я готового на любой компромисс. Да он и не похож на немца, с удивлением отметил Кристиан.
– Тот самый мужчина, – сказал он фон Шлайну. – И те женщины.
Солдаты затолкали Брандта в кузов, потом осторожно подсадили Симону, которая все рыдала и рыдала. Уже в кузове Симона беспомощно протянула руку к Брандту. А тот, потеряв всякий стыд, на глазах у товарищей по оружию, из рядов которых он дезертировал, взял руку Симоны и поднес к своей щеке.
Франсуаза не позволила солдатам помочь ей залезть в кузов. Она бросила на Кристиана короткий взгляд, в недоумении покачала головой и с трудом забралась в кузов сама.
«Это тебе урок, – думал Кристиан, наблюдая за ней, – хороший урок. Сама видишь, еще не все кончено. Даже теперь немцы могут еще одерживать победы…»
Грузовик двинулся с места первым. Кристиан следом за фон Шлайном залез в кабину маленького автомобиля, и они покатили по предрассветным улицам к штабу СС.
Глава 32
Город Майклу определенно не нравился. Из окон не свешивались флаги, которые встречали их на всем пути от Кутанса, не было и самодельных плакатов, приветствующих американцев, а два увидевших джип француза юркнули в дома, как только Майкл обратился к ним.
– Останови, – приказал он Стелвато. – Что-то здесь не так.
Они уже въехали на окраину, и Стелвато тормознул на широком перекрестке. Дороги убегали в серое утро, неприветливые, пустынные. Город словно вымер. Все окна каменных домов закрыты ставнями, на улицах ни велосипеда, ни автомобиля, ни повозки. После месяца, проведенного среди людей – то на дорогах, забитых бесконечным потоком танков, грузовиков, бензовозов, артиллерийских установок, пехотных частей, то в городах, где их сразу окружали толпы ликующих, празднично одетых французов и француженок, размахивающих флагами, хранившимися в тайниках все годы Сопротивления, и распевающих «Марсельезу», – окружающая их сейчас мертвая тишина казалась особенно зловещей и угрожающей.
– В чем дело? – осведомился с заднего сиденья Кейн. – Сели не в тот поезд?
– Не знаю! – со злостью бросил Майкл.
Три дня назад Павон приказал Майклу взять Кейна с собой, и все эти три дня Кейн постоянно на что-то жаловался. И война шла не так быстро, как бы ему хотелось, и жена писала ему, что получаемых денег не хватает на прокорм семьи, поскольку цены уже совсем не такие, как прежде. Спасибо Кейну, цены на мясо, масло, хлеб и детскую обувь намертво впечатались в память Майкла. «Если в семидесятом году, – раздраженно думал Майкл, – кто-нибудь спросит меня, сколько стоили гамбургеры в сорок четвертом, я без запинки отвечу: шестьдесят пять центов за фунт».
Он достал карту, разложил ее на коленях. За его спиной Кейн снял карабин с предохранителя. Ковбой, думал Майкл, вглядываясь в карту, безмозглый, жаждущий крови ковбой…
Стелвато, сидя рядом с ним, курил, сдвинув каску на затылок.
– Знаешь, от чего бы я сейчас не отказался? От одной бутылки вина и от одной француженки.
Стелвато, то ли по молодости, то ли от избытка храбрости, то ли по глупости, не чувствовал опасности, которая висела в воздухе в это хмурое осеннее утро, которой веяло от этих домов, совсем не радующихся прибытию освободителей.
– Приехали куда надо, – Майкл оторвался от карты, – но мне тут определенно не нравится.
Четырьмя днями раньше Павон направил его в 12-ю армейскую группу с целым мешком рапортов о результатах инспекции десятка городов. Они выясняли состояние коммунального хозяйства, уточняли запасы продовольствия, собирали у местных жителей информацию о должностных лицах, сотрудничавших с оккупантами. Доставив бумаги по назначению, Майкл должен был встретиться с Павоном в штабе пехотной дивизии. Когда Майкл прибыл туда, дежурный по штабу сообщил, что Павон уехал на день раньше и теперь Майкл должен встретиться с ним завтра утром в этом городе. В десять ноль-ноль в город должен был войти авангард оперативной бронетанковой группы, в которой в настоящий момент и находился полковник Павон.
На циферблате часов Майкла маленькая стрелка уже подошла к цифре одиннадцать, но, за исключением небольшого прямоугольника картона с надписью на английском «пункт водоснабжения» над стрелкой, присутствия освободителей в этом уголке Франции не наблюдалось. Во всяком случае, Майкл не находил доказательств того, что после 1919 года на эту землю ступала нога американца.
– Поехали, – подал голос Кейн с заднего сиденья. – Чего ждем? Я хочу увидеть Париж.
– Париж пока не наш. – Майкл сложил карту, пытаясь все-таки понять, что означают эти притихшие, пустынные улицы.
– Утром я слышал по Би-би-си, – добавил Кейн, – что немцы в Париже запросили мира.
– У меня они ничего не просили. – Майкл пожалел о том, что рядом нет Павона, который взял бы на себя всю ответственность.
Последние три дня Майкл провел в свое удовольствие, разъезжая по празднующей победу Франции. Сам себе командир, никто не отдает тебе никаких приказов. Но в этом городе, в это утро ничего праздновать не собирались. И Майкл все больше утверждался в мысли, что решение, принятое им в течение последних пятнадцати минут, чревато тем, что к полудню их всех могут убить.
