… – матрос в бескозырке указал на короткостриженого, – пообещал нам райскую ночь в Санта-Монике. Все, мол, обговорено. Две вдовы в частном доме. Нет уж, теперь организацию нашего досуга я буду брать на себя.
– Я не виноват, – оправдывался тот. – Откуда мне знать, что они разыгрывают меня, что дома с таким адресом в Санта-Монике нет?
– Мы три часа бродили в этом чертовом тумане, – продолжал матрос в бескозырке. – Искали дом, которого нет. В новогоднюю ночь! Да на своей ферме в Оклахоме я куда лучше встречал Новый год! Пошли… Нечего нам тут ловить.
– А как же этот? – Ной указал на сладко посапывающего пьяницу.
– Это не наша забота.
Короткостриженый надел белую бескозырку, и оба матроса направились к двери.
– Двадцать пять баксов! – донеслось до Ноя, перед тем как за матросами с грохотом захлопнулась дверь.
Ной выждал с минуту, по-дружески похлопал пьяницу по плечу и последовал за ними. Постоял на улице, вдохнул влажный воздух, почувствовал, как он холодит его разгоряченное лицо. В качающемся свете уличного фонаря разглядел две фигуры в синем, растворяющиеся в тумане. Повернулся и зашагал в противоположную сторону. Выпитое виски приятным теплом разлилось по всему телу.