– Ну и черт с ним! – вырвалось у Майкла. Он повернулся к Кейну. – Поедем в центр и поглядим, что там происходит.
Кейн широко улыбнулся:
– Поехали. – Он убрал блокнот и карандаш. – Ты меня знаешь. Я поеду куда угодно.
«Сукин ты сын, – подумал Майкл, – знаю, что поедешь». Он подошел к Стелвато, наклонился, забарабанил пальцами по каске. Стелвато застонал, не желая покидать ну очень приятный сон.
– Отстаньте от меня, – пробормотал Стелвато.
– Поднимайся, поднимайся. – Майкл забарабанил сильнее. – Нам пора выигрывать войну.
Солдаты бронетанковой дивизии вылезли из окопа.
– Вы оставляете нас одних? – с обидой спросил толстяк.
– Двое прекрасно обученных, накормленных досыта, отлично вооруженных солдат должны без труда разобраться с восемью сотнями фрицев, – ответил Майкл. – В любой день недели, хоть утром, хоть вечером.
– Ты все шутишь. – Толстяк начал злиться. – Как вы можете оставить нас одних?
Майкл забрался в джип.
– Не волнуйся. Мы хотим проехаться по городу. Дадим вам знать, если обнаружим что-нибудь интересное.
– Шутник. – Толстяк с тоской посмотрел на своего напарника.
Стелвато развернул джип, и они медленно переехали через мост.
На городскую площадь они въехали, держа указательные пальцы на спусковых крючках карабинов. Но их встретили тишина и пустота. Витрины магазинов, прячущиеся за жестяными ставнями, закрытые двери церкви, гостиница, казалось уже месяц назад покинутая последним постояльцем. Майкл нервно огляделся, чувствуя, что у него задергалась щека. Даже Кейн словно язык проглотил.
– Ну? – шепотом спросил Стелвато. – Что теперь?
– Остановись.
Стелвато нажал на педаль тормоза, и джип замер посреди вымощенной брусчаткой площади.
Вдруг раздался громкий, пронзительный скрип. Майкл обернулся, вскинув карабин к плечу. Двери гостиницы распахнулись, и на площадь хлынул людской поток. Многие были вооружены. Кто с ружьем, кто с автоматом, некоторые с ручными гранатами у пояса. Здесь были не только мужчины, но и женщины, их наброшенные на голову шарфики яркими пятнами выделялись среди кепи и черных волос мужчин.
– Лягушатники, – с заднего сиденья подал голос Кейн. – С ключами от города.
Через мгновение джип окружила толпа, но радости в лицах людей Майкл не заметил. Наоборот, выглядели все серьезными и очень напуганными. У одного мужчины в коротких, до колен, бриджах и с повязкой с красным крестом на рукаве была забинтована голова.
– Что здесь происходит? – спросил Майкл по-французски.
– Мы ждем немцев, – ответила одна из женщин, маленькая, кругленькая, средних лет, в мужском свитере и мужских сапогах. Говорила она по-английски, но с ирландским акцентом, и на мгновение Майкл решил, что его разыгрывают. – Как вы пробились к нам?
– Сели в джип и въехали в город, – раздраженно ответил Майкл, не понимая, откуда в этих людях столько страха. – Что у вас тут творится?
– На той стороне города восемьсот немцев, – ответил мужчина с красным крестом на рукаве.
– И три танка, – кивнул Майкл. – Мы это уже слышали. Сегодня утром через город проходила американская часть?
– Проезжал немецкий грузовик, – ответила женщина. – Немцы застрелили Андре Фуре. В половине восьмого утра. Больше мы никого не видели.
– Вы едете в Париж? – спросил мужчина с красным крестом. Кепи у него не было, и светлые волосы падали на окровавленный бинт. Из-под мешковатых бриджей торчали голые ноги в коротких носках. Это какой-то маскарад, думал Майкл, глядя на него, в реальной жизни так не одеваются. – Скажите, – мужчина привалился к джипу, – вы едете в Париж?
– В принципе, да, – ответил Майкл.
– Следуйте за мной! – воскликнул мужчина. – У меня мотоцикл. Я только что оттуда. Через час будете на месте.
– А как насчет восьмисот немцев и трех танков? – спросил Майкл, не сомневаясь, что мужчина хочет заманить его в западню.
– Проскочим по местным дорогам. В меня стреляли только дважды. И я знаю, где поставлены мины. В Париже у нас каждый штык на счету. Мы сражаемся уже три дня, и нам нужна помощь…
Другие люди, столпившиеся вокруг джипа, согласно кивали, переговариваясь по-французски. Майкл не мог разобрать ни слова.
– Одну минуту, одну минуту. – Майкл коснулся руки женщины, которая говорила на английском. – Давайте все-таки разберемся. Скажите мне, мадам…
– Моя фамилия Дюмулен. Я – гражданка Ирландии, – голос у женщины был громкий, воинственный, – но прожила в этом городе тридцать лет. Это вы мне скажите, молодой человек: вы будете нас защищать?
Майкл неопределенно качнул головой.
– Я сделаю все, что в моих силах, мадам. – Он уже чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.
– И у вас есть патроны. – Мужчина с красным крестом жадно обозревал коробки и одеяла, сваленные за задним сиденьем. – Прекрасно, прекрасно. Если поедете следом за мной, проблем не будет. Наденьте такие же нарукавные повязки, как у меня, и вас никто не обстреляет.