– Ладно. – Майкл локтем толкнул Стелвато. – Давай поглядим, что делается у пункта водоснабжения.
Стелвато включил двигатель. На малом ходу они свернули на боковую улочку и направились к мосту, переброшенному через неширокую речушку. Подъехав поближе, они увидели еще один указатель и большой брезентовый резервуар с насосом. Майкл уже решил, что пункт водоснабжения брошен, как и город, но тут заметил каску, осторожно выглядывающую из окопа, замаскированного ветками.
– Мы услышали шум мотора, – прозвучал голос из-под каски. Из окопа вылез молодой, бледный и, как показалось Майклу, испуганный солдат. За ним последовал второй. Солдаты подошли к джипу.
– Что у вас тут творится? – спросил Майкл.
– Мы думали, это вы нам расскажете, – отозвался первый солдат.
– В десять утра через город не проходила оперативная группа?
– Никто здесь не проходил, – ответил второй солдат. Он был невысокого роста, пухлый, на вид лет сорока, с заросшим щетиной лицом. Говорил этот солдат с легким шведским акцентом. – Вчера вечером проехал штаб Четвертой бронетанковой дивизии, оставил нас здесь и повернул на юг. С тех пор мы пребываем в полном одиночестве. На рассвете в центре города стреляли…
– Кто? – полюбопытствовал Майкл.
– Не спрашивай меня, браток, – ответил толстяк. – Я оставлен здесь, чтобы качать воду из этого ручья, а не проводить частное расследование. В лесах полно фрицев, они стреляют по лягушатникам, а лягушатники стреляют по ним. Лично я жду подкрепления.
– Давай поедем в центр и разберемся, – предложил Кейн.
– Почему бы тебе не помолчать? – повернувшись к заднему сиденью, осадил его Майкл.
Кейн, поблескивая толстыми стеклами очков, нерешительно улыбнулся:
– Мы вот с приятелем решаем, не податься ли нам отсюда. Проку от нашего сидения здесь не будет. А вот шлепнуть нас могут в два счета. Утром прибегал какой-то лягушатник. Сказал, что на другой стороне города восемьсот фрицев с тремя танками и к полудню они собираются занять город.
– Веселенькое дело! – вырвалось у Майкла. Теперь он понимал, почему его не встречают с флагами.
– Восемьсот фрицев, – повторил Стелвато. – По-моему, нам пора домой.
– Вы думаете, тут безопасно? – спросил у Майкла молоденький солдат.
– Как в твоей собственной гостиной! – огрызнулся Майкл. – Откуда мне знать?
– Я только спросил. – В голосе молодого солдата слышался упрек.
– Не нравится мне все это. – Толстяк с шведским акцентом оглядел улицу. – Совершенно не нравится. Они не имели права вот так бросить нас одних у этого чертова ручья.
– Никки, – Майкл повернулся к Стелвато, – разверни джип, чтобы при необходимости мы могли быстренько смыться отсюда.
– А в чем дело? – Кейн наклонился к Майклу. – Струхнул, что ли?
– Слушай ты, генерал Паттон[84], – Майкл постарался изгнать из голоса раздражение, – когда нам понадобится герой, мы тебя позовем. Никки, разворачивай джип.
– А я бы прямо сейчас уехал домой, – вздохнул Стелвато.
Но он вновь сел за руль, развернул джип, выдернул автомат из зажимов под ветровым стеклом, подул на него. Автомат был весь покрыт пылью.
– Так какие у нас планы? – Ручищи Кейна нетерпеливо перехватывали карабин. Майкл посмотрел на него с нескрываемой неприязнью. Неужели, подумал он, его брат получил Почетную медаль конгресса за такую вот дремучую дурь?
– Пока побудем здесь, – ответил Майкл. – Подождем.
– Кого? – спросил Кейн.
– Полковника Павона.
– А если он не появится? – не унимался Кейн.
– Тогда примем другое решение. Сегодня у меня счастливый день. – Майкл вздохнул. – Готов спорить, что до заката меня хватит на три решения.
– А я думаю, нам надо послать Павона к черту и катить в Париж, – не согласился с ним Кейн. – Би-би-си говорит…
– Я знаю, что говорит Би-би-си, – прервал его Майкл, – и я знаю, что говоришь ты, но я сказал, что мы будем сидеть здесь и ждать.
Он отошел от Кейна и уселся на траву, прислонившись к низкой каменной стене, которая тянулась вдоль речушки. Двое солдат бронетанковой дивизии с сомнением посмотрели на него и залезли в свой окоп, замаскировавшись ветками. Стелвато прислонил автомат к стене, лег на землю и заснул. Он вытянулся и закрыл лицо руками. Странно, в таком виде он напоминал покойника.
Кейн уселся на камень, достал блокнот и начал писать письмо жене. В своих письмах он подробно описывал, что делал и что видел, даже если это были изувеченные трупы и ужасные раны. «Я хочу, чтобы жена знала, что творится вокруг, – объяснял Кейн. – Если она поймет, какие испытания выпадают на нашу долю, у нее, возможно, изменится взгляд на жизнь».
Майкл смотрел на город поверх склоненной каски Кейна, который с расстояния в три тысячи миль пытался изменить взгляд на жизнь своей фригидной супруги. Однако древние стены домов и закрытые ставнями окна без единого флага не желали делиться с Майклом своими секретами.