– Париж сам о себе позаботится! – рявкнула мадам Дюмулен. – На нас идут восемьсот немцев.
– Только не будем устраивать базар! – Майкл вскинул руки, призывая к тишине, и подумал при этом, что в Форт-Беннинге его не учили, как вести себя в подобной ситуации. – Прежде всего скажите: кто-нибудь сам видел этих немцев?
– Жаклин! – крикнула мадам Дюмулен. – Расскажи молодому человеку, что ты видела.
– Пожалуйста, говорите медленно, – попросил Майкл. – Мой французский оставляет желать лучшего.
– Я живу в километре от города, – начала Жаклин, коренастая, ширококостная девица без единого переднего зуба. – Прошлой ночью у нашего дома остановился танк бошей, из него вылез лейтенант, потребовал масла, сыра и хлеба. Сказал, что не советует нам приветствовать американцев, потому что американцы просто пройдут через город и оставят нас одних. А потом вернутся немцы. И они расстреляют тех, кто приветствовал американцев. Лейтенант предупредил, что у него восемьсот человек. И он сказал правду! – с жаром продолжала Жаклин. – Американцы пришли и часом позже покатили дальше. Так что нам всем очень повезет, если к вечеру немцы не сожгут город дотла…
– Это безобразие! – решительно заявила мадам Дюмулен. – Американцы не имеют права так поступать с нами! Если пришли, пусть остаются! Или пусть не появляются вовсе! Я требую, чтобы нас защитили от немцев!
– Это преступление, – вмешался мужчина с красным крестом. – Французских рабочих расстреливают, как бродячих собак, потому что им не хватает патронов, а вы хотите, чтобы они сидели здесь с тремя винтовками и сотнями патронов.
– Дамы и господа, – заговорил Майкл громким, хорошо поставленным голосом, стоя в машине. – Я хотел бы сразу…
– Берегись! Берегись! – прервал его пронзительный женский вопль, раздавшийся за спиной.
Майкл оглянулся. На площадь выехал открытый автомобиль. В нем, подняв руки, стояли двое мужчин в серой военной форме.
Толпа вокруг джипа на какие-то мгновения оцепенела.
– Боши! – наконец воскликнул кто-то из мужчин. – Они хотят сдаться.
А потом совершенно неожиданно, когда автомобиль поравнялся с джипом, оба немца с поднятыми руками присели и автомобиль рванулся вперед, к повороту на дорогу в Париж. С заднего сиденья поднялся третий немец, загрохотал автомат, послышались крики раненых. Майкл сначала вытаращился на мчащийся автомобиль, потом наклонился за карабином. Он уже успел поставить его на предохранитель и теперь никак не мог передвинуть рычажок обратно.
За его спиной прогремели выстрелы. Водитель внезапно вскинул руки, автомобиль бросило на бордюрный камень, он подпрыгнул, развернулся и врезался в витрину углового магазинчика. Жалобно зазвенел жестяной ставень, слетая с петли, вдребезги разлетелось стекло. Автомобиль медленно опрокинулся на бок, из него вывалились два трупа.
Майкл наконец-то справился с предохранителем. Стелвато, застыв от изумления, сидел, не отрывая рук от руля.
– Что произошло? – Голос у него разом сел. – Что тут, черт побери, творится?
Майкл обернулся. Кейн стоял с карабином в руках, разглядывая убитых немцев. Его окутывал резкий запах сгоревшего пороха.
– Знай наших! – Кейн улыбнулся во весь рот, обнажив желтые зубы.
Майкл вздохнул, вновь посмотрел на площадь. Французы медленно, с трудом поднимались, не отрывая глаз от разбитого автомобиля. На брусчатке среди толпы остались лежать двое. Майкл узнал Жаклин. Ее юбка высоко задралась, открыв мясистые бедра. Мадам Дюмулен нагнулась над ней. Где-то зарыдала женщина.
Майкл вылез из джипа, Кейн последовал за ним. Осторожно, с карабинами на изготовку, они направились к перевернувшемуся автомобилю.
«Кейн, – с горечью думал Майкл, глядя на две серые фигуры, распростершиеся на тротуаре, – так среагировать мог только Кейн. Он повел себя, как и положено солдату, не терял ни секунды, пока я возился с предохранителем. Немцы добрались бы до Парижа, прежде чем я изготовился к стрельбе…»
В автомобиле ехали четверо: три офицера и водитель-солдат.
Он был еще жив, на его губах пузырилась кровь.
Солдат пытался уползти на четвереньках, но, увидев приближающиеся ботинки Майкла, застыл на месте.
Кейн оглядел офицеров.
– Покойники, – доложил он с усмешкой. – Все трое. За это мы должны получить как минимум по «Бронзовой звезде»[86]. Скажи Павону, чтобы он написал представление. А как насчет этого? – Кейн указал мыском ботинка на водителя.
– Он не в лучшей форме. – Майкл наклонился, коснулся плеча немца. – Ты говоришь по-французски?
Водитель поднял голову. Совсем молодой парень, лет восемнадцати или девятнадцати. Кровавая пена на губах, перекошенное от боли лицо. Он был похож на жалкого зверька. Водитель кивнул, и, видимо, это движение отозвалось болью во всем его теле. Капля крови упала на ботинок Майкла.
– Не двигайся, – шепнул Майкл на ухо раненому. – Мы постараемся тебе помочь.
Юноша осторожно лег на брусчатку, медленно перекатился на спину и застыл, глядя на Майкла сквозь пелену боли.